Конрад (маркграф Монферратский)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Коррадо дель Монферрато
Conrà ëd Monfrà<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Конрад (маркграф Монферрат). Франсуа Эдуар Пико.</td></tr>

король Иерусалима
1190 — 1192
Предшественник: Сибилла Иерусалимская и Ги де Лузиньян
Преемник: Мария Иерусалимская
маркграф Монферрата
1191 — 1192
Предшественник: Вильгельм V Старый
Преемник: Бонифаций I Монферратский
Сеньор Тира
1187 — 1192
Предшественник: вассалы Иерусалимского королевства
Преемник: Вассалы княжества Триполи.
 
Рождение: ок. 1145
Монферрат
Смерть: 28 апреля 1192(1192-04-28)
Тир
Род: Алерамичи
Отец: Вильгельм V Старый (маркиз Монферратский)
Мать: Юдифь Австрийская
Супруга: 1.неизвестная первая жена 2.Феодора Ангелина 3.Изабелла Иерусалимская
Дети: Мария Иерусалимская

Ко́нрад Монферра́тский (Коррадо дель Монферрато) (ок. 1145 — 28 апреля 1192) — маркграф Монферратский, сеньор Тирский, король Иерусалима, сын маркграфа Монферратского Вильгельма V Старого и Юдифи Австрийской, брат Гильельмо по прозвищу Длинный меч и Бонифация Монферратского, был вначале вассалом германского императора (Фридриха Барбароссы), затем в конце сентября 1179 года возглавил византийскую армию и взял в плен (засадой) в Анконской марке «полководца германского императора» Христиана, архиепископа Майнцского[1].





Ранние годы

Конрад был вторым сыном маркграфа Монферратского Вильгельма V Старого и его жены Юдифи Австрийской. Он также приходился двоюродным братом Фридриху Барбароссе, Людовику VII Французскому и Леопольду V Австрийскому.

Конрад родился в Монферрате, который в настоящее время является частью Пьемонта на северо-западе Италии. Точное место и год его рождения неизвестны. Он впервые упоминается в хрониках в 1160 году как придворный его дяди по материнской линии Конрада Бабенберга, епископа Пассау (возможно, своё имя Конрад получил как раз в честь дяди или в честь сводного брата его матери, Конрада III Германского).

В летописи Brevis Historia Occupationis et Amissionis Terræ Sanctæ («Краткая история захвата и разграбления Святой Земли») он был описан как красивый мужчина большой личной храбрости и интеллекта:

Конрад был энергичным воином, крайне умный и способным к обучению, любезным характером и делами, наделенным всеми человеческими добродетелями, не терпевшим притворство и лицемерие в политике, образованным в языках... Только в одном его возможно упрекнуть: что он соблазнил чужую жену, увез её от мужа и женился на ней сам [2]

(Последняя фраза намекает на его третий брака с Изабеллой Иерусалимской в 1190 году.)

Конрад принимал активное участие в дипломатических маневрах с двадцати лет и был также способным военачальником, участвуя наряду с другими членами своей семьи в борьбе с Ломбардской лигой. К 1179 году он женился на неизвестной девушке, возможно, дочери графа Мейнхарда I из Гориции, однако она умерла к концу 1186 года, так и не родив Конраду детей.

Византийская империя

В 1179 году, в рамках альянса его семьи с Мануилом I Комниным, Конрад возглавил армию против войск Фридриха Барбароссы, которыми командовал имперский канцлер Архиепископ Кристиан из Майнца. Он разбил немцев при Камерино в сентябре 1179 года и пленил канцлера, после чего отправился в Константинополь за наградой[3]. Конрад вернулся в Италию вскоре после смерти Мануила, в 1180 году. Его личность и внешность произвели ошеломляющее впечатление на византийский двор: Никита Хониат описывал его как человека «красивой внешности, миловидного, исключительного и несравненного в мужественности и интеллекте…»[4].

