Шуман, Конрад

Конрад Шуман
нем. Conrad Schumann
Место рождения:	Острау, р-н Дёбельн, Саксония
Гражданство:	ГДР ГДР, ФРГ ФРГ, Германия Германия
Место смерти:	Кипфенберг, р-н Айхштет, Бавария

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ханс Конрад Шуман (нем. Hans Conrad Schumann; 28 марта 1942, Острау, Саксония — 20 июня 1998, Кипфенберг, Бавария) — один из первых перебежчиков из Восточной в Западную Германию во время строительства Берлинской стены в 1961 году. Фотография его прыжка через колючую проволоку является одним из наиболее известных снимков на тему холодной войны.

Биография

Конрад Шуман родился в Чохау, недалеко от Дёбельна. В начале 1960-х проходил службу в восточногерманской военизированной полиции. После трех месяцев начального обучения в Дрездене был направлен в унтер-офицерскую школу в Потсдаме, после чего он добровольно вызвался служить в Берлине.

15 августа 1961 года Шуман был направлен на перекресток улиц Руппинер-штрассе и Бернауэр-штрассе на охрану начатого двумя днями ранее строительства Берлинской стены. На тот момент там существовало только временное заграждение из колючей проволоки высотой около 80 см. Под предлогом проверки заграждения Шуман примял его в одном месте ногой. Заметив его действия, западные немцы с другой стороны закричали ему: «Перепрыгивай!» (нем. Komm über!), а подъехавшая полицейская машина остановилась в 10 метрах и открыла дверь, ожидая его. Шуман примеривался некоторое время, затем наконец решился, прыгнул через заграждение и побежал к полицейскому автомобилю, который сразу же забрал его с места происшествия. Фотограф Петер Лайбинг, посланный в тот день к месту строительства стены, также заметил колебания Шумана, понял, что может произойти, и заранее сфокусировал свою камеру на проволочном заграждении. Ему удалось заснять момент прыжка, и эта фотография с тех пор стала одним из наиболее символичных сюжетов холодной войны.

Впоследствии Шуман перебрался из Западного Берлина в Баварию. Там, в городе Гюнцбург, он познакомился со своей будущей женой. Работал автослесарем. Долгие годы Шуман опасался мести со стороны спецслужб ГДР за свой побег и не поддерживал никаких контактов с оставшимися в Саксонии родственниками. После падения Берлинской стены он сказал:

Лишь с 9 ноября 1989 года я чувствую себя действительно свободным.

Оригинальный текст (нем.)  

Erst seit dem 9. November 1989 fühle ich mich wirklich frei.

Страдавший от депрессии Шуман 20 июня 1998 года покончил жизнь самоубийством, повесившись в саду собственного дома.

Память о побеге

В мае 2011 года фотография «Прыжок на свободу» Ляйбинга был включена в программу ЮНЕСКО «Память мира» как часть собрания документов о строительстве и падении Берлинской стены.

Недалеко от места побега Шумана установлена посвященная этому событию скульптура Флориана и Михаэля Брауэров и Эдварда Андерса под названием «Прыгун через Стену».

Литература

• Река О. [www.profil-ua.com/index.phtml?action=view&art_id=1612 Рождение Европы. «Прыжок на свободу»] // Профиль : журнал. — К.: «Главред-Медиа», 2009. — № 42 (111). — С. 38—39.
• Küpper S. [asp.axel-springer-akademie.de/fileadmin/docs/asp2010/print/PDF%20HL%20Lokal%20Kuepper%20Sprung-1.pdf Der Sprung seines Lebens: die Flucht — Der Fluch seines Lebens: der Sprung] (нем.) // Augsburger Allgemeine. — 2009. — Nr. 257. — S. V1–V2.
• [www.spiegel.de/spiegel/print/d-7352917.html Conrad Schumann gestorben] (нем.) // Der Spiegel. — 1998. — Nr. 27. — S. 194.

Ссылки

Внешние видеофайлы
	[www.youtube.com/watch?v=SMV7phB_4nA Побег Шумана]

Отрывок, характеризующий Шуман, Конрад

– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»