Конрад II (герцог Каринтии)

Конрад II
герцог Каринтии
1035 — 1039

Конрад II Молодой (нем. Konrad II der Jüngere; 1002 — 20 июля 1039) — герцог Каринтии (с 1035 года) из Салической династии.

Биография

Конрад Молодой был старшим сыном каринтийского герцога Конрада I и Матильды Швабской. Его младшим братом был Бруно, ставший епископом Вюрцбургским.

В 1011 году, после смерти отца, Конрад, будучи ещё ребёнком, был отстранён от престола Каринтии, который император Генрих II передал своему приближённому Адальберо Эппенштейну. Конрад сохранил лишь часть владений своего деда Оттона I в долине Рейна (Шпайер, Вормс). В 1024 году Конрад выдвинул свою кандидатуру на выборах короля Германии, однако проиграл двоюродному брату Конраду Шпейерскому.

Воспользовавшись восстанием Адальберо против нового короля, Конрад Молодой смог сместить своего противника и в 1035 году получить корону Каринтии. Однако от герцогства были отделены верхнеитальянские города (Верона, Удине) и Карантанская марка (современная Штирия), которые фактически получили независимость от Каринтии.

Это значительно ослабило Каринтийское государство. Более того, большая часть местной аристократии симпатизировала Адальберо Эппенштейну и отказывалась поддержать Конрада II. Правление Конрада в Каринтии продолжалось недолго: в 1039 году он скончался и был похоронен в родовой усыпальнице Вормсского собора.

Конрад II не оставил после себя детей, в результате чего Каринтия перешла под непосредственное управление императора Генриха III и на несколько лет лишилась собственного правителя.

Ссылки

• [www.manfred-hiebl.de/genealogie-mittelalter/salier_2/konrad_2_herzog_von_kaernten_1039_salier/konrad_2_der_juengere_herzog_von_kaernten_+_1039.html genealogie-mittelalter.de]

Предшественник: Адальберо

герцог Каринтии 1035—1039

Преемник: император Генрих III

Отрывок, характеризующий Конрад II (герцог Каринтии)

– Прощайте, – сказал Пьер и направился с своим берейтором к постоялому двору.
«Надо дать им!» – подумал Пьер, взявшись за карман. – «Нет, не надо», – сказал ему какой то голос.
В горницах постоялого двора не было места: все были заняты. Пьер прошел на двор и, укрывшись с головой, лег в свою коляску.


Едва Пьер прилег головой на подушку, как он почувствовал, что засыпает; но вдруг с ясностью почти действительности послышались бум, бум, бум выстрелов, послышались стоны, крики, шлепанье снарядов, запахло кровью и порохом, и чувство ужаса, страха смерти охватило его. Он испуганно открыл глаза и поднял голову из под шинели. Все было тихо на дворе. Только в воротах, разговаривая с дворником и шлепая по грязи, шел какой то денщик. Над головой Пьера, под темной изнанкой тесового навеса, встрепенулись голубки от движения, которое он сделал, приподнимаясь. По всему двору был разлит мирный, радостный для Пьера в эту минуту, крепкий запах постоялого двора, запах сена, навоза и дегтя. Между двумя черными навесами виднелось чистое звездное небо.
«Слава богу, что этого нет больше, – подумал Пьер, опять закрываясь с головой. – О, как ужасен страх и как позорно я отдался ему! А они… они все время, до конца были тверды, спокойны… – подумал он. Они в понятии Пьера были солдаты – те, которые были на батарее, и те, которые кормили его, и те, которые молились на икону. Они – эти странные, неведомые ему доселе они, ясно и резко отделялись в его мысли от всех других людей.
«Солдатом быть, просто солдатом! – думал Пьер, засыпая. – Войти в эту общую жизнь всем существом, проникнуться тем, что делает их такими. Но как скинуть с себя все это лишнее, дьявольское, все бремя этого внешнего человека? Одно время я мог быть этим. Я мог бежать от отца, как я хотел. Я мог еще после дуэли с Долоховым быть послан солдатом». И в воображении Пьера мелькнул обед в клубе, на котором он вызвал Долохова, и благодетель в Торжке. И вот Пьеру представляется торжественная столовая ложа. Ложа эта происходит в Английском клубе. И кто то знакомый, близкий, дорогой, сидит в конце стола. Да это он! Это благодетель. «Да ведь он умер? – подумал Пьер. – Да, умер; но я не знал, что он жив. И как мне жаль, что он умер, и как я рад, что он жив опять!» С одной стороны стола сидели Анатоль, Долохов, Несвицкий, Денисов и другие такие же (категория этих людей так же ясно была во сне определена в душе Пьера, как и категория тех людей, которых он называл они), и эти люди, Анатоль, Долохов громко кричали, пели; но из за их крика слышен был голос благодетеля, неумолкаемо говоривший, и звук его слов был так же значителен и непрерывен, как гул поля сраженья, но он был приятен и утешителен. Пьер не понимал того, что говорил благодетель, но он знал (категория мыслей так же ясна была во сне), что благодетель говорил о добре, о возможности быть тем, чем были они. И они со всех сторон, с своими простыми, добрыми, твердыми лицами, окружали благодетеля. Но они хотя и были добры, они не смотрели на Пьера, не знали его. Пьер захотел обратить на себя их внимание и сказать. Он привстал, но в то же мгновенье ноги его похолодели и обнажились.