Константин Михайлович
Константин Михайлович<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Смерть князя</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 1328 — 1338 | ||
| Предшественник: | Александр Михайлович | |
| Преемник: | Александр Михайлович | |
| 1339 — 1345 | ||
| Предшественник: | Александр Михайлович | |
| Преемник: | Всеволод Александрович | |
| Вероисповедание: | Православие | |
| Рождение: | 1306 | |
| Смерть: | 1345 | |
| Род: | Рюриковичи | |
| Отец: | Михаил Ярославич Тверской | |
| Мать: | Анна Кашинская | |
| Супруга: | Софья Юрьевна (дочь Юрия Даниловича) | |
| Дети: | Симеон, Еремей. | |
Константин Михайлович (1302—1345) — удельный князь дорогобужский, Великий князь тверской (1328—1338, 1339—1345), третий сын великого князя владимирского и тверского Михаила Ярославича. Родоначальник ветви дорогобужских князей.
Содержание
Молодые годы
Константин впервые упоминается в летописях в 1318 году в качестве заложника в Орде за своего отца. Упоминается, что в это время ему 12 лет. Рассерженный на его отца Михаила хан Узбек приказал схватить Константина и уморить его голодом. Однако приближённые посоветовали хану отпустить мальчика, сказав, что если он его убьёт, то Михаил никогда не явится в Орду. Узбек приказал выпустить Константина.
Мальчик Константин находился в Орде, когда там был убит его отец. Перед смертью Михаил сообщил сыну свою последнюю волю и отослал его к жене Узбека, ханше Баялун. Она хорошо приняла мальчика, утешала его и заступилась за бояр Михаила, которые искали её покровительства.
Назначенный новым великим князем Владимирским Юрий Данилович Московский сделал Константина и бояр его отца своими пленниками и увёз их во Владимир. Выкупленный за 18 тысяч рублей братом Дмитрием Грозные Очи, он женился в 1320 году на дочери Юрия Софье.
Первое княжение в Твери (1328—1338)
В 1327 г. в Твери произошло восстание горожан, убивших множество татар вместе с баскаком Чолханом, и тверские князья, чтобы избежать мести Узбек-хана, отправились по Новгородским и Псковским землям. Константин Михайлович оказался с младшим братом Василием в Ладоге.
В следующем году Константин вернулся и вместе с московским князем Иваном Калитой отправился в Орду. Великий князь тверской Александр Михайлович, убивший ханского родственника, не мог возвратиться домой, и Константин Михайлович получил в 1328 году в Орде ярлык на тверской стол. Узбек поручил всем, в том числе и ему, найти для него сбежавшего Александра. Константин выступал в роли вассала Москвы, следуя за московским князем Иваном I Калитой и в Орду, и на Новгород, и на брата Александра.
Когда в 1329 году князь Иван Калита выступил с войском против Пскова, где находился Александр, и прибыл в Новгород, то среди сопровождавших его князей были и Константин с Василием.
Не думая о борьбе с Москвой, Константин Михайлович восстанавливал силы разоренного оккупантами княжества, приводил в порядок внутренние дела, укреплял свою вотчину.
Второе княжение в Твери (1339—1345)
Константин уступил первенство брату Александру, когда хан вернул ему в 1338 году тверской стол.
Вскоре, однако, после наговоров Ивана Калиты Узбек вновь прогневался на Александра и в 1339 году вызвал к себе в ставку. Летопись сообщает, что Константин в это время лежал тяжело больной, и Александр очень жалел, что не мог дождаться его выздоровления.
Александр был казнён вместе с сыном Фёдором в Орде, и Константин Михайлович снова занял Тверь, оставшись под влиянием Калиты, который даже приказал ему снять и привезти в Москву колокол с главной тверской Спасо-Преображенской церкви — символ свободы и независимости Твери. В таких же отношениях Константин Михайлович остался и с великим князем владимирским и московским Симеоном Ивановичем Гордым.
