Константин (шхуна, 1848)
«Константин» — парусная двухмачтовая шхуна Аральской флотилии Российской империи. Одно из первых российских судов на Аральском море.
Описание судна
Парусная двухмачтовая шхуна, построенная специально для исследований Аральского моря. Длина шхуны по сведениям из различных источников составляла от 14,3 до 14,33 метра, ширина от 4,88 до 4,9 метра, а осадка от 1,8 до 1,85 метра. Вооружение судна состояло из двух орудий[1][3].
История службы
Шхуна «Константин» была построена А. И. Бутаковым в Оренбурге в 1848 году, как военное судно, предназначенное для исследования Аральского моря. В том же году в разобранном виде доставлена на подводах из Оренбурга в Раим, где была собрана и спущена на воду[2].
Принимала участие в Аральской экспедиции 1848—1849 годов под руководством капитан-лейтенанта А. И. Бутакова и прапорщика Поспелова. В экипаж шхуны в первом плавании входил находящийся в оренбургской ссылке Тарас Шевченко, принятый в экспедицию в качестве художника[4].
В августе 1848 года недалеко от острова Барсакельмес экипаж шхуны пережил сильную бурю, продолжавшуюся около трех суток[5].
В сентябре были открыты острова Константина, Николая I и Наследника. Вся цепь островов обследовалась экспедицией одновременно[5].
В апреле 1849 года шхуна подверглась ремонту. Ремонт судна описан в докладной записке А. И. Бутакова В. А. Обручеву и изображен на рисунках Тараса Шевченко[6].
24 мая (5 июня) 1849 года экипажем шхуны был открыт остров Толмачева, а 30 августа (11 сентября) остров Беллинсгаузена[5].
21 июля (2 августа) 1863 года шхуна была исключена из списков судов флотилии[3].
Память
- Судно периодически встречается в произведениях Тараса Шевченко.
- Фигурирует в рассказе Ю. В. Давыдова «На шхуне»[7].
Командиры шхуны
Командиром шхуны «Константин» в 1848 и 1849 годах служил А. И. Бутаков[1].
Напишите отзыв о статье "Константин (шхуна, 1848)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 [sailing.shipmodelsbay.com/06/shhsp/index.html Шхуны специальной постройки] (рус.). «Военная Россия». Проверено 2 марта 2014.
- ↑ 1 2 А. И. Макшеев. Путешествия по Киргизским степям и Туркестанскому краю // [litopys.org.ua/shevchenko/vosp48.htm Воспоминания о Тарасе Шевченко] / Составл. и примеч. В. С. Бородина и Н. Н. Павлюка. — Киев: Дніпро, 1988. — С. 246—267, 520—522. — 608 с.
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 [randewy.ru/nk/aral.html Аральская флотилия] (рус.). randewy.ru. Проверено 28 августа 2013.
- ↑ [tarasshevchenko.at.ua/photo/shkhuni_quot_konstantin_quot_ta_quot_mikhail_quot_1848/2-0-84 Шхуни «Константин» та «Михаил»] (укр.). tarasshevchenko.at.ua. Проверено 31 августа 2013.
- ↑ 1 2 3 [kungrad.com/aral/book/shev/ Шевченко и Арал] (рус.). kungrad.com. Проверено 31 августа 2013.
- ↑ [litopys.org.ua/shevchenko/shev8043.htm Шхуна «Константин» на ремонті] (укр.). litopys.org.ua/. Проверено 31 августа 2013.
- ↑ Ю. В. Давыдов. На шхуне // [kungrad.com/aral/book/schooner/ Сочинения]. — М.: Терра, 1996. — ISBN 5300004839.
Литература
- А. И. Макшеев. Путешествия по Киргизским степям и Туркестанскому краю // [litopys.org.ua/shevchenko/vosp48.htm Воспоминания о Тарасе Шевченко] / Составл. и примеч. В. С. Бородина и Н. Н. Павлюка. — Киев: Дніпро, 1988. — 608 с.
- Широкорад А. Б. 200 лет парусного флота России / Под ред. А. Б. Васильева. — 2-е изд. — М.: «Вече», 2007.
- Чернышёв А. А. Российский парусный флот. Справочник. — М.: Воениздат, 2002. — Т. 2. — 480 с. — (Корабли и суда Российского флота). — 5000 экз. — ISBN 5-203-01789-1.
| ||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Константин (шхуна, 1848)
Как естественно, и просто, и постепенно явился Кутузов из Турции в казенную палату Петербурга собирать ополчение и потом в армию, именно тогда, когда он был необходим, точно так же естественно, постепенно и просто теперь, когда роль Кутузова была сыграна, на место его явился новый, требовавшийся деятель.Война 1812 го года, кроме своего дорогого русскому сердцу народного значения, должна была иметь другое – европейское.
За движением народов с запада на восток должно было последовать движение народов с востока на запад, и для этой новой войны нужен был новый деятель, имеющий другие, чем Кутузов, свойства, взгляды, движимый другими побуждениями.
