Коровин, Константин Алексеевич

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Константин Коровин»)
Перейти к: навигация, поиск
Константин Алексеевич Коровин

Портрет Константина Коровина работы Валентина Серова, 1891 год (из коллекции И. А. Морозова)
Происхождение:

Русский

Гражданство:

Российская империя Российская империя
Франция Франция

Учёба:

Алексей Саврасов

Стиль:

Импрессионизм и другиеК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3429 дней]

Награды:

Кавалер ордена Почётного легиона, Франция.

Константи́н Алексе́евич Коро́вин (23 ноября (5 декабря) 1861, Москва — 11 сентября 1939, Париж) — русский живописец, театральный художник, педагог и писатель. Брат художника Сергея Коровина[1]





Биография

Родился в состоятельной купеческой семье.

В четырнадцать лет Константин поступил на архитектурное отделение Московского училища живописи, ваяния и зодчества, через год перешёл на отделение живописи. Учился у А. К. Саврасова и В. Д. Поленова.

Для завершения образования Коровин поехал в Санкт-Петербург и поступил в Академию художеств, но через три месяца ушёл оттуда, разочаровавшись в тамошних методах преподавания. В 1894 году Коровин вместе с другом, художником В. Серовым, совершил путешествие на Север. В результате появились пейзажи «Гавань в Норвегии», «Ручей святого Трифона в Печенге», «Геммерфест. Северное сияние», «Мурманский берег».

Он совершил поездку в Париж в 1887, 1892 и 1893 годах, где познакомился с импрессионизмом. В 1896 году К. А. Коровин оформил павильон «Крайний Север», построенный по его проекту на ярмарке в Нижнем Новгороде.

В 1900-х годах художник активно работал в театре, создавая эскизы костюмов и декорации к драматическим постановкам, а также операм и балетам. В частности, он оформил спектакли «Фауст» (1899), «Конёк-горбунок» (1901), «Садко» (1906), «Золотой петушок» (1909). Константин Коровин работал над оформлением спектаклей Большого театра, Мариинского театра и театра Ла Скала в Милане[1].

Значительное место в творчестве Коровина занимал Париж. Городские пейзажи созданы под сильным влиянием французских импрессионистов. Ему мастерски удалось передать жизнь французской столицы в часы утреннего пробуждения, но более всего вечером, в сиянии огней на улицах и бульварах («Париж. Бульвар Капуцинок», 1902, 1906 и 1911; «Париж утром», 1906. Все — ГТГ).

В Париже К. Коровин увлёкся символизмом и, вернувшись в Россию, посещал лекции художника-эстета М. А. Дурнова, общался с поэтом К. Д. Бальмонтом. В эти годы он написал картины «Северная идиллия» (1892, ГТГ) и «Муза» (1890-е, ГТГ). Во время Первой мировой войны К. А. Коровин работал консультантом по маскировке в штабе русской армии.

На протяжении десятилетий К. А. Коровин участвовал в выставках художников разных направлений и объединений — передвижников, «Мира искусства», «Союза 36-ти», Союза русских художников.

С 1901 года К. А. Коровин и В. А. Серов преподавали в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Одним из его учеников был сценограф С. Ф. Николаев, будущий педагог, писатель и краевед С. П. Волков.

В воспоминаниях одного из его учеников, Н. М. Чернышёва, есть несколько эпизодов, которые дают представление о мировоззрении художника. Очень характерны слова, сказанные Коровиным Чернышёву в 1903 году во время болезни[2]:

По-прежнему лёжа в постели, Константин Алексеевич взял мой эскиз, поставил его себе на живот и начал говорить.
«Прежде всего надо избегать литературности в живописи», — были его первые слова. Однако он нашёл в нём (эскизе) много сердечности, поэзии, «Сколько любви!» — восклицал он.
Я волновался, что утомляю больного, а он рассказывал о своей молодости, как трудно им жилось… Случалось, что они голодали, но упорно работали.
«Деньги — г…., — не раз ввёртывал он крепкое словцо. — Никогда не думайте о деньгах. Они сами к вам придут… Пишите больше вот, что здесь, на улице, у вас перед глазами, — говорил он, указывая на окно и обводя взглядом комнату. — Живите в своей комнате, окружённый красками, акварелью, пастелью. …Всем пишите, пробуйте себя во всём. Больше ешьте, будьте здоровым, весёлым, но всё для искусства. Лучше жить в норе и, терпя всякие лишения, наслаждаться своим искусством…
Знайте Веру, Надежду и Любовь, и во всех лишениях помните эти три.
Если одну из них забыл — погиб».

После октябрьской революции в России Коровин активно занимался вопросами сохранения памятников искусства, организовал аукционы и выставки в пользу освободившихся политзаключённых, продолжал сотрудничать с театрами. С 1918 года художник жил в имении Островно Вышневолоцкого уезда Тверской губернии, преподавал в свободных государственных художественных мастерских на даче «Чайка».

В 1923 году художник по совету А. В. Луначарского выехал за границу и поселился во Франции.