Зимой 11861187 годов Исаак II Ангел предложил свою сестру Феодору в жены младшему брату Конрада Бонифацию, чтобы возобновить византийский союз с Монферратом, но Бонифаций был женат. Конрад же, недавно овдовевший, принял к этому времени крест, намереваясь присоединиться к своему отцу в Иерусалимском королевстве. Однако ради женитьбы на принцессе он вернулся в Константинополь весной 1187 года. После женитьбы он был удостоен титула цезаря. Практически сразу Конрад был вынужден помогать императору защитить свой трон против мятежников во главе с Алексеем Враном. По Хониату, Конрад вдохновил слабого императора взять на себя инициативу в войне. Он героически сражался, без щита и шлема, в битве, в которой Вран был убит. Сам Конрад был легко ранен в плечо, при этом лично убил в бою телохранителей Врана[5].

Однако Конрад считал, что его служба была недостаточно вознаграждена. Кроме того, он опасался анти латинских настроений среди византийцев (его младший брат Ренье был убит в 1182 году) и возможной мести со стороны семьи Врана, и поэтому в июле 1187 года Конрад отправился в Иерусалим на борту генуэзского торгового судна.

Оборона Тира

Конрад, очевидно, был намерен присоединиться к отцу, который занимал замок Св. Илии. Он прибыл сначала в Акру, но город недавно перешел в руки Салах ад-Дина, и он отплыл на север, в Тир, где застал остатки армии крестоносцев. После победы в битве при Хаттине Салах ад-Дин продвигался на север и уже захватил Акру, Сидон и Бейрут. Раймунд III, граф Триполи, Реджинальд Сидонский и ряд видных баронов бежали в Тир, но большинство из них были озабочены тем, чтобы вернуться на свои земли. Раймунд III, к тому же, все более слабел здоровьем и вскоре умер.

Согласно Вильгельму Тирскому, Реджинальд Сидонский уже начал переговоры о капитуляции с Салах ад-Дином, когда прибыл Конрад. Он якобы бросил знамена Салах ад-Дина в канаву, чем завоевал лояльность горожан. Реджинальд отправился в свой замок Белфорт на реки Литани. Конрад же, при поддержке итальянских торговых общин города, вновь организовал оборону Тира.

Он был генерал в Византии в то время, чуть ли не главнокомандующий, родня трем императорам в Европе, ему предлагали жениться на сестре Базилевса. Он бросил все в Константинополе, прибыл в Тир со своими галерами. Он хотел примкнуть к своему отцу, Гилельмо Старому. О, то добрый был рыцарь. Крепко сложенный, мосты трещали когда он переходил по ним речки, ведь только одни его доспехи весили сорок килограмм, да еще меч двуручный, что тебе достался, тоже не ножик перочинный. Только в плену был он в то время. Ну, Саладин осадил Тир, а Конрад сдавать город и не думает. И тогда, Саладин выводит его отца и говорит: жизнь отца в обмен на город. И Конрад взял свой лук в руки, и сказал, что лучше он сам застрелит отца, чем сдаст Тир. Саладин устрашился такой жестокости и отпустил Гилельмо на свободу без выкупа. [6]

Когда армия Салах ад-Дина прибыла к Тиру, она нашла город хорошо защищенным. Летописец Ибн аль-Асир писал о Конраде, или, как его называли мусульмане, «al-Markis»: «Он был исчадием ада в его способности защищать город и человеком необычайной храбрости». Тир успешно выдержал осаду, и армия Салах ад-Дина ушла от стен города на юг, в Кесарию, Арсуф и Яффу. Между тем Конрад послал Йоскию, архиепископа Тира, на запад, чтобы призвать западных королей на помощь.

