Кравинский, Константин Евгеньевич
| Константин Кравинский | |
| Имя при рождении: |
Константин Евгеньевич Кравинский |
|---|---|
| Профессия: | |
| Театр: | |
Константин Евгеньевич Кравинский (6 июля 1961, Москва — 1 августа 2004, там же) — российский актёр театра и кино, радиоведущий.
Содержание
Биография
Родился 6 июля 1961 года в Москве, в семье актёров Антонины Дмитриевой и Евгения Кравинского.
Как рассказывал сам Константин, родился он в тот самый час, когда по всесоюзному радио шёл спектакль с участием Николая Литвинова. Эта радиопередача и «определила судьбу мальчугана». Театр и радио стали делом его жизни.
Костя плохо учился в школе и примерным поведением не отличался, в результате чего после восьмого класса из общеобразовательной школы он был исключён. Аттестат зрелости получил в школе рабочей молодёжи. Мальчик из актёрской семьи, который провел детство за кулисами театров и на съемочных площадках, не мог представить для себя иного жизненного пути, кроме как на театральной сцене: Константин поступил в Щукинское театральное училище, на знаменитый курс профессора А. Г. Бурова, выпуск 1984 года. На курсе преподавало множество мастеров сцены и режиссёров. Один из самых модных в то время студенческих спектаклей поставил Александр Кайдановский. Однокурсниками Константина были: Сергей Жигунов[1], Ирина Шмелёва, Анна Лухина, Елена Казаринова, Василий Фунтиков, Лика Нифонтова.
Антонина Дмитриева, мама Константина[2], проработала много лет со знаменитым режиссёром Анатолием Эфросом, его фамилия всегда звучала в доме, и Константин пришёл к мастеру в Театр на Малой Бронной, служил в котором с 1984 по 1999 годы . Играл много и увлечённо, преимущественно в комедийных ролях. Ввёлся на роль Яичницы в легендарную эфросовскую «Женитьбу» вместо Леонида Броневого. Но самой популярной работой Кравинского стала роль Диктора в фарсе «Моё заглядение»[3]: актёр находился в телевизоре почти весь спектакль и даже в антракте. Беспрерывно читая нелепые тексты, он показывал виртуозное владение мимикой, отображая с её помощью реакции своего персонажа на происходящее вокруг.
В кинематографе значительных работ не было. Но голос Константина Кравинского вписался в летопись российского радиовещания, он стал «звездой» эфира радиостанции «Эхо Москвы»[4] (работал там с 1993 по 2004 год), которая использовала его возможности в полной мере: актёр участвовал в разноплановых и разнотематических программах, в частности в «Детектив-шоу» с Матвеем Ганапольским, в программе «В рабочий полночь» с Алексеем Кашпуром, вёл программы с Львом Гулько[5]. Кроме того, Константин исполнял роль Петровича в радиосериале «Дом 7 подъезд 4».
Скончался 1 августа 2004 года в возрасте 43 лет. Похоронен вместе с родителями в Москве на Введенском кладбище.
Фильмография
- 1974 — Домби и сын — Робин
- 1975 — Кружилиха — Толя
- 1978 — Безбилетная пассажирка — Антон
- 1989 — А это случилось в Виши
- 1992 — Бабник-2
- 2002 — Смотрящий вниз
Напишите отзыв о статье "Кравинский, Константин Евгеньевич"
Примечания
- ↑ Был отчислен с младших курсов.
- ↑ О совместной работе с матерью Кравинский говорил: «Ругаться с Антониной Ивановной приходится. Был у нас спектакль „Волки и овцы“, где она играла Мурзавецкую, а я — её племянника. Так все наши друзья семьи после сцены ругани Мурзавецких спрашивали: „Островский у вас на кухне не бывал?“ Тяжело, когда вместе живёшь, ещё и работать вместе».
