Константинопольская конференция

Константинопольская конференция — конференция великих держав (Великобритания, Россия, Франция, Германия, Австро-Венгрия и Италия), проведенная в Стамбуле (Константинополe) с 23 декабря 1876 по 20 января 1877 года.

После начала боснийско-герцеговинского восстания в 1875 году, и болгарского Апрельского восстания 1876 года, великие державы одобрили проект политических реформ как в Боснии, так и в тех территориях Османской империи, где большинство населения составляли болгары. Отвергнув предложенного великими державами мирного разрешения Восточного вопроса, Турция тем самым лишилась политической и военной поддержки Запада в последующей русско-турецкой войне 1877—1878 годов, в отличие от предыдущей Крымской войны.

Участники конференции

• представители Англии маркиз Солсбери и сэр Генри Эллиот,
• Франции — граф Бургоэн и Шодорди,
• Австро-Венгрии — граф Зичи и барон Каличе,
• Германии — барон Вертер,
• Италии — гр. Корти,
• России — граф Н. П. Игнатьев,
• Турции — министр иностранных дел Савфет-паша и посол в Берлине, впоследствии великий визирь Эдхем-паша.

Причины конференции

Причиной для проведения Константинопольской конференции стали восстание в Боснии и Герцеговине начавшиеся в 1875 году, Апрельское восстание в Болгарии, и последующая война между Сербией и Черногорией с одной стороны и Османской империей с другой. В конце октября и в начале ноября 1876 года в разговорах между английским послом лордом Лофтусом, Горчаковым и царём Александром II в Ливадии была выдвинута мысль о созыве международной конференции. Подготовка России к войне вынудила британского премьер-министра Дизраэли согласиться на созыв конференции послов в столице Османской империи.

Чтобы избежать слишком резкого различия во взглядах и раздора в присутствии турецких уполномоченных, представители великих держав, по настоянию России, решили вступить в предварительное соглашение между собой, для чего первоначально (с 30 ноября по 10 декабря 1876 года) маркиз Солсбери и граф Игнатьев провели двухсторонние переговоры о политической структуре болгарских земель и Боснии и Герцеговины, а затем было проведено 9 предварительных совещаний без представителей Османской империи, происходивших с 11 по 22 декабря в доме русского посольства, под председательством графа Н. П. Игнатьева.

Проект территориальных изменений на Западных Балканах

В ходе предварительного совещания послы великих держав выработали общий проект для решения проблем на Западных Балканах и для установления мира между Сербией и Черногорией и Османской империи. Проект предусматривал создание автономной области Боснии и Герцеговины с единым верховным управлением. Сербия получала земли, занятые Турцией во время войны 1876 года, а также Малый Зворник, предмет многолетнего спора между турками и сербами, а к Черногории присоединялись большая часть восставших герцеговинских округов (Зубцы, Баньяны, Пивы, Дробняки, Шаранцы, Колашина), с укрепленным городом Никшичем и и входившие в состав Албании земли Кучей-Дрекаловичей, Кучей-Краины, Васоевичей и Мало и Велико Брдо, с крепостями Спуж и Жабляк. В виду доставления черногорцам доступа к морю, плавание по реке Бояне должно было быть объявлено свободным и турецкие крепости на Скадарском озере разрушены.

Проект территориальных изменений Болгарии

Что касается болгарских земель участники конференции предложили различные решения.

Русский проект, разработанный князем Алексеем Церетели и американским консулом Евгением Шулером, обеспечивал единую болгарскую автономную область, включавшую Дунайский вилайет, Софийский санджак, Пловдивский и Сливенский санджаки из Адрианопольского вилайета и населенной болгарами части Македонии.

Против него, однако, возразили представители других великих держав, особенно австрийский министр иностранных дел граф Андраши и британский представитель маркиз Солсбери. Таким образом, в окончательный проект конференции было внесено английское предложение разделить Болгарию по вертикали на две автономных области — Восточную, с центром в Тырново и западную — с центром в Софии. На заседании 8 января 1877 года маркиз Солсбери заявил, что «в границы этих двух провинций, образующих Болгарию, не вводятся области, в которых не преобладает болгарское население или области, на которых не осуществлялись зверства прошлым летом».