Наряду с даром живописца, Константин Алексеевич обладал и незаурядным литературным талантом. Когда утрата зрения вынудила полностью отказаться от изобразительного искусства, художник продолжал писать рассказы.

Коровин скончался в Париже 11 сентября 1939 года.

Большое количество работ художника хранится в Русском музее.

Некоторые работы

Литературные труды

  • Шаляпин. Встречи и совместная жизнь. — Возрождение, 1939. — 214 с.
  • «То было давно… там… в России…»: Воспоминания, рассказы, письма. В 2 кн. — М.: Русский путь, 2010. — ISBN 978-5-85887-409-6, ISBN 978-5-85887-410-2 (кн. 1), ISBN 978-5-85887-411-9 (кн. 2)

Семья

Напишите отзыв о статье "Коровин, Константин Алексеевич"

Примечания

  1. 1 2 Большая советская энциклопедия. / Гл. ред. Б. А. Введенский. — 2-е изд. — Т. 23. Корзинка — Кукунор. — 1953. — 636 с.
  2. Народный художник РСФСР, профессор Николай Михайлович Чернышёв. 1885—1973. Сборник материалов и каталог выставки произведений искусства к 90-летию со дня рождения художника. — М.: Сов. художник. 1978.

Литература

  • Головин, А. Я. Встречи и впечатления. Письма. Воспоминания о Головине. / Сост. и комм. А. Г. Мовшенсона; вступ. ст. Ф. Я. Сыркиной. — Л.—М., 1960.
  • Комаровская, Н. И. О Константине Коровине. — Л., 1961.
  • Коган, Д. Константин Коровин. — М., 1964.
  • Молева, Н. М. Жизнь моя — живопись (Константин Коровин в Москве). — М.: Моск. рабочий, 1977. — 232 с.
  • Константин Коровин вспоминает… Сост. И. С. Зильберштейн, В. А. Самков. — М.: Изобр. иск-во, 1990. — 2-е изд., доп.
  • Подушков, Д. Л. Пребывание художника Константина Алексеевича Коровина в Удомле. // Удомельская старина : краевед. альманах. — № 7. — июнь 1998.
  • Давтян, Л. «Маленькая странность» Константина Коровина. // Иные берега. — № 4(24). — 2011.
  • Атрощенко, О. [www.tg-m.ru/articles/1-2012-34/dushoi-zhivu-bolshe-v-okhotine «Душой живу больше в Охотине…»] // Третьяковская галерея : журнал. — 2012. — № 1.
  • Ильина, Н. [www.tg-m.ru/articles/1-2012-34/restavrator-ivan-kondratevich-kraitor-i-nasledie-konstantina-korovina Реставратор Иван Кондратьевич Крайтор и наследие Константина Коровина] // Третьяковская галерея : журнал. — 2012. — № 1.
  • Иовлева, Л. [www.tg-m.ru/articles/1-2012-34/o-vystavke-konstantin-korovin-zhivopis-teatr О выставке «Константин Коровин. Живопись. Театр» в залах Государственной Третьяковской галереи] // Третьяковская галерея : журнал. — 2012. — № 1.
  • Полозова, Л. [www.tg-m.ru/articles/1-2012-34/portrety-druzei-konstantina-korovina Портреты друзей Константина Коровина] // Третьяковская галерея : журнал. — 2012. — № 1.
  • Смирнов, С. [www.tg-m.ru/articles/1-2012-34/zheltye-slivy-detstva «Жёлтые сливы детства…»] // Третьяковская галерея : журнал. — 2012. — № 1.
  • Чуракова, Е. [www.tg-m.ru/articles/1-2012-34/konstantin-korovin-i-ego-masterskaya-v-bolshom-teatre Константин Коровин и его мастерская в Большом театре] // Третьяковская галерея : журнал. — 2012. — № 1.
  • Баулин, Н. Б. Чёрный цвет в колорите станковой живописи К. А. Коровина // Научные труды. В. 28. Проблемы развития отеч. иск-ва / РАХ; Санкт-Петербургский гос. акад. ин-т живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина; науч. ред. В. А. Леняшин, сост. О. А. Резницкая, А. И. Шаманькова. — СПб., янв. — март 2014. — С. 146—155.

Ссылки

  • [kkorovin.ru/ Сайт о художнике]
  • [Facebook.com/domkorovina/ Дом-музей Коровина в Охотино ]
  • [www.nasledie-rus.ru/podshivka/8513.php Коровинский портрет моей бабушки] литературная запись воспоминаний К. Коровина
  • [www.artpoisk.info/artist/korovin_konstantin_alekseevich_1861 Коровин Константин Алексеевич — биография, 327 картин]
  • [www.abramtsevo.net/circle/2011-10-17-13-43-22.html К. А. Коровин в Абрамцеве]
  • [vfil.su/node/12 Художник Константин Коровин вспоминает]

Отрывок, характеризующий Коровин, Константин Алексеевич

– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.