Константинополь

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Константино́поль (греч. Κωνσταντινούπολις, Константину́полис, или ἡ Πόλις — «Город»), осман. قسطنطينيه‎ [kostantîniyye], тур. Konstantinopolis, лат. Constantinopolis) — название Стамбула с 11 мая 1330 до 28 марта 1930 года, неофициальное[2] название (офиц. Новый Рим[3][2]) столицы Римской империи (330395), Византийской, или Восточно-Римской империи (3951204 и 12611453), Латинской империи (12041261) и Османской империи (14531922).

Византийский Константинополь, находившийся на стратегическом мысе между Золотым Рогом и Мраморным морем, на границе Европы и Азии, был столицей христианской империи — наследницы Древнего Рима и Древней Греции. На протяжении Средних веков Константинополь был самым большим и самым богатым городом Европы.

Среди имён города — Византий (греч. Βυζάντιον, лат. Byzantium), Новый Рим (греч. Νέα Ῥώμη, лат. Nova Roma) (входит в состав титула патриарха), Константинополь, Царьград (у славян; перевод греческого названия «Царственный град» — Βασιλεύουσα Πόλις — Василевуса Полис, город василевса) и Стамбул. Название «Константинополь» (Κωνσταντινούπολη) сохраняется в современном греческом языке, «Царьград» — в южнославянских. В IX—XII веках использовалось и пышное название «Византида» (греч. Βυζαντις)[4]. Город был официально переименован в Стамбул в 1930 году в ходе реформ Ататюрка.





История

Константин Великий (306—337)

В 324 году, после побед в междоусобных войнах, император Римской империи Константин Великий разворачивает в существовавшем с VII века до н. э. как греческая колония городе Виза́нтии крупнейшее строительство — перестроен ипподром, построены новые дворцы, возведена огромная церковь Апостолов, строятся крепостные стены, со всех концов империи в город свозятся произведения искусства. В результате масштабного строительства город увеличивается в несколько раз, существенно увеличивается прирост населения за счёт миграции из европейских и азиатских провинций.

11 мая 330 года Константин официально переносит столицу Римской империи в город на Босфоре и нарекает его Новым Римом, Константинополем.

В последующем город так стремительно рос и развивался, что уже через полвека, при правлении императора Феодосия, возводятся новые городские стены. Новые стены города, сохранившиеся до наших дней, заключили в себя уже семь холмов — столько же, сколько в Риме.

Разделённая империя (395—527)

После смерти Феодосия в 395 году Римская империя окончательно делится на Западную Римскую империю и Восточную Римскую империю. После гибели Западной Римской империи (476) Восточная империя традиционно называется западным термином Византийская империя или просто Византия, хотя самоназванием это никогда не было, и до конца существования Византии империя называлась Ромейской (то есть Римской), а её жители — ромеями (римлянами).

Город Юстиниана (527—565)

Во времена правления императора Юстиниана в 527565 годах для Константинополя наступает «золотой век». Через пять лет его правления в 532 году в городе вспыхнуло крупнейшее восстание «Ника» — город был существенно разрушен, собор Святой Софии сгорел.

После жестокого подавления бунта Юстиниан заново отстраивает столицу, привлекая лучших архитекторов своего времени. Строятся новые здания, храмы и дворцы, центральные улицы нового города украшаются колоннадами. Особое место занимает строительство собора Святой Софии, который стал самым большим храмом в христианском мире и оставался таковым на протяжении более тысячи лет — вплоть до постройки Собора Святого Петра в Риме.

«Золотой век» не был безоблачным: в 544 году Юстинианова чума унесла жизни 40 % населения города.

Город быстро растёт и становится сначала деловым центром тогдашнего мира, а вскоре и самым большим городом мира. Его даже стали называть просто Город.

Первые упоминания турецкого топонима İstanbul ([isˈtanbul] — иста́нбул, местное произношение ɯsˈtambul — ыста́мбул) появляются в арабских, а затем и тюркских источниках X века и происходят от (греч. εἰς τὴν Πόλιν), «ис тин пόлин» — «в город» или «к городу» — является косвенным греческим наименованием Константинополя.

Осады и упадок

В период с 666 года по 950 год город подвергается неоднократным осадам со стороны арабов и русов.

Во времена правления императора Льва Исавра в 717741 годах начинается период иконоборчества, который продлится до середины IX века, уничтожаются многие фрески и мозаики на религиозные темы.

Расцвет при Македонянах и Комнинах

Второй величайший расцвет Византии, а с ней и Константинополя, начинается в IX веке с приходом к власти Македонской династии (8561071). Тогда, одновременно с крупными военными победами над основными врагами — болгарами (Василий II даже носил прозвище Болгаробойца) и арабами, расцветает грекоязычная культура: наука (реформируется Константинопольская высшая школа — своего рода первый европейский университет, основанный ещё Феодосием II в 425 году), живопись (в основном фрески и иконы), литература (в основном агиография и летописание). Усиливается миссионерская деятельность, преимущественно среди славян, примером чему служит деятельность Кирилла и Мефодия.

В результате разногласий между папой римским и патриархом Константинополя в 1054 г. произошло разделение христианской церкви, а Константинополь стал православным центром.

Так как империя была уже далеко не такой большой, как во времена Юстиниана или Ираклия, в ней не было других городов, сопоставимых с Константинополем. В это время Константинополь играл основополагающую роль во всех областях жизни Византии. С 1071 года, когда началось нашествие турок-сельджуков, империя, а с ней и Город вновь погружаются во мрак.

Во времена правления династии Комнинов (10811185) Константинополь переживает последний расцвет — правда, уже не такой, как при Юстиниане и Македонской династии. Центр города смещается на запад к городским стенам, в нынешние районы Фатих и Зейрек. Строятся новые церкви и новый императорский дворец (Влахернский дворец).

В XI и XII столетиях генуэзцы и венецианцы берут в руки торговую гегемонию и располагаются на Галате.

Падение

13 апреля 1204 года Константинополь захватывается рыцарями Четвёртого крестового похода, которые его сжигают и практически полностью разоряют. Город становится столицей Латинской империи крестоносцев, в котором экономическое господство перешло к венецианцам. В июле 1261 византийцы, поддержанные генуэзцами, отвоёвывают город, и власть вновь переходит к византийской династии Палеологов.

До середины XIV века Константинополь оставался крупным торговым центром, затем постепенно пришёл в запустение, ключевые позиции в городе захватили венецианцы и генуэзцы. С конца XIV века Константинополем не раз пытались овладеть османские турки. После строительства султаном Мехмедом Завоевателем в 1452 году Румельской крепости судьба города была решена, и 29 мая 1453 года после длительной осады город пал.

Константинополь стал столицей нового сильного государства — Османской империи.

Напишите отзыв о статье "Константинополь"

Примечания

  1. [www.unc.edu/awmc/downloads/connorConstLblMed.jpg Подробная карта]
  2. 1 2 Georgacas, Demetrius John (1947). «[jstor.org/stable/283503 The Names of Constantinople]». Transactions and Proceedings of the American Philological Association (The Johns Hopkins University Press) 78: 347–67. DOI:10.2307/283503.
  3. Константинополь // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
  4. Древнейшие государства Восточной Европы. — М.: Наука, 2003. — С. 136.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Константинополь



Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.