Константинопольская православная церковь

Константинопольская Православная Церковь греч. Οικουμενικό Πατριαρχείο Κωνσταντινουπόλεως тур. Rum Ortodoks Patrikhanesi
Собор Святого Георгия (Стамбул)
Основная информация
Основатели	апостол Андрей, апостол Иоанн Богослов
Автокефалия	381
Признание автокефалии	451
Предстоятель в настоящее время	Варфоломей I
Центр	Стамбул, Турция
Резиденция Предстоятеля	Стамбул
Юрисдикция (территория)	Турция Турция Греция Греция (частично) Афон Территории вошедшие в состав Греции в начале XX века («Новые территории») (в двойном подчинении) Додеканес Крит Финляндия Финляндия Республика Корея Республика Корея Китайская Республика Китайская Республика Эстония Эстония (оспаривается) КНР КНР (оспаривается) Греческая диаспора Украинская диаспора в США, Канаде, Бразилии и Западной Европе Русская диаспора (частично) во Франции Русинская диаспора в США
Автономные церкви в канонической зависимости	Финляндская Эстонская Критская архиепископия
Богослужебный язык	греческий
Календарь	новоюлианский, кроме Афона
Численность
Епископов	125
Епархий	17
Монастырей	20 (США), 32 (Афон и Халкидики в целомК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)), 8 (Австралия), 6 (Метеора)
Приходов	525 в США, 117 в Австралии, 6 в Турции
Верующих	~3 800 000 в Греции, ~1 500 000 в диаспоре
Сайт	[www.patriarchate.org/ www.patriarchate.org]

Константинопо́льская правосла́вная це́рковь (греч. Οικουμενικό Πατριαρχείο Κωνσταντινουπόλεως, тур. Rum Ortodoks Patrikhanesi (Римский Православный Патриархат), официально Вселе́нский патриарха́т Константино́поля) — первая в диптихе (первая по чести) автокефальная православная Церковь. В греческой литературе часто именуется Великой Церковью Христовой (ἡ Μεγάλη τοῦ Χριστοῦ Ἐκκλησία).

Административный центр Патриархата, Патриаршая резиденция и кафедральный собор Георгия Победоносца находятся в Фанарe (район Стамбула).

История

По преданию, основана апостолом Андреем Первозванным, который около 38 года рукоположил своего ученика Стахи́я «во епископы града Византиона». Это убеждение, несмотря на слабую опору в достоверных исторических документах, к VII веку стало весьма распространенным, если не повсеместным.

В 330 римский император Константин Великий основал на месте Византия новую столицу Римской империи — Константинополь. До Второго Вселенского Собора город находился в юрисдикции митрополита Ираклийского (Ираклия во Фракии, древний Перинф, современный Marmara Ereğli). Ссылаясь на проповедь апостола Иоанна Богослова в Малой Азии, современные официальные документы Константинопольской патриархии сообщают о двойном происхождении кафедры, от апостолов Андрея Первозванного и от Иоанна Богослова. Впервые эту точку зрения выдвинул Константинопольский патриарх Игнатий, заявивший на соборе 861 года: «Я занимаю кафедру апостола Иоанна и апостола Андрей Первозванного».

С 381 года — автокефальная Архиепископия, с 451 года — Патриархат. Согласно 3-му правилу Второго Вселенского Собора, созванного в 381 году императором Феодосием I (379—395), архиепископ Константинополя имеет второе место по чести в епископате после Римского епископа: «Константинопольский епископ да имеет преимущество чести по римском епископе, потому что город оный есть новый Рим». Первенствующая на Востоке империи роль Константинопольской кафедры была подтверждена и расширена 28-м правилом Четвертого (Халкидонского) Вселенского Собора. Этот собор закрепил эту уже сложившуюся ситуацию и установил границы нового Патриархата: отныне Константинопольскому епископу выделялись области Понта, Азии и Фракии и епископы «варварских» народов, расселённых в этих областях. Данное правило, а также 9-е и 17-е, служат камнем преткновения и предметом пререканий во взаимоотношениях Вселенской Патриархии с Московским Патриархатом.

Папа Григорий Великий первым из римских пап признал константинопольского епископа среди главных — вторым после Рима, выше Александрии. Этот порядок, ранее поставленный под вопрос святым Львом в Vв., выражен в синодальном послании Григория по случаю его избрания в 590 году. Но он вслед за своим предшественником Пелагием II в письмах к самому константинопольскому патриарху Иоанну Постнику, к императору Маврикию и императрице Константине оспаривал титул "вселенский патриарх", который до Григория Великого показывал только определенную власть над частью oikoumene, то есть "обитаемой цивилизованной земли". Хотя термин первоначально был действительно применён к епископу Константинополя, но византийцы его применяли также к епископам Рима, Александрии и Антиохии. Так же, как Армянская церковь впервые ввела понятие о праве Константинополя ставить епископов среди иноплеменников за пределами своей епархии, Григорий Великий впервые детально расшифровал понятие "вселенский патриарх Константинополя" как "патриарх всей Вселенной" - сами византийцы до него так никогда не думали.