Болгарская Восточная автономная область должна была всключать в себя Тырновский, Русенский, Тульчанский, Варненский, Сливенский, Пловдивский (за исключением каза Султанери и Ахечелеби в Родопских горах) санджаки и Керклисийский (Лозенградский), Мустафапашовский (Свиленградский) и Казелагачкий (Елховский) каза из Адрианопольского санджака.

Западная область должна была всключать в себя Софийский, Видинский, Нишский, Скопский, Битолский санджаки, часть Серского санджака и Струмишский, Велешский, Тиквешский и Костурский каза.

Таким образом, болгарские области отсекались от Эгейского моря и за их пределами оставались Воденско, Кукушко и Дойранско, Западная Фракия, большая часть Восточной Фракии и Родопии.

Аргумент, который британские чиновники Солсбери и Эллиот привели для вертикального разделения болгарских земель, заключался в том, что в Восточной провинции живут в основном турки и греки, и она требует отдельного управления. На самом деле их целью являлось не дать укрепиться позиции России и через смешанную Восточную провинцию перекрыть ей дорогу в Константинополь и к проливам.

Политическое устройство болгарских областей

• Генерал-губернаторы обеих областей назначаются Портой с согласия великих держав на 5—летний срок. (Отклонен русский проект, предусматривающий единого управляющего болгарскими провинциями, который должен избираться местным населением). Правители могут быть турецкими или иностранными подданными, но должны быть христианами.
• Каждая область будет иметь законодательный орган — собрание, избираемое всеми жителями области старше 25 лет, имеющими определенный имущественный ценз.
• Областное собрание избирает административную комиссию (правительство) с губернатором сроком на четыре года.
• Области оставляют 70 % своих доходов на свои нужды.
• Местная милиция создается из христиан и мусульман, но в крепостях и городах остаются части регулярные турецкой армии.
• Черкесы выселяются из обеих областей.
• Основной административной единицей становится кантон с 5 до 10 тысяч человек населения распределенных в соответствии с их религией (христианской или мусульманской). Несколько кантонов формируют санджак, который управляется мютесарифом (христианской или мусульманской веры, в зависимости от преобладающего населения санджака), который назначается Портой.
• Создается Международный наблюдательный комитет для контроля в течение одного года за исполнением этих соглашений в распоряжении которого должен был состоять 4000-й конвойный отряд из бельгийцев или итальянцев.

Историческое значение

21 декабря подготовленный Конференцией план был передан Порте. Тем временем султан Абдул-Хамид II назначил великим визирем сторонника младотурецкой партии и конституционного правления Мидхата-пашу. На официальном открытии конференции 23 декабря 1876 года Сафет-паша провозгласил «великий акт изменения в 600-летнюю форму правления империи. Его Величество султан осчастливил империю конституцией». С учётом сказанного Турцией изначально было заявлено, что конференция излишня, поскольку конституция провозглашает равенство религиозных меньшинств в империи.

Великие державы отклонили турецкие предложения по ненужности конференции в связи с предлагаемыми реформами. На следующем пленарном заседании Турция представила возражения и встречные предложения, которые также были отклонены великими державами, а попытки преодолеть разногласия остались безуспешными. 18 января 1877 года Великий визирь Мидхат-паша заявил окончательный отказ Турции признать решения конференции. Державы—участники конференции отозвали своих послов из Константинополя.

19 (31) марта 1877 года в Лондоне был подписан так называемый Лондонский протокол — последняя дипломатическая попытка великих держав воздействовать на Османскую империю, чтобы решить проблему мирным путём. Отказ Турции от реализации решений Константинопольской конференции и Лондонского протокола положил конец мирным попыткам решить Восточный вопрос и дал легитимные основания России для начала русско-турецкой войны (1877-78).

Пик Цариград (Tsarigrad Peak) на острове Бородино (Южные Шетландские острова) был назван Болгарией в честь Константинопольской конференции.

