Консервная банка
Эта статья — о жестяных консервных банках. О стеклянных см. Стеклотара.
Консервная банка — герметичный контейнер для долгосрочного хранения пищевых продуктов в герметичной среде, выполненный из тонкой лужёной стали (консервной жести). Основное отличие от другой тары для хранения продуктов — невозможность обратной герметизации после вскрытия, так как вскрытие банки подразумевает разрезание металла контейнера. В консервных банках может храниться абсолютно различное содержимое, но чаще всего это консервированные продукты. Иногда встречаются консервные банки, выполненные из алюминия и других металлов. Долгосрочное хранение продуктов в консервных банках обеспечивается при соблюдении надлежащих условий хранения.
Содержание
История
Консервная банка была запатентована в 1810 году английским изобретателем Питером Дюраном, который использовал в своём изобретении открытия француза Николя Аппера. Сам он не производил консервные банки и, в 1812 году, за 1000 фунтов стерлингов продал патент двум другим англичанам — Брайану Донкину и Джону Холлу[1], которые в 1813 году построили консервную фабрику в лондонском районе Бермондси, наладили коммерческое производство консервных банок и начали поставки консервированных продуктов для Британской армии и флота.
Первые консервные банки были мало похожи на современные, поскольку изготавливались из белой жести, выполненной из выкованного вручную железного листа, покрытого оловом толщиной около 0,1 мм. Их корпуса весили около полукилограмма и изготавливались из прямоугольных листов металла и спаивались вручную на внутренней стороне банки. Дно банки также припаивалось к корпусу. Крышка припаивалась к банке только после того, как в банку закладывалась твердая пища (например мясо). Если же в банке должно было быть жидкое содержимое, то банка спаивалась полностью, за исключением небольшого отверстия на крышке банки, через которое заливалась жидкость, после чего отверстие также запаивалось.
Первые банки были достаточно дорогими, так как умелый ремесленник мог изготовить только 5 или 6 банок в час.
Ранее, при производстве консервных банок применялся свинец, который содержался в припое швов, что приводило к медленному отравлению этим металлом. Известно, что арктическая экспедиция Джона Франклина (1845—1847) употребляла в пищу консервы именно в таких банках. В результате трёхлетнего потребления консервов у многих членов экипажа появились признаки отравления свинцом[2]. Кроме того, зимой 1872-73 годов на Шпицбергене умерло 17 вынужденно зимовавших там охотников на тюленей (так называемая «трагедия в Шведском доме»); исследования их останков, проведённые в 2008 году, показали, что с высокой вероятностью их погубило отравление свинцом, содержавшимся в консервных банках с пищей[3].
Успехи металлургии во второй половине XIX века, начавшиеся с изобретений Генри Бессемера, способствовали получению низкоуглеродистой стали и оказали большую услугу производителям банок. Из этой стали начали вырабатывать более тонкую жесть, которая дала большую точность размеров изготавливаемых банок, а также облегчила работу жестянщиков и механизировала их труд. Вскрытие банок также облегчилось.
Однако использование более тонкой жести при производстве банок привело к неожиданной проблеме. В связи с высоким давлением внутри банки при термообработке консервируемых продуктов донья и крышки («концы» по профессиональной терминологии) банок стали раздуваться. Проблему помогло решить нанесение концентрических рельефных окружностей, которые возвращали концам банки первоначальное положение после остывания банки. Эти окружности находятся и на концах современных консервных банок.
Применение тонкой жести позволило отказаться от сварки при закреплении доньев и крышек. В конце 1880-х годов был придуман шов для крепления концов, названный «двойным закаточным швом» и появилось оборудование для закатывания банок таким швом. Двойной закаточный шов используется и в настоящее время.
С середины 1890-х края шва на стенках банки стали заделывать в замок. От пайки шва отказаться при этом не удалось, но возможность попадания припоя внутрь банок при этом свелась к минимуму. Припой на такой банке наносился на наружную поверхность, а концы фиксировались механическим двойным швом. Такая банка стала называться «санитарная», чтобы подчеркнуть её безопасность для здоровья.
В это же время в Англии появляется первая, полностью автоматизированная система по производству банок из жести, которая изготавливала до 6000 банок в час, а также машины для механического лужения, что позволило уменьшить зависимость от ручного труда и удешевить производство банок, что способствовало увеличению их производства в мире.
К тридцатым годам XX века консервная банка практически приобрела современный нам вид.
Вскрытие консервных банок
Первые консервные банки были тяжеловесными контейнерами, для вскрытия которых требовалась немалая физическая сила и использовались ножи, долота и другие подобные инструменты. Процесс вскрытия консервных банок упростило изобретение во второй половине 1850-х годов консервных ножей разных конструкций.
Некоторые банки оснащены собственным ключом для вскрытия.
Наиболее распространён собственный ключ в виде колечка на верхнем торце (крышке) банки —
потянув определённым образом за это кольцо, отрывают от банки крышку (которую делают надрезанной).