В 988 году в царствование Василия II и Константина VIII Порфирородных присланное Константинопольским Патриархом Николаем II Хрисовергом духовенство крестило князя киевского Владимира и киевских людей.

После 1054 года вследствие так называемой великой схизмы церковно-каноническое, а затем и евхаристическое общение Константинополя с Римской Церковью Запада было постепенно прервано. Обе Церкви полагали друг друга отпавшими от единства Единой Святой Кафолической и Апостольской Церкви и пребывающими в схизме, а в Константинополе обвиняли Рим и в ереси. Между Константинопольской Церковью (по требованию императоров) и папским престолом заключались унии: на Лионском Соборе в 1274 году, которую обе стороны понимали по-разному, и на Ферраро-Флорентийском соборе в 1438—1439 годах, в результате которого обе унии были отвергнуты церковным народом, и благодаря ему был воссоздан православный Константинопольский патриархат. После падения Константинополя (1453) османы изгнали из Константинополя сторонников унии и признали Константинопольским патриархатом только православный патриархат, отказавшийся от обеих уний, поскольку патриарх Геннадий Схоларий, сам вначале сторонник унии, после опыта присутствия на Ферраро-Флорентийском соборе стал считать, что "чалма лучше папской тиары". Патриархия стала также единственным легально существующим в Османской империи институтом православных подданных султана (Печская патриархия сербов была создана только на короткий период времени) и имела широкие гражданско-судебные и иные полномочия над ними.

C 25 марта 1862 года до 1923 года (ликвидация монархии и признание республики) весьма значительную роль в управлении делами Патриархии (а также в выборах Патриарха) играл Смешанный совет (греч. μικτὸν συμβούλιον) — орган, составлявшийся из четырёх архиереев и восьми мирян, избиравшихся сроком на два года. Тогда же была введена многоступенчатая процедура патриарших выборов — в соответствии с положениями «Общих уставов» (Γενικοὶ Κανονισμοί), принятых в 1860 году. По мере отпадения от Оттоманской империи территорий в Европе в XIX — начале XX века сообразно (де-факто в некоторых случаях до предоставления политической независимости данному народу) сокращались пределы юрисдикции Патриархата.

В 1964 году в Иерусалиме состоялась встреча между Вселенским Патриархом Афинагором и Римским Папой Павлом VI, в результате которой взаимные анафемы были сняты и в 1965 году была подписана Совместная Декларация.

С 1453 года Константинопольский Патриархат существует на территории Оттоманской империи, а затем Турции. На территории Турции имеет 5 епархий, 10 монастырей и 30 духовных школ. Несмотря на критическое снижение числа православных верующих в Турции до примерно 2-3 тысяч человек вследствие геноцида греков и последующих преследований, число членов церкви достаточно велико, так как юрисдикция Константинопольской православной церкви в настоящее время простирается за границы турецкого государства и охватывает весьма значительные церковные области: Афон и другие монастыри Халкидики, Крит, многие другие епархии Греции, православную диаспору — вначале с 20х годов XX века — православных Турции, бежавших от геноцида в другие страны, а также Финляндскую Автономную Церковь, епархии в Западной Европе, Америке, Азии, Австралии и Новой Зеландии (всего 234 зарубежные епархии).

К концу 1920-х годов турецкое правительство закрыло все православные митрополии Малой Азии, и лишенные своих епархий митрополиты проживали теперь в качестве титулярных иерархов в зданиях Патриархии, создавая для неё серьезные экономические затруднения.

В 1954 году произошёл погром патриархата. В 1955 году громили всю общину православных греков в Константинополе. В 1994 г. подкладывалось взрывное устройство в храм святого Георгия. 3 декабря 1996 г. в храме святого Георгия взорвалась бомба. В августе 1971 г. Турецкая республика закрыла богословскую школу на острове Халка. В ноябре 1998 г. Попечительский совет этой школы был распущен. В результате предстоятель Церкви Патриарх Варфоломей (Архондис) неоднократно заявлял общественности, что, начиная с 1992 г. Турция ведёт психологическую войну против Вселенского Патриархата. Как отмечает протоиерей В. Заев, не имея того высочайшего духовно-нравственного авторитета, который был в Православии у Римской кафедры в I тысячелетии нашей эры, Константинопольская кафедра тем не менее в наше время выполняет жертвенное служение Православию, замещая православных римских пап как первая по чести кафедра Православия. Константинопольский патриарх призван к жертвенности и самоотдаче больше, чем предстоятели других православных церквей и должен, если необходимо, даже жертвовать некоторыми интересами своей Поместной Церкви ради интересов других Поместных Церквей и Православной Церкви в целом.

