Константин XI Палеолог
| Константин XI (XII) Палеолог Κωνσταντίνος ΙΑ' Παλαιολόγος<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| ||||
| ||||
|---|---|---|---|---|
| 1443 — 1449 | ||||
| Предшественник: | Феодор II Палеолог | |||
| Преемник: | Фома Палеолог | |||
| ||||
| 6 января 1449 — 29 мая 1453 | ||||
| Предшественник: | Иоанн VIII | |||
| Преемник: | государство пало | |||
| 29 мая 1453 г. султан Мехмед II захватил Константинополь. | ||||
| Рождение: | 8 февраля 1405 | |||
| Смерть: | 29 мая 1453 (48 лет) Константинополь | |||
| Род: |  Палеологи
| |||
| Отец: | Мануил II | |||
| Мать: | Елена Драгаш | |||
| Супруга: | Маддалена Токко | |||
Константи́н XI (XII) Палеоло́г Дра́гаш (или Дра́гас); греч. Κωνσταντίνος ΙΑ' Παλαιολόγος, Δραγάσης; 8 февраля 1405 — 29 мая 1453, Константинополь) — последний византийский император, правивший в 1449—1453. Погиб во время захвата Константинополя турками.
Содержание
Происхождение
Константин был сыном Мануила II, восьмым из десяти детей Мануила II и Елены Драгаш, дочери сербского князя Константина Драгаша. По византийской традиции, позволявшей принимать фамилию по материнской линии, в случае если она достаточно престижна, Константин предпочитал называться фамилией матери — Драгаш. Большую часть детства он провёл в Константинополе, под наблюдением своих родителей.
Деспот Мореи
До своего вступления на престол, Константин снискал себе уважение ромеев как храбрый деспот Мореи (средневековое название Пелопоннеса). Он не блистал образованием, предпочитая книгам воинские упражнения, был вспыльчив, но обладал здравым рассудком и даром убеждать слушателей. В период отлучки своего старшего брата в Италию Константин был правителем Константинополя с 1437 по 1439.
Император Византии
Когда умер Иоанн VIII Палеолог, Константин находился в Мистре. Его младший брат, Димитрий первым прибыл в Константинополь в надежде, что императорский трон достанется ему, но его никто не поддержал. Сам Константин был провозглашён императором в начале января в Мистрасе. В марте 1449 года он прибыл в столицу и принял власть. Вопреки традиции Константин не был коронован патриархом[1]. Следующие годы он занимался тем, что готовил город к обороне на случай осады, в борьбе с турками искал помощи и союза на западе и пытался примирить церковные смуты, вызванные унией с католиками. Во всём этом он преуспел только отчасти, но бо́льшего в его положении трудно было ожидать.
В 1452 году воспользовавшись войной османского султана Мехмеда II в Азии, Константин потребовал от него увеличения денежного взноса за надзор над жившим в Константинополе османским принцем Урханом, который мог, при случае, явиться опасным претендентом на султанский престол. Мехмед не только ответил отказом на это требование, но совсем прекратил уплату взноса и начал войну с ним. Константину не удалось добиться своевременной помощи от западных государств. Обращение к папе Николаю V привело лишь к возобновлению вопроса об унии. Лично ничего не имея против неё, Константин разрешил присланному папой кардиналу отслужить обедню в Софийском соборе, в присутствии двора, сената и высшего духовенства. Это вызвало среди масс, возбуждаемых враждебным унии монашеством, сильное негодование, нашедшее себе выражение в заявлении мегадуки Луки Нотараса что он готов видеть Константинополь «скорее под властью чалмы, чем под властью тиары». Военная помощь, какую мог оказать папа, оказалась запоздавшей.
