Константинопольский договор (1897)
Договор в Константинополе 1897 года — мирный договор, подписаный в Стамбуле (Константинополе) между Османской империей и Королевством Греции 4 декабря 1897 года после греко-турецкой войны 1897 года.
Остров Крит был частью Османской империи, но большинство его населения было христианским и оно поднимало восстания несколько раз, чтобы достичь единения с Грецией. Во время восстания 1897 года, 2 февраля 1897 года греческие войска высадились на острове Крит для его поддержки. Это привело к началу так называемой 30 дневной войны, между Османской империи и Греции. Она велась в Фессалии и Эпире.
В Фессалии османы победили греков и захватили обширную территорию. Греция призвала к вмешательству в конфликт великие державы, чтобы вернуть земли, оккупированные в ходе войны.
Мирные переговоры начались 21 октября, договор был подписан 4 декабря.
Его условиями были:
- Территория Фессалии, которая были оккупирована силами Османской империи, должна был быть возвращена Греции с незначительными изменениями границы.
- Греция согласилась выплатить большие репарации.
- Турки согласились содействовать статусу Крита как автономного государства под турецким протекторатом.
Последствия
Хотя османская армия победила в войне, Османская империя не получила выгоды от победы. Сюзеренитет над Крит оказался абсолютно неэффективным и на Крите в одностороннем порядке объявили союз с Грецией в 1908 году. Это было подтверждено по окончании балканских войн, и остров присоединили к Греции 1 декабря 1913 года.
В 1923 году, в ходе обмена населением между Грецией и Турцией, часть острова, с мусульманским населением была передана Турции.
Это заготовка статьи по международному праву. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
|
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Напишите отзыв о статье "Константинопольский договор (1897)"
Отрывок, характеризующий Константинопольский договор (1897)
– О! Ооооо! – зарыдал он, как женщина. Доктор, стоявший перед раненым, загораживая его лицо, отошел.– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»
Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.