В ноябре 1187 года Салах ад-Дин вернулся для второй осады Тира. Конрад все еще правил городом, который в это время был сильно укреплен и наполнен христианскими беженцами из всей северной части Иерусалимского королевства. На этот раз Салах ад-Дин начал комбинированный штурм с суши и с моря, заблокировав гавань. Летописи «Itinerarium Peregrinorum» (враждебная Конраду) и «Continuation» упоминают, что египетский султан привел к стенам Тира престарелого отца Конрада, Вильгельма V Старого, плененного при Хаттине, и предложил освободить его взамен на сдачу города. Старик сказал своему сыну, чтобы он не соглашался на это, даже когда египтяне стали угрожать убить его. Конрад направил на отца арбалет и заявил, что Вильгельм прожил долгую жизнь и что лучше он лично убьет своего отца, чем сдаст город[7]. Салах ад-Дин якобы сказал: «Этот человек неверующий и очень жестокий». Однако поступок Конрада произвел впечатление на султана, и он отпустил Вильгельма, в 1188 году отец и сын воссоединились в Тортосе.

30 декабря силы Конрада провели вылазку против уставших египетских моряков, захватив несколько галер. Остальные египетские суда попытались передислоцироваться в Бейрут, но корабли Тира пустились в погоню, вынудив египтян бросить свои суда на отмели и бежать. Тогда Салах ад-Дин начал наступление с суши, полагая, что силы защитников отвлечены на морское сражение. Тем не менее, Конрад повел своих людей в контратаку и вынудил египтян отступить. Салах ад-Дину пришлось сжечь свои осадные машины и корабли, чтобы они не достались врагу.

Борьба за корону

Летом 1188 года Салах ад-Дин отпустил из плена Ги де Лузиньяна, мужа королевы Сибиллы Иерусалимской. Через год, в 1189 году, Ги в сопровождении своего брата Жоффруа появился в Тире и потребовал, чтобы Конрад вручил ему ключи от города. Конрад отказался это сделать и заявил, что Ги утратил свои права на престол в битве при Хаттине. Он заявил, что будет править городом до прибытия крестоносцев из Европы. Конрад напомнил Ги, что Балдуин IV завещал, чтобы судьбу регентства в Иерусалиме при малолетнем Балдуине V должны были решать короли Англии и Франции и император Священной Римской империи. Конрад не пустил Ги и Сибиллу в город, но дал им возможность разбить лагерь под стенами.

В 1190 году Конрад вместе с войсками Третьего крестового похода под руководством Ричарда Львиное Сердце принял участие в осаде Акры. 7 октября он убыл в Малую Азию на встречу с остатками войска Барбароссы и привел их в Палестину.

Осенью 1190 года умерла королева Иерусалимская Сибилла. Ги больше не имел законных прав на престол, но отказываться от претензий на него не собирался. Наследницей Иерусалима стала Изабелла, сводная сестра королевы Сибиллы, которая был замужем за Онфруа IV де Тороном. Тем не менее, Конрад получил поддержку её матери Марии Комниной и отчима Балиана Ибелина, а также знатных баронов. Они добились развода Изабеллы с мужем, и Конрад женился на ней, несмотря на слухи о его двоеженстве (его предыдущая жена Феодора была еще жива). Были также возражения по поводу кровосмешения — брат Конрада был ранее женат на сводной сестре Изабеллы, и церковь приравнивала это к родству. Тем не менее, папский легат Убальдо Ланфранчи, архиепископ Пизы, дал своё согласие на брак. (Противники утверждали, что он был подкуплен.) Бракосочетание было проведено 24 ноября 1190 года Филиппом из Бовэ — сыном двоюродного брата Конрада Роберта I де Дре. Конрад после это стал де-юре королём Иерусалима. За девять дней до свадьбы он был ранен в бою и вернулся со своей невестой в Тир, чтобы восстановиться. Между Конрадом и Ги де Лузиньяном началась тяжба за престол.