Применяют также ключ,
который похож на ключ от дверного замка или на гитарный колок для подтяжки струн:
ключ, прикреплённый плашмя к крышке надо отломить по надрезу,
затем зацепить прорезью в рейке (оси) ключа язычок на боковой поверхности банки
и вращать, отрывая от боковой поверхности ленточку жести (перпендикулярную вертикали и «опоясывающую» банку)
и наматывая на ключ эту ленточку.
Отрывая ленточку, отделяют от банки её верхушку
(принцип тот же, что во вскрытии (разрывании) полиэтиленовой обёртки сигаретной пачки путём оттягивания отрывной тесьмы).
Последний вариант ключа применяется обычно для крупных банок.
Сейчас для открытия чаще используют консервный нож, но в случае его отсутствия или отсутствия обычного ножа (например при выезде на природу), консервная банка может быть вскрыта подручными средствами. Если банка содержит жидкость, желательно её не деформировать до появления хотя бы маленького отверстия: тогда давление внутри и снаружи уравняется, и жидкость не ударит фонтаном.
Процесс производства банки
Материалом для производства служит белая жесть, толщиной 0,18—0,36 мм, покрытую с двух сторон защитным слоем олова.
Процесс производства консервной банки включает в себя следующие операции:
- На завод привозят рулоны жестяной или алюминиевой ленты.
- Ленту покрывают масляной пленкой и пропускают через вытяжной пресс, который формирует мелкие чаши без дна. Одновременно на другом станке вырубаются донышки и крышки.
- На следующем этапе стенки чаш вытягивают и истончают. Они приобретают форму консервной банки.
- Машина для обрезки краев убирает неровности и укорачивает банку до нужной высоты.
- На стенки банки наносят покрытие, которое станет основой для рисунка. После сушки в горячей печи на банки наносят изображение и лакируют.
- Заготовки отправляют в цех по наполнению консервных банок.
- Банки соединяют с донышками, заполняют продуктом или напитком и закрывают крышками. Аппарат способен «обслужить» до 2 тысяч банок в минуту.
- Готовые консервы пропускают через детектор. Если норма наполнения не соблюдена, продукт бракуют.
Консервные банки в массовой культуре
- В 1960-х годах консервная банка на некоторое время стала объектом искусства. Создатель поп-арта Энди Уорхол рисовал картины с жестяными банками томатного супа «Кэмпбелл» и продавал их по 100 долларов за штуку. Всего Уорхолл создал 48 подобных работ. В настоящее время их стоимость на аукционах варьируется от 2,5 до 12 млн долларов.
- В художественных произведениях не раз обыгрывалась (юмористически) ситуация, когда у людей, оказавшихся вдали от цивилизации, имелись консервы (в жестяных банках), но не имелось консервного ножа, так что люди, дескать, не могли вскрыть банки:
- Такой эпизод есть, в частности, в юмористической повести Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки».
- Стивен Ликок, «Затерянный среди зыбей, или кораблекрушение в океане» — юмористический рассказ жанра робинзонады — при наличии консервов, из-за отсутствия консервного ножа, у оказавшихся на необитаемом острове дошло до людоедства (каннибализма).
- Невозможно вскрыть консервную банку без консервного ножа в игре «DayZ», причём порой в таких случаях у игрока есть предметы, которые могли бы быть использованы для этой цели в реальном мире (!).
- В комедии "Спортлото-82" Сан Саныч и Степан украли консервную банку, и пытаясь её открыть подручными средствами просто расплющили её в лепёшку большим камнем.
- В середине XX века обществом осуждалось детское хулиганство - жестокое обращение с животными — привязывание мальчишкой к хвосту кошки верёвки, к другому концу которой привязана пустая консервная банка. Существуют мультфильмы с таким сюжетом[привести пример].
См. также
Напишите отзыв о статье "Консервная банка"
Примечания
- ↑ Gordon L. Robertson. [books.google.com/books?id=NFRR6GayR74C&pg=PA123 Food packaging]. — CRC Press, 2006. — P. 123. — ISBN 0849337755.
- ↑ Beattie O., Geiger J. Frozen in Time: Unlocking the Secrets of the Franklin Expedition. — Saskatoon: Western Producer Prairie Books, 1988. — ISBN 0-88833-303-X.
- ↑ Ulf Aasebø, Kjell G Kjær. [www.bmj.com/content/339/bmj.b5038.full Lead poisoning as possible cause of deaths at the Swedish House at Kapp Thordsen, Spitsbergen, winter 1872-3] (англ.) // BMJ. — London: BMJ Group, 2009. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0959-8138&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0959-8138].
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Консервная банка - [mmk-luch.ru/information/tinplatehistiry/ Немного об истории производства белой жести и жестяной банки]
- [article.unipack.ru/28802/ Жизнь жестянки]
Отрывок, характеризующий Консервная банка
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