5 апреля 1453 года началась осада Константинополя войсками султана Мехмеда II, имевшая цель захват города. Султан предложил Константину в обмен на сдачу города сохранить ему жизнь и оставить в его власти Мистру, но он ответил отказом. Следующие два месяца шли бои между византийскими и турецкими войсками. 29 мая 1453 года в город ворвались войска султана; последние сохранившиеся в истории слова императора были: «Город пал, а я ещё жив»[2], после чего, сорвав с себя знаки императорского достоинства, Константин бросился в бой как простой воин и был убит. Достоверных сведений о судьбе его останков нет; в греческой среде существует ряд легенд на сей счёт, одна из которых утверждает, что он был погребён в храме Святой Феодосии, где накануне ночью он молился вместе с Патриархом.[3]
Константин XI Палеолог в искусстве
В литературе
- Георгиос Леонардос. «Последний Палеолог»
- Никос Казандзакис. «Христа распинают вновь»
В кино
- Агония Византии (L'agonie de Byzance) — реж. Луи Фейад (Франция, 1913). В роли Константина XI Палеолога — Люитц-Мора.
- Завоевание 1453 (Fetih 1453) — реж. Фарук Аксой (Турция, 2012). В роли Константина XI Палеолога — Реджеп Актуг.
Напишите отзыв о статье "Константин XI Палеолог"
Примечания
- ↑ [penelope.uchicago.edu/Thayer/E/Roman/Texts/secondary/BURLAT/1*.html History of the Later Roman Empire by J. B. Bury. published by Macmillan & Co., Ltd., 1923]
- ↑ Philip Sherrard. Constantinople: iconography of a sacred city, Oxford University Press, 1965, стр. 139.
- ↑ Mamboury, Ernest. The Tourists' Istanbul. Istanbul: Çituri Biraderler Basımevi, 1953, стр. 299.
Литература
- Дашков С. Б. Императоры Византии. — М., 1997.
- Рыжов К. В. Все монархи мира. Древняя Греция. Древний Рим. Византия. — М., 2001.
Отрывок, характеризующий Константин XI Палеолог
– Мама, это не стыдно, что он вдовец?– Полно, Наташа. Молись Богу. Les Marieiages se font dans les cieux. [Браки заключаются в небесах.]
– Голубушка, мамаша, как я вас люблю, как мне хорошо! – крикнула Наташа, плача слезами счастья и волнения и обнимая мать.
В это же самое время князь Андрей сидел у Пьера и говорил ему о своей любви к Наташе и о твердо взятом намерении жениться на ней.
В этот день у графини Елены Васильевны был раут, был французский посланник, был принц, сделавшийся с недавнего времени частым посетителем дома графини, и много блестящих дам и мужчин. Пьер был внизу, прошелся по залам, и поразил всех гостей своим сосредоточенно рассеянным и мрачным видом.
Пьер со времени бала чувствовал в себе приближение припадков ипохондрии и с отчаянным усилием старался бороться против них. Со времени сближения принца с его женою, Пьер неожиданно был пожалован в камергеры, и с этого времени он стал чувствовать тяжесть и стыд в большом обществе, и чаще ему стали приходить прежние мрачные мысли о тщете всего человеческого. В это же время замеченное им чувство между покровительствуемой им Наташей и князем Андреем, своей противуположностью между его положением и положением его друга, еще усиливало это мрачное настроение. Он одинаково старался избегать мыслей о своей жене и о Наташе и князе Андрее. Опять всё ему казалось ничтожно в сравнении с вечностью, опять представлялся вопрос: «к чему?». И он дни и ночи заставлял себя трудиться над масонскими работами, надеясь отогнать приближение злого духа. Пьер в 12 м часу, выйдя из покоев графини, сидел у себя наверху в накуренной, низкой комнате, в затасканном халате перед столом и переписывал подлинные шотландские акты, когда кто то вошел к нему в комнату. Это был князь Андрей.
– А, это вы, – сказал Пьер с рассеянным и недовольным видом. – А я вот работаю, – сказал он, указывая на тетрадь с тем видом спасения от невзгод жизни, с которым смотрят несчастливые люди на свою работу.
Князь Андрей с сияющим, восторженным и обновленным к жизни лицом остановился перед Пьером и, не замечая его печального лица, с эгоизмом счастия улыбнулся ему.