Ги был вассалом Ричарда Львиное Сердце, поэтому английский король поддержал его в этой борьбе, в то время как Конрада поддержали его двоюродные братья Леопольд V Австрийский и Филипп II Август. Конрад выступал в качестве главного переговорщика при капитуляции Акры и поднял знамена королей в городе. После этого стороны попытались прийти к соглашению. В 1191 году Конрад был объявлен наследником Ги де Лузиньяна в Иерусалимском королевстве, которое, впрочем, надо было ещё вновь завоевать. Конрад сохранял Тир, Бейрут и Сидон, а его наследники должны были унаследовать Иерусалим после смерти Ги. В июле 1191 года родственник Конрада, король Филипп, решил вернуться во Францию, но перед отъездом он передал половину сокровищ Акры Конраду, а также всех мусульманских пленников. Король Ричард попросил Конрада передать пленников ему, но Конрад отказывался это делать до тех пор, пока мог. Конрад не присоединился к походу Ричарда на юг, предпочитая оставаться с женой Изабеллой в Тире, полагая, что его жизнь находится в опасности.

В ту зиму Конрад начал прямые переговоры с Салах ад-Дином, подозревая, что следующим шагом Ричарда будет захват Тира и передача его Ги. Конрад рассчитывал на признание султаном себя в качестве правителя на севере, в то время как Салах ад-Дин, ведший параллельно переговоры с Ричардом о браке между его братом аль-Адилем и овдовевшей сестрой Ричарда Иоанной, намеревался окончательно поссорить Конрада с крестоносцами. Ситуация приняла комичный оборот, когда посланник Ричарда, бывший муж Изабеллы Онфруа IV де Торон, встретил посланника Конрада, Реджинальда Сидонского, на охоте с с Аль-Адилем. Соглашение с султаном сорвалось, как и брак Иоанны с мусульманином.

Убийство

В апреле 1192 года вопрос о правителе был поставлен на голосование баронов. К ужасу Ричарда знать избрала королём Конрада. Чтобы компенсировать провал Ги де Лузиньяна, Ричард предоставил ему Кипр, на котором было основано Кипрское королевство (Ричард тем самым еще и пытался удержать Ги от возвращения в Пуату, где его семья давно имела репутацию бунтарей). Племянник Ричарда Генрих II Шампанский принес известие о результате выборов в Тир 24 апреля, а затем вернулся в Акру.

Однако Конрад так и не смог короноваться. Утром 28 апреля Изабелла, которая была к тому времени беременна, задержалась в банях и не вернулась к обеду. Тогда Конрад отправился в дом своего родственника и друга епископа Филиппа де Бовэ, чтобы пригласить его отобедать с ним. Но епископ уже пообедал, поэтому Конрад отбыл домой. На пути его остановили двое ассасинов в бедняцкой одежде и ударили его кинжалами. Телохранители Конрада убили одного из нападавших и схватили другого. Некоторые источники утверждают, что Конрад умер на месте нападения или в близлежащей церкви. Летописцы Ричарда утверждали, что он был доставлен домой, причастился и призвал Изабеллу передать город под защиту Ричарда или его представителя (впрочем, реальность этой версии вызывает серьезные сомнения). Конрад был похоронен в Тире в церкви госпитальеров. «Франкский маркграф, правитель Тира, величайший дьявол их всех франков, Конрад Монферратский — покарай его господь! — был убит», — записал Ибн аль-Асир. Конечно, потеря потенциально очень мощного правителя стала ударом для королевства.

Заказчик убийства остался неизвестным. Под пытками выживший ассасин утверждал, что за убийством стоял Ричард, но это невозможно доказать. Другим подозреваемым (с меньшей вероятностью) был Онфруа IV де Торон, первый муж Изабеллы. Подозревали и причастность Салах ад-Дина, но Конрад вел с ним переговоры, поэтому заинтересованность султана в убийстве потенциально ценного союзника кажется маловероятной. Тем более, что Салах ад-Дин враждовал с ассасинами. В 1970 году историк Патрик А. Уильямс обвинил в организации убийства Генриха Шампанского, но если это так, то трудно представить, чтобы он пошел на такой рискованный шаг без одобрения своего дяди Ричарда.