С 1991 года Предстоятель Церкви — Архиепископ Константинополя — Нового Рима и Вселенский Патриарх Варфоломей I.

В феврале 2008 года в руководстве патриархии произошли значительные изменения, что наблюдателями было расценено как усиление позиций Патриарха Варфоломея.

Структура и епархии

См. также: Епархии Константинопольского патриархата и Афон

Имеет сложную административно-каноническую структуру на всех обитаемых континентах Земли, исключая Африку, которая полностью — в пределах юрисдикции Александрийского Патриархата; включает 6 архиепархий, 8 Церквей и 18 митрополий, каждая из которых подчиняется непосредственно Вселенскому Патриарху.

Кроме того, 3 из 6 архиепархий имеют в своём составе митрополии — всего 17.

Две Церкви в составе Патриархата имеют статус автономий: Финляндская и Эстонская. Критская архиепископия имеет статус полуавтономной церкви.

В Турции

На территории Турецкой Республики в настоящее время имеется 5 епархий:

1. Константинопольская архиепископия, возглавляемая Патриархом: Стамбул и окрестности;
2. Халкидонская митрополия: азиатская часть Турции
3. Имврская и Тенедская митрополия: острова Имврос и Тенедос
4. Принкипонисская митрополия: Принцевы острова
5. Деркская митрополия;

В Америке

Изначально, в 1921 году, была создана единая Греческая архиепископия Северной и Южной Америки под юрисдикцией Элладской православной церкви. В следующем году её перевели в состав Константинопольской церкви, а в 1996 году из её состава вывели митрополии Канады (Торонтская), Мексики и Центральной Америки (Мехико) и Южной Америки (Буэнос-Айрес). Таким образом в составе Американской архиепископии остались только приходы в США, а также две этнические структуры:

• Украинская православная церковь в Канаде: украинские приходы в Канаде, принятые в юрисдикцию вселенского Престола в 1990 от неканонического украинского автокефализма;
• Американская Карпаторосская православная епархия.

Украинская православная церковь в США и рассеянии, также представленная в основном в Америке, подчиняется только Константинопольскому патриарху. В настоящее время 105 украинских православных приходов, перешедшие в юрисдикцию Константинопольского Патриархата в 1995 году и объединившиеся в 1996 году с Украинской Православной Церковью в Америке (в юрисдикции Константинополя с 1937).

Западноевропейский Экзархат русской традиции

Учреждён 17 февраля 1931 года Патриархом Фотием II Грамотою митрополиту Евлогию (Георгиевскому), на основании которой русские православные церкви в Европе во главе с управляющим ими митрополитом Евлогием были приняты в юрисдикцию Константинопольского Патриарха с преобразованием во временный экзархат; существует параллельно греческой Митрополии Франции в юрисдикции Константинопольского Патриархата и объединяет православных христиан различного этно-культурного происхождения в нескольких странах Европы, главным образом во Франции.

Отношения с Московским Патриархатом и РФ

См. также: Синодальный период#Основные процессы и тенденции

Подробнее см. также Варфоломей и Русская Православная Церковь и в статье Русская Православная Церковь при Патриархе Алексии II.

В июле 1993 года, во время визита Патриарха Варфоломея I в Россию, обращаясь к своему гостю и его свите в Санкт-Петербургском Исаакиевском соборе, Московский Патриарх Алексий II сказал:

В Царьграде, как издревле с любовью называли Константинополь русские люди, восприняла благодать крещения святая равноапостольная княгиня Ольга; туда же направил своих послов, ищущих правую веру, её внук — святой равноапостольный князь Владимир. Нет таких слов, которые могли бы выразить чувства благодарности, испытываемое нашим верующим народом к святой Константинопольской Церкви, принесшей на Русь спасительную православную веру, определившую все сферы бытия Руси.

Напряжённые, в целом, отношения между Вселенской Патриархией и Православной Церковью в России в Новой истории восходят к длительной распре в связи с осуждением Константинопольской Церковью Болгарского экзархата как схизматического в сентябре 1872 года; решение Собора в Константинополе, в котором не участвовали представители российского Святейшего Синода, не было поддержано правительством Российской империи (см. статью Греко-болгарская схизма). В 1920-е годы отношения ещё более обострились и остаются напряжёнными — вследствие разногласий по ряду принципиальных канонических и частных юрисдикционных вопросов.

Константинопольская православная церковь оспаривает у Русской православной церкви каноническую юрисдикцию на страны Прибалтики, Китай, Украину.

