Константиново (Рыбновский район)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Село
Константиново
Страна
Россия
Субъект Федерации
Рязанская область
Муниципальный район
Сельское поселение
Координаты
Первое упоминание
Население
357[1] человек (2010)
Часовой пояс
Автомобильный код
62
Код ОКАТО
[classif.spb.ru/classificators/view/okt.php?st=A&kr=1&kod=61227836005 61 227 836 005]
Показать/скрыть карты

Константи́ново — село в Рыбновском районе Рязанской области. Расположено на живописном высоком правом берегу Оки в 43 километрах к северо-западу от Рязани.

Константиново известно тем, что здесь 3 октября 1895 года (по новому стилю) родился русский поэт Сергей Александрович Есенин. В Константинове прошли детство и юность поэта. В центральной части села расположен Государственный музей-заповедник С. А. Есенина.





Население

Численность населения
2010[1]
357

История

История села Константиново насчитывает около 400 лет. Первое упоминание о нём относится к 1619 году, село являлось тогда собственностью царской семьи. Через несколько десятилетий оно пожаловано Мышецким и Волконским.

Большей частью села стал владеть Яков Мышецкий, который дал его в приданое своей дочери Наталье, когда она выходила замуж за Кирилла Алексеевича Нарышкина.

В 1728 году владельцем Константинова стал сын Кирилла Алексеевича Семён Кириллович Нарышкин. Он получил блестящее европейское образование, состоял на дипломатической службе. Не имея прямых потомков в 1775 году завещал Константиново своему племяннику Александру Михайловичу Голицыну.

На средства Голицына в 1779 году был возведён каменный храм Казанской иконы Божией Матери. В 1808 году и имение перешло внебрачной дочери — Екатерине Александровне, в замужестве Долгоруковой.

Согласно её завещанию, в 1843 году владельцами села стали её племянники Александр Дмитриевич и Владимир Дмитриевич Олсуфьевы. Через 2 года они поделили наследство тётушки, и старший из братьев, Александр Дмитриевич, стал единолично распоряжаться имением. Его сын, Владимир Александрович Олсуфьев (1829—1867), вступил в наследство в 1853 году.

Значительным событием в жизни крестьян села Константиново стал манифест 1861 года, когда они получили личную свободу. В это время 680 ревизских душ села Константиново получили в свою собственность 1400 десятин 740 сажень земли; за их выкуп они заплатили 72 945 рублей.

Во владении Олсуфьевых село находилось до 1879 года, когда оно перешло во владение купцов Куприяновых из Богородицка — Сергея, Александра и Николая Григорьевичей.

Старший из братьев, Сергей (1843 (?) — 1923), построил земскую школу, много сделал для обучения крестьянских детей.

В 1897 году, владельцем дома и усадьбы стал московский миллионер, владелец доходных домов на Хитровом рынке, «потомственный почётный гражданин г. Москвы» Иван Петрович Кулаков.

Кулаков выстроил новое здание школы, украсил храм деревянным дубовым иконостасом. Согласно распоряжению епископа Рязанского и Зарайского Никодима (Бокова) он был похоронен в церковной ограде. После смерти отца в 1911 году, хозяйкой стала Лидия Ивановна, в замужестве Кашина. Она продолжила благотворительную деятельность своего родителя.

С 1917 года начался новый исторический период в жизни села Константиново.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Константиново (Рыбновский район)"

Примечания

  1. 1 2 [ryazan.gks.ru/wps/wcm/connect/rosstat_ts/ryazan/resources/209013804fa389e391bf99ca6ff6f188/05.+Численность+населения+сельских+населенных+пунктов+Рязанской+области.htm Всероссийская перепись населения 2010 года. 5. Численность населения сельских населённых пунктов Рязанской области]. Проверено 10 декабря 2013. [www.webcitation.org/6LkxDXqQX Архивировано из первоисточника 10 декабря 2013].

Ссылки

  • [r-oc.1gb.ru/viewpage.php?cat=ryazan&page=82 Казанской иконы Божией Матери храм]
  • [www.photo-city.ru/ryazan/ Фотографии села Константиново]

Отрывок, характеризующий Константиново (Рыбновский район)



Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.
Сзади его стоял адъютант, доктора и мужская прислуга; как бы в церкви, мужчины и женщины разделились. Всё молчало, крестилось, только слышны были церковное чтение, сдержанное, густое басовое пение и в минуты молчания перестановка ног и вздохи. Анна Михайловна, с тем значительным видом, который показывал, что она знает, что делает, перешла через всю комнату к Пьеру и подала ему свечу. Он зажег ее и, развлеченный наблюдениями над окружающими, стал креститься тою же рукой, в которой была свеча.
Младшая, румяная и смешливая княжна Софи, с родинкою, смотрела на него. Она улыбнулась, спрятала свое лицо в платок и долго не открывала его; но, посмотрев на Пьера, опять засмеялась. Она, видимо, чувствовала себя не в силах глядеть на него без смеха, но не могла удержаться, чтобы не смотреть на него, и во избежание искушений тихо перешла за колонну. В середине службы голоса духовенства вдруг замолкли; духовные лица шопотом сказали что то друг другу; старый слуга, державший руку графа, поднялся и обратился к дамам. Анна Михайловна выступила вперед и, нагнувшись над больным, из за спины пальцем поманила к себе Лоррена. Француз доктор, – стоявший без зажженной свечи, прислонившись к колонне, в той почтительной позе иностранца, которая показывает, что, несмотря на различие веры, он понимает всю важность совершающегося обряда и даже одобряет его, – неслышными шагами человека во всей силе возраста подошел к больному, взял своими белыми тонкими пальцами его свободную руку с зеленого одеяла и, отвернувшись, стал щупать пульс и задумался. Больному дали чего то выпить, зашевелились около него, потом опять расступились по местам, и богослужение возобновилось. Во время этого перерыва Пьер заметил, что князь Василий вышел из за своей спинки стула и, с тем же видом, который показывал, что он знает, что делает, и что тем хуже для других, ежели они не понимают его, не подошел к больному, а, пройдя мимо его, присоединился к старшей княжне и с нею вместе направился в глубь спальни, к высокой кровати под шелковыми занавесами. От кровати и князь и княжна оба скрылись в заднюю дверь, но перед концом службы один за другим возвратились на свои места. Пьер обратил на это обстоятельство не более внимания, как и на все другие, раз навсегда решив в своем уме, что всё, что совершалось перед ним нынешний вечер, было так необходимо нужно.
Звуки церковного пения прекратились, и послышался голос духовного лица, которое почтительно поздравляло больного с принятием таинства. Больной лежал всё так же безжизненно и неподвижно. Вокруг него всё зашевелилось, послышались шаги и шопоты, из которых шопот Анны Михайловны выдавался резче всех.
Пьер слышал, как она сказала:
– Непременно надо перенести на кровать, здесь никак нельзя будет…
Больного так обступили доктора, княжны и слуги, что Пьер уже не видал той красно желтой головы с седою гривой, которая, несмотря на то, что он видел и другие лица, ни на мгновение не выходила у него из вида во всё время службы. Пьер догадался по осторожному движению людей, обступивших кресло, что умирающего поднимали и переносили.