Вальтер Скотт писал об этом убийстве так:

Конрад Монтсерратский, представлявший собою заметную фигуру среди крестоносцев, был в конце концов убит одним из сторонников Шейха, или Горного Старика; но и на Ричарда пало подозрение, что он был вдохновителем его убийства. [8]

Позже, возвращаясь из крестового похода, Ричард был заключен в тюрьму кузеном Конрада, Леопольдом V Австрийским. Убийство Конрада был одним из предъявленных ему обвинений. Ричард просил ассасинов оправдать его, и в письме якобы от их лидера, Рашид ад-Дина Синана, ассасины утверждали, что Ричард не имеет отношения к убийству. В письме указывалось, что в 1191 году Конрад захватил корабль ассасинов, что нашли убежище в Тире во время шторма. Он убил капитана, заключил в тюрьму экипаж и ограбил корабль. Когда Рашид аль-Дин Синан просил вернуть экипаж судна и сокровища, он получил отказ, после чего лидер ассасинов выписал Конраду смертный приговор. Тем не менее, это письмо, как полагают, были сфальсифицировано: Синан к тому времени был уже мертв. Последующие события — свадьба Изабеллы и Генриха Шампанского всего семь дней спустя после смерти Конрада — по-прежнему считаются одними из косвенных доказательств причастности Ричарда к убийству Конрада.

Образ в искусстве

Образ Конрада неоднократно использовался в поэзии трубадуров, в частности, Бертраном де Борном и Пейролем, в качестве героической фигуры, благородного защитника Тира. В поэтическом сборнике Carmina Burana он упомянут как «marchio clarissimus, vere palatinus» («самый известный маркиз, истинный паладин»). Однако в дальнейшем, во многом из-за идеализации образа Ричарда Львиное Сердце, образ Конрада как антагониста Ричарда стал приобретать негативный оттенок.

Вальтер Скотт в романе «Талисман» представляет Конрада Монферратского (в романе — «Монтсерратского») в образе злодея. Такую же трактовку он получил и у Мориса Хьюлетта в романе «The Life and Death of Richard Yea-and-Nay» (1900), и у Рональда Уэлча в романе «Knight Crusader» (1954). Демонизация образа Конрада достигает апогея в книге Грэма Шелби «The Kings of Vain Intent» (1970): он изображен в виде зловещей фигуры, физически напоминающей вампира (в главе, добавленной автором к изданию в США, Конрад избивает и насилует Изабеллу). Эти работы отражают сформировавшееся в период Возрождения представление о Конраде как о беспринципном интригане, лицемере и садисте. В противоположность этому французская романистка Зоя Ольденбург изображает его в более позитивном свете, в соответствии с описаниями Никиты Хониата — в рассказе «Argile et Cendres». Конрад является главным героем романа Луиджи Габотто «Corrado di Monferrato» (1968), который охватывает всю его жизнь, а также мистического детектива Алана Гордона «Иерусалимская вдова» (2003), в котором исследованы обстоятельства убийства.

В кинематографе

  • В 1935 году в фильме Сесила Б. де Милля «Крестовые походы» его сыграл Джозеф Шилдкраут. Конрад представлен как коварный изменник, участник заговора против Ричарда.
  • Ричард Львиное Сердце / King Richard and the Crusaders (США, 1954) режиссёр Дэвид Батлер, в роли Конрада — Майкл Пэйт.
  • Египетскому фильм 1963 года «Салах ад-Дин».
  • На телевидении его сыграл Майкл Пик в британском телесериале 1962 года «Richard the Lionheart».
  • В более объективном свете Конрад показан в сериале ВВС 19801981 годов «Талисман».

В компьютерных играх

  • В компьютерной игре «Assassin's Creed» одним из антагонистов является Вильгельм V Монферратский, отец Конрада. По сюжету главный герой-ассасин должен убить Вильгельма, что соотносится с реальными обстоятельствами убийства Конрада.