Среди националистически настроенных членов РПЦ распространена негативная оценка политической роли Константинопольского Патриархата в отношении РПЦ и России; характерно высказывание старшего научного сотрудника Института российской истории РАН, заместителя председателя Императорского Православного Палестинского общества Николая Лисового в начале июля 2008 года: «Константинопольская церковь, начиная с 1917 года, всё время пытается работать против России и Русской православной церкви. Она работает вместе с НАТО на отрыв Украины от России».

18 сентября 2009 года председатель Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата архиепископ Волоколамский Иларион (Алфеев) имел беседу с Папой Римским Бенедиктом XVI, в ходе которой, среди прочего, подчеркнул, что существуют две различные экклезиологические модели, одна из которых (католическая) предполагает наличие единого административного центра для всей вселенской Церкви, другая же не предполагает наличия такого центра и что в сообществе поместных Православных Церквей Патриарх Константинопольский обладает первенством чести, но его юрисдикция не распространяется за пределы Константинопольского Патриархата.

Галерея

<center>

• Hagia Irene2.jpg

  Церковь Святой Ирины — место Патриархата до того Айя София была завершена в 360

• Gennadios.jpg

  Патриарх Геннадиос с Мехмедом II

• Kokkinobaphos Holy Apostles.jpg

  Изображение Ватиканского Кодекса 1162, считается, что Церковь Апостолов — первое место Патриархата в османскую эпоху

• Saint Peter Gate 01.jpg

  Ворота Святого Петра в Патриархии. В 1821 году Патриарх Григорий V был повешен, потому что он был обвинен Махмудом II за его неспособность подавить греческое восстание. С тех пор ворота не были открыты.

• Adalar 6954.jpg

  Халкинская богословская школа на вершине холма Надежды

• Bartolomew I.jpg

  Текущий Вселенский Патриарх Варфоломей I

• Patrik-Rum.jpg

  Современная карта юрисдикции Вселенского Патриархата в Турции и Греции

См. также

• Патриарх Константинопольский
• Константинопольские патриархи
• Список ныне живущих архиереев Константинопольской православной церкви
• Греческое православие
• Богословие
• Патриарх (церковный сан)
• Протосинкелл
• Фанариот

Примечания

Комментарии

источники

Литература

• Steven Runciman. The Great Church in Captivity. Cambridge University Press. 1968 (9-е переиздание в 2004).
• Kiminas Demetrius. [www.amazon.com/The-Ecumenical-Patriarchate-Metropolitans-Annotated/dp/1434458768#reader_1434458768 The Ecumenical Patriarchate]. — Wildside Press LLC, 2009. — ISBN 9781434458766., стр 188—190

Ссылки

• [www.patriarchate.org/ Официальный сайт Константинопольского Патриархата]
• [www.goarch.org/ Официальный сайт Греческой Архиепископии Америки]
• [www.patriarchia.ru/db/text/134487.html/ Константинопольская Православная Церковь] (сайт Московского Патриархата РПЦ)
• [www.atlantaserbs.com/learnmore/monasteries_and_towns/Greek-Ort-Constantinople.htm Monasteries and churches of the Greek Orthodox Patriarchate of Constantinople]

