Констант II (узурпатор)
Констант лат. Constans<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет на силикве.</td></tr> | ||
| ||
---|---|---|
Смерть: | до 18 сентября 411 года Вьенн | |
Отец: | Константин III |
Констант II (лат. Constans) — римский император-узурпатор в 410—411 годах.
Биография
Констант был старшим сыном узурпатора Константина III, который восстал против власти Гонория в 406 или 407 году. Как сообщает Орозий[1] и другие авторы, до вступления на престол отца Констант был монахом. В 408 году Констант стал цезарем и был послан в Испанию, где подавил восстание родственников Гонория. После вторжения варваров в 409 году Константин III сделал своего старшего сына августом[2].
Констант II по поручению отца предпринял поход в Испанию и собрал лучшие войска. Его сопровождал британец Геронтий, которого он назначил magister militum и префект Аполлинарий (дед писателя Сидония Аполлинария). Константу удалось подавить сопротивление испанских родственников Гонория; двое из них — Дидим и Верениан — оказались в плену вместе со своими семьями. Констант доставил их к отцу, который приказал казнить обоих[3] и вернулся в Испанию в сопровождении полководца Юста, который, скорее всего, должен был заменить Геронтия. Геронтий поднял восстание против Константа и Константина и объявил императором Максима, поэтому Констант остался в Галлии. Геронтий захватил Галлию и убил Константа близ Вьенна[4]. Григорий Турский сообщал, что Констант был женат, но о дальнейшей судьбе его жены ничего не известно.
Констант в средневековой британской традиции
Позднейшая британская традиция связывала Константина III и Константа с легендой о рождении короля Артура. Гальфрид Монмутский в своей «Истории королей Британии» писал, что Констант и отец Артура — Утер Пендрагон — были братьями. По легенде, изложенной у Гальфрида, после гибели Константина III Вортигерн уговорил Константа покинуть монастырь, возвёл его на трон, а затем взял власть в свои руки и организовал убийство короля. У Лайамона бегство Константа из монастыря рассказано как авантюрная новелла с переодеванием и погоней. Гальфрид рисует Константа с симпатией как невинную жертву Вортигерна, в то время, как Лайамон осуждает его за уход из монастыря: «некрасивое было начало, некрасивым получился и конец»[5].
Напишите отзыв о статье "Констант II (узурпатор)"
Примечания
- ↑ Орозий, «История против язычников», VII.40.7.
- ↑ Немногие сохранившиеся серебряные монеты Константа, скорее всего, были выпущены именно по этому случаю, как подарок (донатива) войскам. См. Roman Imperial Coinage. Vol. X. / Ed. J.P.C. Kent. London, 1994. P. 147.
- ↑ Впоследствии Константин утверждал, что решение о казни родственников Гонория принял не он; см. Зосима, VI. 1.1.
- ↑ Олимпиодор Фиванский, фрагмент 16; Созомен, IX, 13.
- ↑ Layamon’s Brut, Or Chronicle of Britain… / Ed. F. Madden, Vol. II. London, 1847. P. 130 [www.archive.org/stream/layamonsbrutorc02maddgoog#page/n139/mode/1up].
Литература
- Martindale, J. R. Constans 1 // Prosopography of the Later Roman Empire. — Cambridge University Press, 1980. — Vol. II : A.D. 395–527. — P. 310. — ISBN 0-521-20159-4 [2001 reprint].
- Constans 6 // RE VII (1900). Sp. 952
Отрывок, характеризующий Констант II (узурпатор)
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.
Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.