- ↑ Когда на спектакле присутствовали его коллеги с «Эха Москвы», он обязательно вставлял в свой текст различные «эховские» штучки и фамилии. В сцене передачи ключей то ли от гаража, то ли от квартиры действие перемещалось в зал, и Кравинский задействовал в этой репризе «своих». Он любил, чтобы в театр с полупустым залом приходили все, кто его знал, чтобы видели: Костя не только радиоведущий, он ещё и артист. В «Моём загляденье» была сцена, где старик смотрел в телеэкран, не обращая внимания на свою внучку, а диктор упоенно рассказывал ему о том, как мариновать помидоры. Когда старик отвлекался, диктор по-детски обижался и отворачивался. Но как только единственный зритель возвращался к телевизору, диктор медленно «отходил» и, как бы все еще немного дуясь, возобновлял рассказ.
- ↑ Голос Константина звучит на «Эхе» по сей день.
- ↑ Кравинский и на «Эхе» оставался актёром, хотя в некрологе фигурирует слово «журналист». Он брал интервью, беседовал с гостями, зачитывал дайджест (пресса), но «идеологом» этих программ всегда оставался Лев Гулько, а Константин подыгрывал ему, хотя нередко и перехватывал инициативу. Одно время они записывали так называемые «саморекламы» — анонсы предстоящих передач. Эти ролики — одни из самых ярких и запоминающихся на радио. Обыгрывая название газеты или журнала, ведущие разыгрывали целое представление с завязкой, развитием действия и кульминацией. За несколько секунд перед слушателями представал настоящий спектакль.
Ссылки
- www.peoples.ru/art/cinema/actor/konstantin_kravinsky/
- www.echo.msk.ru/contributors/140/
- www.levdurov.ru/sitedetnews.php?id=67
Отрывок, характеризующий Кравинский, Константин Евгеньевич
– Много, много, – отвечал Ростов. – Да вы что ж собрались тут? – прибавил он. – Праздник, что ль?– Старички собрались, по мирскому делу, – отвечал мужик, отходя от него.
В это время по дороге от барского дома показались две женщины и человек в белой шляпе, шедшие к офицерам.
– В розовом моя, чур не отбивать! – сказал Ильин, заметив решительно подвигавшуюся к нему Дуняшу.
– Наша будет! – подмигнув, сказал Ильину Лаврушка.
– Что, моя красавица, нужно? – сказал Ильин, улыбаясь.
– Княжна приказали узнать, какого вы полка и ваши фамилии?
– Это граф Ростов, эскадронный командир, а я ваш покорный слуга.
– Бе…се…е…ду…шка! – распевал пьяный мужик, счастливо улыбаясь и глядя на Ильина, разговаривающего с девушкой. Вслед за Дуняшей подошел к Ростову Алпатыч, еще издали сняв свою шляпу.
– Осмелюсь обеспокоить, ваше благородие, – сказал он с почтительностью, но с относительным пренебрежением к юности этого офицера и заложив руку за пазуху. – Моя госпожа, дочь скончавшегося сего пятнадцатого числа генерал аншефа князя Николая Андреевича Болконского, находясь в затруднении по случаю невежества этих лиц, – он указал на мужиков, – просит вас пожаловать… не угодно ли будет, – с грустной улыбкой сказал Алпатыч, – отъехать несколько, а то не так удобно при… – Алпатыч указал на двух мужиков, которые сзади так и носились около него, как слепни около лошади.
– А!.. Алпатыч… А? Яков Алпатыч!.. Важно! прости ради Христа. Важно! А?.. – говорили мужики, радостно улыбаясь ему. Ростов посмотрел на пьяных стариков и улыбнулся.
– Или, может, это утешает ваше сиятельство? – сказал Яков Алпатыч с степенным видом, не заложенной за пазуху рукой указывая на стариков.
– Нет, тут утешенья мало, – сказал Ростов и отъехал. – В чем дело? – спросил он.
– Осмелюсь доложить вашему сиятельству, что грубый народ здешний не желает выпустить госпожу из имения и угрожает отпречь лошадей, так что с утра все уложено и ее сиятельство не могут выехать.