Отрывок, характеризующий Константинопольская православная церковь

Он прилег на диван и хотел заснуть, для того чтобы забыть всё, что было с ним, но он не мог этого сделать. Такая буря чувств, мыслей, воспоминаний вдруг поднялась в его душе, что он не только не мог спать, но не мог сидеть на месте и должен был вскочить с дивана и быстрыми шагами ходить по комнате. То ему представлялась она в первое время после женитьбы, с открытыми плечами и усталым, страстным взглядом, и тотчас же рядом с нею представлялось красивое, наглое и твердо насмешливое лицо Долохова, каким оно было на обеде, и то же лицо Долохова, бледное, дрожащее и страдающее, каким оно было, когда он повернулся и упал на снег.
«Что ж было? – спрашивал он сам себя. – Я убил любовника , да, убил любовника своей жены. Да, это было. Отчего? Как я дошел до этого? – Оттого, что ты женился на ней, – отвечал внутренний голос.
«Но в чем же я виноват? – спрашивал он. – В том, что ты женился не любя ее, в том, что ты обманул и себя и ее, – и ему живо представилась та минута после ужина у князя Василья, когда он сказал эти невыходившие из него слова: „Je vous aime“. [Я вас люблю.] Всё от этого! Я и тогда чувствовал, думал он, я чувствовал тогда, что это было не то, что я не имел на это права. Так и вышло». Он вспомнил медовый месяц, и покраснел при этом воспоминании. Особенно живо, оскорбительно и постыдно было для него воспоминание о том, как однажды, вскоре после своей женитьбы, он в 12 м часу дня, в шелковом халате пришел из спальни в кабинет, и в кабинете застал главного управляющего, который почтительно поклонился, поглядел на лицо Пьера, на его халат и слегка улыбнулся, как бы выражая этой улыбкой почтительное сочувствие счастию своего принципала.
«А сколько раз я гордился ею, гордился ее величавой красотой, ее светским тактом, думал он; гордился тем своим домом, в котором она принимала весь Петербург, гордился ее неприступностью и красотой. Так вот чем я гордился?! Я тогда думал, что не понимаю ее. Как часто, вдумываясь в ее характер, я говорил себе, что я виноват, что не понимаю ее, не понимаю этого всегдашнего спокойствия, удовлетворенности и отсутствия всяких пристрастий и желаний, а вся разгадка была в том страшном слове, что она развратная женщина: сказал себе это страшное слово, и всё стало ясно!
«Анатоль ездил к ней занимать у нее денег и целовал ее в голые плечи. Она не давала ему денег, но позволяла целовать себя. Отец, шутя, возбуждал ее ревность; она с спокойной улыбкой говорила, что она не так глупа, чтобы быть ревнивой: пусть делает, что хочет, говорила она про меня. Я спросил у нее однажды, не чувствует ли она признаков беременности. Она засмеялась презрительно и сказала, что она не дура, чтобы желать иметь детей, и что от меня детей у нее не будет».
Потом он вспомнил грубость, ясность ее мыслей и вульгарность выражений, свойственных ей, несмотря на ее воспитание в высшем аристократическом кругу. «Я не какая нибудь дура… поди сам попробуй… allez vous promener», [убирайся,] говорила она. Часто, глядя на ее успех в глазах старых и молодых мужчин и женщин, Пьер не мог понять, отчего он не любил ее. Да я никогда не любил ее, говорил себе Пьер; я знал, что она развратная женщина, повторял он сам себе, но не смел признаться в этом.
И теперь Долохов, вот он сидит на снегу и насильно улыбается, и умирает, может быть, притворным каким то молодечеством отвечая на мое раскаянье!»
Пьер был один из тех людей, которые, несмотря на свою внешнюю, так называемую слабость характера, не ищут поверенного для своего горя. Он переработывал один в себе свое горе.
«Она во всем, во всем она одна виновата, – говорил он сам себе; – но что ж из этого? Зачем я себя связал с нею, зачем я ей сказал этот: „Je vous aime“, [Я вас люблю?] который был ложь и еще хуже чем ложь, говорил он сам себе. Я виноват и должен нести… Что? Позор имени, несчастие жизни? Э, всё вздор, – подумал он, – и позор имени, и честь, всё условно, всё независимо от меня.