– Ну, душа моя, – сказал он, – я вчера хотел сказать тебе и нынче за этим приехал к тебе. Никогда не испытывал ничего подобного. Я влюблен, мой друг.
Пьер вдруг тяжело вздохнул и повалился своим тяжелым телом на диван, подле князя Андрея.
– В Наташу Ростову, да? – сказал он.
– Да, да, в кого же? Никогда не поверил бы, но это чувство сильнее меня. Вчера я мучился, страдал, но и мученья этого я не отдам ни за что в мире. Я не жил прежде. Теперь только я живу, но я не могу жить без нее. Но может ли она любить меня?… Я стар для нее… Что ты не говоришь?…
– Я? Я? Что я говорил вам, – вдруг сказал Пьер, вставая и начиная ходить по комнате. – Я всегда это думал… Эта девушка такое сокровище, такое… Это редкая девушка… Милый друг, я вас прошу, вы не умствуйте, не сомневайтесь, женитесь, женитесь и женитесь… И я уверен, что счастливее вас не будет человека.
– Но она!
– Она любит вас.
– Не говори вздору… – сказал князь Андрей, улыбаясь и глядя в глаза Пьеру.
– Любит, я знаю, – сердито закричал Пьер.
– Нет, слушай, – сказал князь Андрей, останавливая его за руку. – Ты знаешь ли, в каком я положении? Мне нужно сказать все кому нибудь.
– Ну, ну, говорите, я очень рад, – говорил Пьер, и действительно лицо его изменилось, морщина разгладилась, и он радостно слушал князя Андрея. Князь Андрей казался и был совсем другим, новым человеком. Где была его тоска, его презрение к жизни, его разочарованность? Пьер был единственный человек, перед которым он решался высказаться; но зато он ему высказывал всё, что у него было на душе. То он легко и смело делал планы на продолжительное будущее, говорил о том, как он не может пожертвовать своим счастьем для каприза своего отца, как он заставит отца согласиться на этот брак и полюбить ее или обойдется без его согласия, то он удивлялся, как на что то странное, чуждое, от него независящее, на то чувство, которое владело им.
– Я бы не поверил тому, кто бы мне сказал, что я могу так любить, – говорил князь Андрей. – Это совсем не то чувство, которое было у меня прежде. Весь мир разделен для меня на две половины: одна – она и там всё счастье надежды, свет; другая половина – всё, где ее нет, там всё уныние и темнота…
– Темнота и мрак, – повторил Пьер, – да, да, я понимаю это.
– Я не могу не любить света, я не виноват в этом. И я очень счастлив. Ты понимаешь меня? Я знаю, что ты рад за меня.
– Да, да, – подтверждал Пьер, умиленными и грустными глазами глядя на своего друга. Чем светлее представлялась ему судьба князя Андрея, тем мрачнее представлялась своя собственная.
Для женитьбы нужно было согласие отца, и для этого на другой день князь Андрей уехал к отцу.
Отец с наружным спокойствием, но внутренней злобой принял сообщение сына. Он не мог понять того, чтобы кто нибудь хотел изменять жизнь, вносить в нее что нибудь новое, когда жизнь для него уже кончалась. – «Дали бы только дожить так, как я хочу, а потом бы делали, что хотели», говорил себе старик. С сыном однако он употребил ту дипломацию, которую он употреблял в важных случаях. Приняв спокойный тон, он обсудил всё дело.
Во первых, женитьба была не блестящая в отношении родства, богатства и знатности. Во вторых, князь Андрей был не первой молодости и слаб здоровьем (старик особенно налегал на это), а она была очень молода. В третьих, был сын, которого жалко было отдать девчонке. В четвертых, наконец, – сказал отец, насмешливо глядя на сына, – я тебя прошу, отложи дело на год, съезди за границу, полечись, сыщи, как ты и хочешь, немца, для князя Николая, и потом, ежели уж любовь, страсть, упрямство, что хочешь, так велики, тогда женись.
– И это последнее мое слово, знай, последнее… – кончил князь таким тоном, которым показывал, что ничто не заставит его изменить свое решение.