Напишите отзыв о статье "Конрад (маркграф Монферратский)"

Литература

  • Brand, Charles M. Byzantium Confronts the West, 1968, ISBN 0-7512-0053-0
  • Brevis Historia Occupationis et Amissionis Terræ Sanctæ, in Die Chronik des Propstes Burchard von Ursberg, ed. Oswald Holder-Egger & Bernhard von Simson, Monumenta Germaniæ Historica: Scriptores in Usum Scholarum, (Hannover & Leipzig, 1916), pp. 59–64
  • Choniates, Niketas, Historia, ed. J.-L. Van Dieten, 2 vols., Berlin and New York, 1975; trans. as O City of Byzantium, Annals of Niketas Choniates, by H.J. Magoulias, Detroit; Wayne State University Press, 1984, ISBN 0-8143-1764-2
  • Edbury, Peter W. The Conquest of Jerusalem and the Third Crusade, 1998, ISBN 1-84014-676-1
  • Gabrieli, Francesco. Arab Historians of the Crusades, English translation 1969, ISBN 0-520-05224-2
  • Gilchrist, M. M. «Character-assassination: Conrad de Montferrat in English-language fiction & popular histories», [www.marchesimonferrato.com/web2007/_resources/6.pdf Bollettino del Marchesato. Circolo Culturale I Marchesi del Monferrato, Alessandria, no. 6 (Nov. 2005), pp.5-13.]
  • Gilchrist, M. M. «Getting Away With Murder: Runciman and Conrad of Montferrat’s Career in Constantinople», The Mediæval Journal. St Andrews Institute of Mediæval Studies, vol 2, no. 1 (2012), pp. 15–36, ISBN 978-2-503-54307-9
  • [centri.univr.it/RM/biblioteca/scaffale/volumi.htm#Walter%20Haberstumpf Haberstumpf, Walter. Dinastie europee nel Mediterraneo orientale. I Monferrato e i Savoia nei secoli XII—XV, 1995].
  • Ilgen, Theodor. Konrad, Markgraf von Montferrat, 1880
  • Nicholson, Helen J. The Chronicle of the Third Crusade: The Itinerarium Peregrinorum et Gesta Regis Ricardi, 1997, ISBN 0-7546-0581-7
  • [www.marchesimonferrato.com/web2007/_pages/gen_summary.php?DR=all&URL=marchesidelmonferrato.com&LNG=IT&T=news&L=3&C=2&A=0&D=IT{240BDFAA-5BC4-3FEB-AB96-116EA026378B} Riley-Smith, Jonathan. «Corrado di Monferrato», Dizionario Biografico degli Italiani, vol. XXIX, Rome 1983, pp. 381—387]
  • Runciman, Steven. A History of the Crusades, 1951-54, vols. 2-3.
  • Usseglio, Leopoldo. I Marchesi di Monferrato in Italia ed in Oriente durante i secoli XII e XIII, 1926.
  • [www.fordham.edu/halsall/basis/GuillaumeTyr4.html William of Tyre, French continuation of. Historia rerum in partibus transmarinis gestarum].
  • Williams, Patrick A. «The Assassination of Conrad of Montferrat: Another Suspect?», Traditio, vol. XXVI, 1970.

См. также

Примечания

  1. [samlib.ru/t/trubnikow_a/monf_04.shtml Трубников Александр. Владетели Монферрат и эпоха Крестовых походов хроники несостоявшихся империй. Часть четвертая]
  2. Die Chronik des Propstes Burchard von Ursberg, ed. Oswald Holder-Egger & Bernhard von Simson, Monumenta Germaniæ Historica: Scriptores in Usum Scholarum, (Hannover & Leipzig, 1916), p. 64
  3. Roger of Howden, Chronicle year 1179; Choniates, ed. van Dieten, Historia, vol. 1, p. 201, and ed. Magoulias, O City of Byzantium, p. 114.
  4. Choniates, loc. cit.
  5. Choniates, ed. van Dieten, Historia, vol. 1, pp. 386-87, and ed. Magoulias, O City of Byzantium, p. 212-13.
  6. [samlib.ru/w/walxd_w_w/poslednijmerowing.shtml Последний Меровинг]
  7. [last-merovingian.blogspot.co.uk/2011/12/you-different-and-thats-it.html The Last Merovingian]
  8. [www.lib.ru/PRIKL/SKOTT/scott6.txt Сент-Ронанские воды]