«Людовика XVI казнили за то, что они говорили, что он был бесчестен и преступник (пришло Пьеру в голову), и они были правы с своей точки зрения, так же как правы и те, которые за него умирали мученической смертью и причисляли его к лику святых. Потом Робеспьера казнили за то, что он был деспот. Кто прав, кто виноват? Никто. А жив и живи: завтра умрешь, как мог я умереть час тому назад. И стоит ли того мучиться, когда жить остается одну секунду в сравнении с вечностью? – Но в ту минуту, как он считал себя успокоенным такого рода рассуждениями, ему вдруг представлялась она и в те минуты, когда он сильнее всего выказывал ей свою неискреннюю любовь, и он чувствовал прилив крови к сердцу, и должен был опять вставать, двигаться, и ломать, и рвать попадающиеся ему под руки вещи. «Зачем я сказал ей: „Je vous aime?“ все повторял он сам себе. И повторив 10 й раз этот вопрос, ему пришло в голову Мольерово: mais que diable allait il faire dans cette galere? [но за каким чортом понесло его на эту галеру?] и он засмеялся сам над собою.
Ночью он позвал камердинера и велел укладываться, чтоб ехать в Петербург. Он не мог оставаться с ней под одной кровлей. Он не мог представить себе, как бы он стал теперь говорить с ней. Он решил, что завтра он уедет и оставит ей письмо, в котором объявит ей свое намерение навсегда разлучиться с нею.
Утром, когда камердинер, внося кофе, вошел в кабинет, Пьер лежал на отоманке и с раскрытой книгой в руке спал.
Он очнулся и долго испуганно оглядывался не в силах понять, где он находится.
– Графиня приказала спросить, дома ли ваше сиятельство? – спросил камердинер.
Но не успел еще Пьер решиться на ответ, который он сделает, как сама графиня в белом, атласном халате, шитом серебром, и в простых волосах (две огромные косы en diademe [в виде диадемы] огибали два раза ее прелестную голову) вошла в комнату спокойно и величественно; только на мраморном несколько выпуклом лбе ее была морщинка гнева. Она с своим всёвыдерживающим спокойствием не стала говорить при камердинере. Она знала о дуэли и пришла говорить о ней. Она дождалась, пока камердинер уставил кофей и вышел. Пьер робко чрез очки посмотрел на нее, и, как заяц, окруженный собаками, прижимая уши, продолжает лежать в виду своих врагов, так и он попробовал продолжать читать: но чувствовал, что это бессмысленно и невозможно и опять робко взглянул на нее. Она не села, и с презрительной улыбкой смотрела на него, ожидая пока выйдет камердинер.
– Это еще что? Что вы наделали, я вас спрашиваю, – сказала она строго.
– Я? что я? – сказал Пьер.
– Вот храбрец отыскался! Ну, отвечайте, что это за дуэль? Что вы хотели этим доказать! Что? Я вас спрашиваю. – Пьер тяжело повернулся на диване, открыл рот, но не мог ответить.
– Коли вы не отвечаете, то я вам скажу… – продолжала Элен. – Вы верите всему, что вам скажут, вам сказали… – Элен засмеялась, – что Долохов мой любовник, – сказала она по французски, с своей грубой точностью речи, выговаривая слово «любовник», как и всякое другое слово, – и вы поверили! Но что же вы этим доказали? Что вы доказали этой дуэлью! То, что вы дурак, que vous etes un sot, [что вы дурак,] так это все знали! К чему это поведет? К тому, чтобы я сделалась посмешищем всей Москвы; к тому, чтобы всякий сказал, что вы в пьяном виде, не помня себя, вызвали на дуэль человека, которого вы без основания ревнуете, – Элен всё более и более возвышала голос и одушевлялась, – который лучше вас во всех отношениях…
– Гм… гм… – мычал Пьер, морщась, не глядя на нее и не шевелясь ни одним членом.
– И почему вы могли поверить, что он мой любовник?… Почему? Потому что я люблю его общество? Ежели бы вы были умнее и приятнее, то я бы предпочитала ваше.
– Не говорите со мной… умоляю, – хрипло прошептал Пьер.
– Отчего мне не говорить! Я могу говорить и смело скажу, что редкая та жена, которая с таким мужем, как вы, не взяла бы себе любовников (des аmants), а я этого не сделала, – сказала она. Пьер хотел что то сказать, взглянул на нее странными глазами, которых выражения она не поняла, и опять лег. Он физически страдал в эту минуту: грудь его стесняло, и он не мог дышать. Он знал, что ему надо что то сделать, чтобы прекратить это страдание, но то, что он хотел сделать, было слишком страшно.
– Нам лучше расстаться, – проговорил он прерывисто.
– Расстаться, извольте, только ежели вы дадите мне состояние, – сказала Элен… Расстаться, вот чем испугали!
Пьер вскочил с дивана и шатаясь бросился к ней.
– Я тебя убью! – закричал он, и схватив со стола мраморную доску, с неизвестной еще ему силой, сделал шаг к ней и замахнулся на нее.
Лицо Элен сделалось страшно: она взвизгнула и отскочила от него. Порода отца сказалась в нем. Пьер почувствовал увлечение и прелесть бешенства. Он бросил доску, разбил ее и, с раскрытыми руками подступая к Элен, закричал: «Вон!!» таким страшным голосом, что во всем доме с ужасом услыхали этот крик. Бог знает, что бы сделал Пьер в эту минуту, ежели бы
Элен не выбежала из комнаты.