Литература

• R.W. Seton-Watson. Disraeli, Gladstone and the Eastern Question: A Study in Diplomacy and Party Politics. New York: W.W. Norton & Co., 1972. p. 108 ISBN 978-0-393-00594-3
• George Washburn. [books.google.com/books?id=404po9Wa7RoC&printsec=frontcover&dq=constantinople+conference+salisbury+sultan+1876&source=bl&ots=0Fm56PbKmT&sig=2iP1Jmgu9RYbIwywiZAEiqIhC5g&hl=en&ei=S1iqS7m3JJiM_AaA3bSnAQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=65&ved=0CLgBEOgBMEA#v=onepage&q=&f=false Fifty Years in Constantinople and Recollections of Robert College.] Boston and New York: Houghton Mifflin, 1909. p. 115—119. ISBN 978-1-4067-0530-0
• H. Sutherland Edwards. [www.archive.org/stream/sirwilliamwhite00edwagoog/sirwilliamwhite00edwagoog_djvu.txt Sir William White K.C.B., K.C.M.G., For Six Years Ambassador at Constantinople.] London: John Murray, 1902.
• Buckle G.E., W.F. Monypenny, [www.archive.org/stream/lifeofbenjamindi05monyuoft/lifeofbenjamindi05monyuoft_djvu.txt The Constantinople Conference,] in: The Life of Benjamin Disraeli, Earl of Beaconsfield. Vol. VI, p. 84.
• Sneh Mahajan. [books.google.com/books?id=Wl7sYKcR6hwC&printsec=frontcover&dq=%22Sneh+Mahajan%22&hl=en&ei=MAiqS8KVMsSK_Ab3wYCyAQ&sa=X&oi=book_result&ct=result&resnum=1&ved=0CDMQ6AEwAA#v=onepage&q=&f=false British Foreign Policy, 1874—1914: The role of India.] London and New York: Routledge, 2002. p. 40.
• L.S. Stavrianos. [www.serbianunity.net/culture/history/berlin78/index.html#Constantinople%20Conference Constantinople Conference,] in: The Balkans Since 1453. Austin: Holt, Rinehart and Winston, 1963.
• [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?_r=1&res=9C00E7DB1431E53ABC4950DFB467838D669FDE The Eastern Question. The Constantinople Conference. What May Be Expected from the Meeting. The Foreign Representatives and How They Are Treated. The Report of the American Consul General. Various Items of Interest.] New York Times, 31 December 1876.
• [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?res=990CE5DE103AE63BBC4E52DFB766838C669FDE Turkey and the Great Powers. The Constantinople Conference. The Commissioners' Last Proposals to the Porte. An Ultimatum Presented the Great Dignitaries of State to Decide Upon an Answer.] New York Times, 16 January 1877.
• Conference de Constantinople. Reunions Préliminaires. Compte rendu No. 8. Scéance du 21 décembre 1876. Annexe III Bulgare. Règlement organique.
• Correspondence respecting the Conference at Constantinople and the affairs of Turkey: 1876—1877. Parliamentary Papers No 2 (1877). p. 140.
• Further Correspondence respecting the affairs of Turkey. (With Maps of proposed Bulgarian Vilayets). Parliamentary Papers No 13 (1877).
• [data.aad.gov.au/aadc/gaz/scar/display_name.cfm?gaz_id=136841 Tsarigrad Peak.] SCAR Composite Gazetteer of Antarctica.