Ссылки

  • [templiers.info/cross_and_demilune/index.php?id=great_people&great_people=Conrad_de_Montferrat_seigneur_of_Tyre Прибытие Конрада де Монферрат в Тир]
  • [samlib.ru/t/trubnikow_a/monf_01.shtml Владетели Монферрат и эпоха Крестовых походов хроники несостоявшихся империй]
  • [samlib.ru/t/trubnikow_a/monf_04.shtml Гильельмо, маркграф де Монферрат, по прозвищу Старый и его сыновья]
  • Елена Сизова. [www.monsalvat.globalfolio.net/rus/dominator/frederick-II-roman-emperor/sizova_frederick_poetry/index020.php Фридрих II Гогенштауфен и его династия в зеркале литературы]. Историко-искусствоведческий портал "Монсальват". [www.webcitation.org/616kTgzjT Архивировано из первоисточника 21 августа 2011].
Предшественник:
Гильельмо V Старый
Маркиз Монферрата
1191-1192
Преемник:
Бонифаций I Монферратский
Предшественник:
Ги де Лузиньян
Король Иерусалима
(1190-)1192
Изабелла Иерусалимская)
Преемник:
Изабелла и Генрих II Шампанский

Отрывок, характеризующий Конрад (маркграф Монферратский)

– Et savez vous que vous etes terrible avec votre petit air innocent, – продолжал виконт. – Je plains le pauvre Mariei, ce petit officier, qui se donne des airs de prince regnant.. [А знаете ли, вы ужасный человек, несмотря на ваш невинный вид. Мне жаль бедного мужа, этого офицерика, который корчит из себя владетельную особу.]
Ипполит фыркнул еще и сквозь смех проговорил:
– Et vous disiez, que les dames russes ne valaient pas les dames francaises. Il faut savoir s'y prendre. [А вы говорили, что русские дамы хуже французских. Надо уметь взяться.]
Пьер, приехав вперед, как домашний человек, прошел в кабинет князя Андрея и тотчас же, по привычке, лег на диван, взял первую попавшуюся с полки книгу (это были Записки Цезаря) и принялся, облокотившись, читать ее из середины.
– Что ты сделал с m lle Шерер? Она теперь совсем заболеет, – сказал, входя в кабинет, князь Андрей и потирая маленькие, белые ручки.
Пьер поворотился всем телом, так что диван заскрипел, обернул оживленное лицо к князю Андрею, улыбнулся и махнул рукой.
– Нет, этот аббат очень интересен, но только не так понимает дело… По моему, вечный мир возможен, но я не умею, как это сказать… Но только не политическим равновесием…
Князь Андрей не интересовался, видимо, этими отвлеченными разговорами.
– Нельзя, mon cher, [мой милый,] везде всё говорить, что только думаешь. Ну, что ж, ты решился, наконец, на что нибудь? Кавалергард ты будешь или дипломат? – спросил князь Андрей после минутного молчания.
Пьер сел на диван, поджав под себя ноги.
– Можете себе представить, я всё еще не знаю. Ни то, ни другое мне не нравится.
– Но ведь надо на что нибудь решиться? Отец твой ждет.
Пьер с десятилетнего возраста был послан с гувернером аббатом за границу, где он пробыл до двадцатилетнего возраста. Когда он вернулся в Москву, отец отпустил аббата и сказал молодому человеку: «Теперь ты поезжай в Петербург, осмотрись и выбирай. Я на всё согласен. Вот тебе письмо к князю Василью, и вот тебе деньги. Пиши обо всем, я тебе во всем помога». Пьер уже три месяца выбирал карьеру и ничего не делал. Про этот выбор и говорил ему князь Андрей. Пьер потер себе лоб.
– Но он масон должен быть, – сказал он, разумея аббата, которого он видел на вечере.
– Всё это бредни, – остановил его опять князь Андрей, – поговорим лучше о деле. Был ты в конной гвардии?…
– Нет, не был, но вот что мне пришло в голову, и я хотел вам сказать. Теперь война против Наполеона. Ежели б это была война за свободу, я бы понял, я бы первый поступил в военную службу; но помогать Англии и Австрии против величайшего человека в мире… это нехорошо…
Князь Андрей только пожал плечами на детские речи Пьера. Он сделал вид, что на такие глупости нельзя отвечать; но действительно на этот наивный вопрос трудно было ответить что нибудь другое, чем то, что ответил князь Андрей.
– Ежели бы все воевали только по своим убеждениям, войны бы не было, – сказал он.
– Это то и было бы прекрасно, – сказал Пьер.
Князь Андрей усмехнулся.
– Очень может быть, что это было бы прекрасно, но этого никогда не будет…
– Ну, для чего вы идете на войну? – спросил Пьер.
– Для чего? я не знаю. Так надо. Кроме того я иду… – Oн остановился. – Я иду потому, что эта жизнь, которую я веду здесь, эта жизнь – не по мне!