Через неделю Пьер выдал жене доверенность на управление всеми великорусскими имениями, что составляло большую половину его состояния, и один уехал в Петербург.


Прошло два месяца после получения известий в Лысых Горах об Аустерлицком сражении и о погибели князя Андрея, и несмотря на все письма через посольство и на все розыски, тело его не было найдено, и его не было в числе пленных. Хуже всего для его родных было то, что оставалась всё таки надежда на то, что он был поднят жителями на поле сражения, и может быть лежал выздоравливающий или умирающий где нибудь один, среди чужих, и не в силах дать о себе вести. В газетах, из которых впервые узнал старый князь об Аустерлицком поражении, было написано, как и всегда, весьма кратко и неопределенно, о том, что русские после блестящих баталий должны были отретироваться и ретираду произвели в совершенном порядке. Старый князь понял из этого официального известия, что наши были разбиты. Через неделю после газеты, принесшей известие об Аустерлицкой битве, пришло письмо Кутузова, который извещал князя об участи, постигшей его сына.
«Ваш сын, в моих глазах, писал Кутузов, с знаменем в руках, впереди полка, пал героем, достойным своего отца и своего отечества. К общему сожалению моему и всей армии, до сих пор неизвестно – жив ли он, или нет. Себя и вас надеждой льщу, что сын ваш жив, ибо в противном случае в числе найденных на поле сражения офицеров, о коих список мне подан через парламентеров, и он бы поименован был».
Получив это известие поздно вечером, когда он был один в. своем кабинете, старый князь, как и обыкновенно, на другой день пошел на свою утреннюю прогулку; но был молчалив с приказчиком, садовником и архитектором и, хотя и был гневен на вид, ничего никому не сказал.
Когда, в обычное время, княжна Марья вошла к нему, он стоял за станком и точил, но, как обыкновенно, не оглянулся на нее.
– А! Княжна Марья! – вдруг сказал он неестественно и бросил стамеску. (Колесо еще вертелось от размаха. Княжна Марья долго помнила этот замирающий скрип колеса, который слился для нее с тем,что последовало.)
Княжна Марья подвинулась к нему, увидала его лицо, и что то вдруг опустилось в ней. Глаза ее перестали видеть ясно. Она по лицу отца, не грустному, не убитому, но злому и неестественно над собой работающему лицу, увидала, что вот, вот над ней повисло и задавит ее страшное несчастие, худшее в жизни, несчастие, еще не испытанное ею, несчастие непоправимое, непостижимое, смерть того, кого любишь.
– Mon pere! Andre? [Отец! Андрей?] – Сказала неграциозная, неловкая княжна с такой невыразимой прелестью печали и самозабвения, что отец не выдержал ее взгляда, и всхлипнув отвернулся.
– Получил известие. В числе пленных нет, в числе убитых нет. Кутузов пишет, – крикнул он пронзительно, как будто желая прогнать княжну этим криком, – убит!
Княжна не упала, с ней не сделалось дурноты. Она была уже бледна, но когда она услыхала эти слова, лицо ее изменилось, и что то просияло в ее лучистых, прекрасных глазах. Как будто радость, высшая радость, независимая от печалей и радостей этого мира, разлилась сверх той сильной печали, которая была в ней. Она забыла весь страх к отцу, подошла к нему, взяла его за руку, потянула к себе и обняла за сухую, жилистую шею.
– Mon pere, – сказала она. – Не отвертывайтесь от меня, будемте плакать вместе.
– Мерзавцы, подлецы! – закричал старик, отстраняя от нее лицо. – Губить армию, губить людей! За что? Поди, поди, скажи Лизе. – Княжна бессильно опустилась в кресло подле отца и заплакала. Она видела теперь брата в ту минуту, как он прощался с ней и с Лизой, с своим нежным и вместе высокомерным видом. Она видела его в ту минуту, как он нежно и насмешливо надевал образок на себя. «Верил ли он? Раскаялся ли он в своем неверии? Там ли он теперь? Там ли, в обители вечного спокойствия и блаженства?» думала она.
– Mon pere, [Отец,] скажите мне, как это было? – спросила она сквозь слезы.
– Иди, иди, убит в сражении, в котором повели убивать русских лучших людей и русскую славу. Идите, княжна Марья. Иди и скажи Лизе. Я приду.
Когда княжна Марья вернулась от отца, маленькая княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжну Марью, а смотрели вглубь – в себя – во что то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.
– Marie, – сказала она, отстраняясь от пялец и переваливаясь назад, – дай сюда твою руку. – Она взяла руку княжны и наложила ее себе на живот.
Глаза ее улыбались ожидая, губка с усиками поднялась, и детски счастливо осталась поднятой.
Княжна Марья стала на колени перед ней, и спрятала лицо в складках платья невестки.
– Вот, вот – слышишь? Мне так странно. И знаешь, Мари, я очень буду любить его, – сказала Лиза, блестящими, счастливыми глазами глядя на золовку. Княжна Марья не могла поднять головы: она плакала.
– Что с тобой, Маша?
– Ничего… так мне грустно стало… грустно об Андрее, – сказала она, отирая слезы о колени невестки. Несколько раз, в продолжение утра, княжна Марья начинала приготавливать невестку, и всякий раз начинала плакать. Слезы эти, которых причину не понимала маленькая княгиня, встревожили ее, как ни мало она была наблюдательна. Она ничего не говорила, но беспокойно оглядывалась, отыскивая чего то. Перед обедом в ее комнату вошел старый князь, которого она всегда боялась, теперь с особенно неспокойным, злым лицом и, ни слова не сказав, вышел. Она посмотрела на княжну Марью, потом задумалась с тем выражением глаз устремленного внутрь себя внимания, которое бывает у беременных женщин, и вдруг заплакала.
– Получили от Андрея что нибудь? – сказала она.
– Нет, ты знаешь, что еще не могло притти известие, но mon реrе беспокоится, и мне страшно.
– Так ничего?
– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.
В большой девичьей не слышно было смеха. В официантской все люди сидели и молчали, на готове чего то. На дворне жгли лучины и свечи и не спали. Старый князь, ступая на пятку, ходил по кабинету и послал Тихона к Марье Богдановне спросить: что? – Только скажи: князь приказал спросить что? и приди скажи, что она скажет.
– Доложи князю, что роды начались, – сказала Марья Богдановна, значительно посмотрев на посланного. Тихон пошел и доложил князю.
– Хорошо, – сказал князь, затворяя за собою дверь, и Тихон не слыхал более ни малейшего звука в кабинете. Немного погодя, Тихон вошел в кабинет, как будто для того, чтобы поправить свечи. Увидав, что князь лежал на диване, Тихон посмотрел на князя, на его расстроенное лицо, покачал головой, молча приблизился к нему и, поцеловав его в плечо, вышел, не поправив свечей и не сказав, зачем он приходил. Таинство торжественнейшее в мире продолжало совершаться. Прошел вечер, наступила ночь. И чувство ожидания и смягчения сердечного перед непостижимым не падало, а возвышалось. Никто не спал.