В 1345 Константин Михайлович стал ссориться со вдовой Александра Анастасией и его сыном Всеволодом, удельным князем холмским, и принялся теснить Холмскую волость, силой захватывая бояр и княжеских слуг. Всеволод не смог сносить этих притеснений и ушел в Москву к Семену Гордому. В том же году Константин и Всеволод поехали в Орду. Там в 1346 году Константин умер, возможно, был отравлен. Тверской стол занял Всеволод в обход своего дяди Василия.
| Тверские князья (1247—1485) | |||||||||||||||||||||
|
Браки и дети
- Константин первый раз (с 1320) был женат на дочери Юрия Даниловича Московского Софье.
- Второй брак был с Евдокией.
Константин стал основателем династии Дорогобужских князей. У него было два сына, оба — князья Дорогобужские: Симеон и Еремей.
Напишите отзыв о статье "Константин Михайлович"
Литература
- Лихач Е. Дорогобужские удельные князья // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Тверские (великие и удельные князья) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
- Карамзин Н.М. История Государства Российского. — Ростов-на-Дону: Издательство «Феникс», 1995
- Соловьёв С. М. [www.magister.msk.ru/library/history/solov/solv03p5.htm История России с древнейших времен]
Отрывок, характеризующий Константин Михайлович
– Et puis, monsieur Kiril, vous n'avez qu'a dire un mot au capitaine, vous savez. Oh, c'est un… qui n'oublie jamais rien. Dites au capitaine quand il fera sa tournee, il fera tout pour vous… [И потом, господин Кирил, вам стоит сказать слово капитану, вы знаете… Это такой… ничего не забывает. Скажите капитану, когда он будет делать обход; он все для вас сделает…]Капитан, про которого говорил капрал, почасту и подолгу беседовал с Пьером и оказывал ему всякого рода снисхождения.
– Vois tu, St. Thomas, qu'il me disait l'autre jour: Kiril c'est un homme qui a de l'instruction, qui parle francais; c'est un seigneur russe, qui a eu des malheurs, mais c'est un homme. Et il s'y entend le… S'il demande quelque chose, qu'il me dise, il n'y a pas de refus. Quand on a fait ses etudes, voyez vous, on aime l'instruction et les gens comme il faut. C'est pour vous, que je dis cela, monsieur Kiril. Dans l'affaire de l'autre jour si ce n'etait grace a vous, ca aurait fini mal. [Вот, клянусь святым Фомою, он мне говорил однажды: Кирил – это человек образованный, говорит по французски; это русский барин, с которым случилось несчастие, но он человек. Он знает толк… Если ему что нужно, отказа нет. Когда учился кой чему, то любишь просвещение и людей благовоспитанных. Это я про вас говорю, господин Кирил. Намедни, если бы не вы, то худо бы кончилось.]
И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.
– C'est bien, c'est bien, merci, mais vous devez avoir de la toile de reste? [Хорошо, хорошо, спасибо, а полотно где, что осталось?] – сказал француз.
– Она еще ладнее будет, как ты на тело то наденешь, – говорил Каратаев, продолжая радоваться на свое произведение. – Вот и хорошо и приятно будет.
– Merci, merci, mon vieux, le reste?.. – повторил француз, улыбаясь, и, достав ассигнацию, дал Каратаеву, – mais le reste… [Спасибо, спасибо, любезный, а остаток то где?.. Остаток то давай.]
Пьер видел, что Платон не хотел понимать того, что говорил француз, и, не вмешиваясь, смотрел на них. Каратаев поблагодарил за деньги и продолжал любоваться своею работой. Француз настаивал на остатках и попросил Пьера перевести то, что он говорил.
– На что же ему остатки то? – сказал Каратаев. – Нам подверточки то важные бы вышли. Ну, да бог с ним. – И Каратаев с вдруг изменившимся, грустным лицом достал из за пазухи сверточек обрезков и, не глядя на него, подал французу. – Эхма! – проговорил Каратаев и пошел назад. Француз поглядел на полотно, задумался, взглянул вопросительно на Пьера, и как будто взгляд Пьера что то сказал ему.
– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.
Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