Отрывок, характеризующий Константинопольская конференция

Граф велел подавать лошадей, чтобы ехать в Сокольники, и, нахмуренный, желтый и молчаливый, сложив руки, сидел в своем кабинете.
Каждому администратору в спокойное, не бурное время кажется, что только его усилиями движется всо ему подведомственное народонаселение, и в этом сознании своей необходимости каждый администратор чувствует главную награду за свои труды и усилия. Понятно, что до тех пор, пока историческое море спокойно, правителю администратору, с своей утлой лодочкой упирающемуся шестом в корабль народа и самому двигающемуся, должно казаться, что его усилиями двигается корабль, в который он упирается. Но стоит подняться буре, взволноваться морю и двинуться самому кораблю, и тогда уж заблуждение невозможно. Корабль идет своим громадным, независимым ходом, шест не достает до двинувшегося корабля, и правитель вдруг из положения властителя, источника силы, переходит в ничтожного, бесполезного и слабого человека.
Растопчин чувствовал это, и это то раздражало его. Полицеймейстер, которого остановила толпа, вместе с адъютантом, который пришел доложить, что лошади готовы, вошли к графу. Оба были бледны, и полицеймейстер, передав об исполнении своего поручения, сообщил, что на дворе графа стояла огромная толпа народа, желавшая его видеть.
Растопчин, ни слова не отвечая, встал и быстрыми шагами направился в свою роскошную светлую гостиную, подошел к двери балкона, взялся за ручку, оставил ее и перешел к окну, из которого виднее была вся толпа. Высокий малый стоял в передних рядах и с строгим лицом, размахивая рукой, говорил что то. Окровавленный кузнец с мрачным видом стоял подле него. Сквозь закрытые окна слышен был гул голосов.
– Готов экипаж? – сказал Растопчин, отходя от окна.
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.
Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
Все глаза были устремлены на него. Он посмотрел на толпу, и, как бы обнадеженный тем выражением, которое он прочел на лицах людей, он печально и робко улыбнулся и, опять опустив голову, поправился ногами на ступеньке.
– Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва, – говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в той же покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: – Своим судом расправляйтесь с ним! отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга. Держать друг друга, дышать в этой зараженной духоте, не иметь силы пошевелиться и ждать чего то неизвестного, непонятного и страшного становилось невыносимо. Люди, стоявшие в передних рядах, видевшие и слышавшие все то, что происходило перед ними, все с испуганно широко раскрытыми глазами и разинутыми ртами, напрягая все свои силы, удерживали на своих спинах напор задних.
– Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! – закричал Растопчин. – Руби! Я приказываю! – Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
– Граф!.. – проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. – Граф, один бог над нами… – сказал Верещагин, подняв голову, и опять налилась кровью толстая жила на его тонкой шее, и краска быстро выступила и сбежала с его лица. Он не договорил того, что хотел сказать.
– Руби его! Я приказываю!.. – прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин.
– Сабли вон! – крикнул офицер драгунам, сам вынимая саблю.
Другая еще сильнейшая волна взмыла по народу, и, добежав до передних рядов, волна эта сдвинула переднии, шатая, поднесла к самым ступеням крыльца. Высокий малый, с окаменелым выражением лица и с остановившейся поднятой рукой, стоял рядом с Верещагиным.
– Руби! – прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
«А!» – коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
«О господи!» – послышалось чье то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся У Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалось мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы. Как последний седьмой вал, разбивающий корабли, взмыла из задних рядов эта последняя неудержимая волна, донеслась до передних, сбила их и поглотила все. Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы. Долго драгуны не могли освободить окровавленного, до полусмерти избитого фабричного. И долго, несмотря на всю горячечную поспешность, с которою толпа старалась довершить раз начатое дело, те люди, которые били, душили и рвали Верещагина, не могли убить его; но толпа давила их со всех сторон, с ними в середине, как одна масса, колыхалась из стороны в сторону и не давала им возможности ни добить, ни бросить его.
«Топором то бей, что ли?.. задавили… Изменщик, Христа продал!.. жив… живущ… по делам вору мука. Запором то!.. Али жив?»
Только когда уже перестала бороться жертва и вскрики ее заменились равномерным протяжным хрипеньем, толпа стала торопливо перемещаться около лежащего, окровавленного трупа. Каждый подходил, взглядывал на то, что было сделано, и с ужасом, упреком и удивлением теснился назад.
«О господи, народ то что зверь, где же живому быть!» – слышалось в толпе. – И малый то молодой… должно, из купцов, то то народ!.. сказывают, не тот… как же не тот… О господи… Другого избили, говорят, чуть жив… Эх, народ… Кто греха не боится… – говорили теперь те же люди, с болезненно жалостным выражением глядя на мертвое тело с посиневшим, измазанным кровью и пылью лицом и с разрубленной длинной тонкой шеей.
Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.