В соседней комнате зашумело женское платье. Как будто очнувшись, князь Андрей встряхнулся, и лицо его приняло то же выражение, какое оно имело в гостиной Анны Павловны. Пьер спустил ноги с дивана. Вошла княгиня. Она была уже в другом, домашнем, но столь же элегантном и свежем платье. Князь Андрей встал, учтиво подвигая ей кресло.
– Отчего, я часто думаю, – заговорила она, как всегда, по французски, поспешно и хлопотливо усаживаясь в кресло, – отчего Анет не вышла замуж? Как вы все глупы, messurs, что на ней не женились. Вы меня извините, но вы ничего не понимаете в женщинах толку. Какой вы спорщик, мсье Пьер.
– Я и с мужем вашим всё спорю; не понимаю, зачем он хочет итти на войну, – сказал Пьер, без всякого стеснения (столь обыкновенного в отношениях молодого мужчины к молодой женщине) обращаясь к княгине.
Княгиня встрепенулась. Видимо, слова Пьера затронули ее за живое.
– Ах, вот я то же говорю! – сказала она. – Я не понимаю, решительно не понимаю, отчего мужчины не могут жить без войны? Отчего мы, женщины, ничего не хотим, ничего нам не нужно? Ну, вот вы будьте судьею. Я ему всё говорю: здесь он адъютант у дяди, самое блестящее положение. Все его так знают, так ценят. На днях у Апраксиных я слышала, как одна дама спрашивает: «c'est ca le fameux prince Andre?» Ma parole d'honneur! [Это знаменитый князь Андрей? Честное слово!] – Она засмеялась. – Он так везде принят. Он очень легко может быть и флигель адъютантом. Вы знаете, государь очень милостиво говорил с ним. Мы с Анет говорили, это очень легко было бы устроить. Как вы думаете?
Пьер посмотрел на князя Андрея и, заметив, что разговор этот не нравился его другу, ничего не отвечал.
– Когда вы едете? – спросил он.
– Ah! ne me parlez pas de ce depart, ne m'en parlez pas. Je ne veux pas en entendre parler, [Ах, не говорите мне про этот отъезд! Я не хочу про него слышать,] – заговорила княгиня таким капризно игривым тоном, каким она говорила с Ипполитом в гостиной, и который так, очевидно, не шел к семейному кружку, где Пьер был как бы членом. – Сегодня, когда я подумала, что надо прервать все эти дорогие отношения… И потом, ты знаешь, Andre? – Она значительно мигнула мужу. – J'ai peur, j'ai peur! [Мне страшно, мне страшно!] – прошептала она, содрогаясь спиною.
Муж посмотрел на нее с таким видом, как будто он был удивлен, заметив, что кто то еще, кроме его и Пьера, находился в комнате; и он с холодною учтивостью вопросительно обратился к жене:
– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.