Была одна из тех мартовских ночей, когда зима как будто хочет взять свое и высыпает с отчаянной злобой свои последние снега и бураны. Навстречу немца доктора из Москвы, которого ждали каждую минуту и за которым была выслана подстава на большую дорогу, к повороту на проселок, были высланы верховые с фонарями, чтобы проводить его по ухабам и зажорам.
Княжна Марья уже давно оставила книгу: она сидела молча, устремив лучистые глаза на сморщенное, до малейших подробностей знакомое, лицо няни: на прядку седых волос, выбившуюся из под платка, на висящий мешочек кожи под подбородком.
Няня Савишна, с чулком в руках, тихим голосом рассказывала, сама не слыша и не понимая своих слов, сотни раз рассказанное о том, как покойница княгиня в Кишиневе рожала княжну Марью, с крестьянской бабой молдаванкой, вместо бабушки.
– Бог помилует, никогда дохтура не нужны, – говорила она. Вдруг порыв ветра налег на одну из выставленных рам комнаты (по воле князя всегда с жаворонками выставлялось по одной раме в каждой комнате) и, отбив плохо задвинутую задвижку, затрепал штофной гардиной, и пахнув холодом, снегом, задул свечу. Княжна Марья вздрогнула; няня, положив чулок, подошла к окну и высунувшись стала ловить откинутую раму. Холодный ветер трепал концами ее платка и седыми, выбившимися прядями волос.
– Княжна, матушка, едут по прешпекту кто то! – сказала она, держа раму и не затворяя ее. – С фонарями, должно, дохтур…
– Ах Боже мой! Слава Богу! – сказала княжна Марья, – надо пойти встретить его: он не знает по русски.
Княжна Марья накинула шаль и побежала навстречу ехавшим. Когда она проходила переднюю, она в окно видела, что какой то экипаж и фонари стояли у подъезда. Она вышла на лестницу. На столбике перил стояла сальная свеча и текла от ветра. Официант Филипп, с испуганным лицом и с другой свечей в руке, стоял ниже, на первой площадке лестницы. Еще пониже, за поворотом, по лестнице, слышны были подвигавшиеся шаги в теплых сапогах. И какой то знакомый, как показалось княжне Марье, голос, говорил что то.
– Слава Богу! – сказал голос. – А батюшка?
– Почивать легли, – отвечал голос дворецкого Демьяна, бывшего уже внизу.
Потом еще что то сказал голос, что то ответил Демьян, и шаги в теплых сапогах стали быстрее приближаться по невидному повороту лестницы. «Это Андрей! – подумала княжна Марья. Нет, это не может быть, это было бы слишком необыкновенно», подумала она, и в ту же минуту, как она думала это, на площадке, на которой стоял официант со свечой, показались лицо и фигура князя Андрея в шубе с воротником, обсыпанным снегом. Да, это был он, но бледный и худой, и с измененным, странно смягченным, но тревожным выражением лица. Он вошел на лестницу и обнял сестру.
– Вы не получили моего письма? – спросил он, и не дожидаясь ответа, которого бы он и не получил, потому что княжна не могла говорить, он вернулся, и с акушером, который вошел вслед за ним (он съехался с ним на последней станции), быстрыми шагами опять вошел на лестницу и опять обнял сестру. – Какая судьба! – проговорил он, – Маша милая – и, скинув шубу и сапоги, пошел на половину княгини.


Маленькая княгиня лежала на подушках, в белом чепчике. (Страдания только что отпустили ее.) Черные волосы прядями вились у ее воспаленных, вспотевших щек; румяный, прелестный ротик с губкой, покрытой черными волосиками, был раскрыт, и она радостно улыбалась. Князь Андрей вошел в комнату и остановился перед ней, у изножья дивана, на котором она лежала. Блестящие глаза, смотревшие детски, испуганно и взволнованно, остановились на нем, не изменяя выражения. «Я вас всех люблю, я никому зла не делала, за что я страдаю? помогите мне», говорило ее выражение. Она видела мужа, но не понимала значения его появления теперь перед нею. Князь Андрей обошел диван и в лоб поцеловал ее.