Александр Первый для движения народов с востока на запад и для восстановления границ народов был так же необходим, как необходим был Кутузов для спасения и славы России.
Кутузов не понимал того, что значило Европа, равновесие, Наполеон. Он не мог понимать этого. Представителю русского народа, после того как враг был уничтожен, Россия освобождена и поставлена на высшую степень своей славы, русскому человеку, как русскому, делать больше было нечего. Представителю народной войны ничего не оставалось, кроме смерти. И он умер.
Пьер, как это большею частью бывает, почувствовал всю тяжесть физических лишений и напряжений, испытанных в плену, только тогда, когда эти напряжения и лишения кончились. После своего освобождения из плена он приехал в Орел и на третий день своего приезда, в то время как он собрался в Киев, заболел и пролежал больным в Орле три месяца; с ним сделалась, как говорили доктора, желчная горячка. Несмотря на то, что доктора лечили его, пускали кровь и давали пить лекарства, он все таки выздоровел.
Все, что было с Пьером со времени освобождения и до болезни, не оставило в нем почти никакого впечатления. Он помнил только серую, мрачную, то дождливую, то снежную погоду, внутреннюю физическую тоску, боль в ногах, в боку; помнил общее впечатление несчастий, страданий людей; помнил тревожившее его любопытство офицеров, генералов, расспрашивавших его, свои хлопоты о том, чтобы найти экипаж и лошадей, и, главное, помнил свою неспособность мысли и чувства в то время. В день своего освобождения он видел труп Пети Ростова. В тот же день он узнал, что князь Андрей был жив более месяца после Бородинского сражения и только недавно умер в Ярославле, в доме Ростовых. И в тот же день Денисов, сообщивший эту новость Пьеру, между разговором упомянул о смерти Элен, предполагая, что Пьеру это уже давно известно. Все это Пьеру казалось тогда только странно. Он чувствовал, что не может понять значения всех этих известий. Он тогда торопился только поскорее, поскорее уехать из этих мест, где люди убивали друг друга, в какое нибудь тихое убежище и там опомниться, отдохнуть и обдумать все то странное и новое, что он узнал за это время. Но как только он приехал в Орел, он заболел. Проснувшись от своей болезни, Пьер увидал вокруг себя своих двух людей, приехавших из Москвы, – Терентия и Ваську, и старшую княжну, которая, живя в Ельце, в имении Пьера, и узнав о его освобождении и болезни, приехала к нему, чтобы ходить за ним.
Во время своего выздоровления Пьер только понемногу отвыкал от сделавшихся привычными ему впечатлений последних месяцев и привыкал к тому, что его никто никуда не погонит завтра, что теплую постель его никто не отнимет и что у него наверное будет обед, и чай, и ужин. Но во сне он еще долго видел себя все в тех же условиях плена. Так же понемногу Пьер понимал те новости, которые он узнал после своего выхода из плена: смерть князя Андрея, смерть жены, уничтожение французов.
Радостное чувство свободы – той полной, неотъемлемой, присущей человеку свободы, сознание которой он в первый раз испытал на первом привале, при выходе из Москвы, наполняло душу Пьера во время его выздоровления. Он удивлялся тому, что эта внутренняя свобода, независимая от внешних обстоятельств, теперь как будто с излишком, с роскошью обставлялась и внешней свободой. Он был один в чужом городе, без знакомых. Никто от него ничего не требовал; никуда его не посылали. Все, что ему хотелось, было у него; вечно мучившей его прежде мысли о жене больше не было, так как и ее уже не было.
– Ах, как хорошо! Как славно! – говорил он себе, когда ему подвигали чисто накрытый стол с душистым бульоном, или когда он на ночь ложился на мягкую чистую постель, или когда ему вспоминалось, что жены и французов нет больше. – Ах, как хорошо, как славно! – И по старой привычке он делал себе вопрос: ну, а потом что? что я буду делать? И тотчас же он отвечал себе: ничего. Буду жить. Ах, как славно!
То самое, чем он прежде мучился, чего он искал постоянно, цели жизни, теперь для него не существовало. Эта искомая цель жизни теперь не случайно не существовала для него только в настоящую минуту, но он чувствовал, что ее нет и не может быть. И это то отсутствие цели давало ему то полное, радостное сознание свободы, которое в это время составляло его счастие.
Он не мог иметь цели, потому что он теперь имел веру, – не веру в какие нибудь правила, или слова, или мысли, но веру в живого, всегда ощущаемого бога. Прежде он искал его в целях, которые он ставил себе. Это искание цели было только искание бога; и вдруг он узнал в своем плену не словами, не рассуждениями, но непосредственным чувством то, что ему давно уж говорила нянюшка: что бог вот он, тут, везде. Он в плену узнал, что бог в Каратаеве более велик, бесконечен и непостижим, чем в признаваемом масонами Архитектоне вселенной. Он испытывал чувство человека, нашедшего искомое у себя под ногами, тогда как он напрягал зрение, глядя далеко от себя. Он всю жизнь свою смотрел туда куда то, поверх голов окружающих людей, а надо было не напрягать глаз, а только смотреть перед собой.