– Не может быть! – вскрикнул Ростов.
– Имею честь докладывать вам сущую правду, – повторил Алпатыч.
Ростов слез с лошади и, передав ее вестовому, пошел с Алпатычем к дому, расспрашивая его о подробностях дела. Действительно, вчерашнее предложение княжны мужикам хлеба, ее объяснение с Дроном и с сходкою так испортили дело, что Дрон окончательно сдал ключи, присоединился к мужикам и не являлся по требованию Алпатыча и что поутру, когда княжна велела закладывать, чтобы ехать, мужики вышли большой толпой к амбару и выслали сказать, что они не выпустят княжны из деревни, что есть приказ, чтобы не вывозиться, и они выпрягут лошадей. Алпатыч выходил к ним, усовещивая их, но ему отвечали (больше всех говорил Карп; Дрон не показывался из толпы), что княжну нельзя выпустить, что на то приказ есть; а что пускай княжна остается, и они по старому будут служить ей и во всем повиноваться.
В ту минуту, когда Ростов и Ильин проскакали по дороге, княжна Марья, несмотря на отговариванье Алпатыча, няни и девушек, велела закладывать и хотела ехать; но, увидав проскакавших кавалеристов, их приняли за французов, кучера разбежались, и в доме поднялся плач женщин.
– Батюшка! отец родной! бог тебя послал, – говорили умиленные голоса, в то время как Ростов проходил через переднюю.
Княжна Марья, потерянная и бессильная, сидела в зале, в то время как к ней ввели Ростова. Она не понимала, кто он, и зачем он, и что с нею будет. Увидав его русское лицо и по входу его и первым сказанным словам признав его за человека своего круга, она взглянула на него своим глубоким и лучистым взглядом и начала говорить обрывавшимся и дрожавшим от волнения голосом. Ростову тотчас же представилось что то романическое в этой встрече. «Беззащитная, убитая горем девушка, одна, оставленная на произвол грубых, бунтующих мужиков! И какая то странная судьба натолкнула меня сюда! – думал Ростов, слушяя ее и глядя на нее. – И какая кротость, благородство в ее чертах и в выражении! – думал он, слушая ее робкий рассказ.
Когда она заговорила о том, что все это случилось на другой день после похорон отца, ее голос задрожал. Она отвернулась и потом, как бы боясь, чтобы Ростов не принял ее слова за желание разжалобить его, вопросительно испуганно взглянула на него. У Ростова слезы стояли в глазах. Княжна Марья заметила это и благодарно посмотрела на Ростова тем своим лучистым взглядом, который заставлял забывать некрасивость ее лица.
– Не могу выразить, княжна, как я счастлив тем, что я случайно заехал сюда и буду в состоянии показать вам свою готовность, – сказал Ростов, вставая. – Извольте ехать, и я отвечаю вам своей честью, что ни один человек не посмеет сделать вам неприятность, ежели вы мне только позволите конвоировать вас, – и, почтительно поклонившись, как кланяются дамам царской крови, он направился к двери.
Почтительностью своего тона Ростов как будто показывал, что, несмотря на то, что он за счастье бы счел свое знакомство с нею, он не хотел пользоваться случаем ее несчастия для сближения с нею.
Княжна Марья поняла и оценила этот тон.
– Я очень, очень благодарна вам, – сказала ему княжна по французски, – но надеюсь, что все это было только недоразуменье и что никто не виноват в том. – Княжна вдруг заплакала. – Извините меня, – сказала она.
Ростов, нахмурившись, еще раз низко поклонился и вышел из комнаты.
– Ну что, мила? Нет, брат, розовая моя прелесть, и Дуняшей зовут… – Но, взглянув на лицо Ростова, Ильин замолк. Он видел, что его герой и командир находился совсем в другом строе мыслей.
Ростов злобно оглянулся на Ильина и, не отвечая ему, быстрыми шагами направился к деревне.
– Я им покажу, я им задам, разбойникам! – говорил он про себя.
