Конституция Колумбии

Конституция Колумбии, известная как Конституция 1991 года — основной закон Республики Колумбия. Промульгирована 4 июля 1991 года, заменив ранее действовавшую Конституцию 1886 года.

История

После объявления независимости от Испании в 1810 году до настоящего времени конституция Колумбии менялась десять раз, конституция 1991 года — одиннадцатая по счёту. Каждая новая редакция Конституции преследовала три основных цели: обеспечить разделение властей, укрепить исполнительную власть и доминирующую роль римско-католической церкви. Предыдущая редакция Конституции была принята в 1886 и определяла государственное устройство как унитарную республику.

В 1988 году в Колумбии развернулось массовое общественное движение за реформирование конституции под названием «Мы еще можем сохранить Колумбию» («исп. Todavia Podemos Salvar Colombia»), которое предложило на выборах 1990 года сформировать для этого Конституционную ассамблею и предложило так называемый «Седьмой бюллетень» (в дополнение к шести имевшимся бюллетеням для голосования — по выборам в Сенат, Палату представителей, губернаторов, муниципальных советов, мэров городов и т. д.). Хотя Избирательная комиссия Колумбии не приняла предложение ввести седьмой бюллетень, Верховный суд подтвердил его законность.

В декабре 1990 года были проведены выборы конституционной ассамблеи Колумбии, которая должна была обнародовать новую конституцию в 1991 году. Конституционную ассамблею возглавили Альваро Гомес Уртадо от консервативной партии, Орасио Серпа от либеральной партии и Антонио Наварро Вольфф от движения 19 апреля.

Структура и основные положения Конституции

Конституция 1991 года состоит из 13 глав, 380 статей и 59 временных положений. Конституция определяет Колумбию как социально-правовое государство, организованное в форме унитарной республики, децентрализованное, с автономией его территориальных единиц, демократическое, плюралистическое, основанное на уважении человеческого достоинства, труде и солидарности людей, которых оно объединяет. Конституция 1991 года закрепляет практически все известные как латиноамериканскому праву, так и мировой конституционной практике институты и гарантии защиты прав человека. Согласно Конституции, ратифицированные и вступившие в силу международные договоры о правах человека и конвенции о труде составляют непосредственную часть внутреннего законодательства Колумбии. Международно-договорные нормы о правах человека имеют приоритет над законами Колумбии и не могут быть приостановлены в периоды военного или чрезвычайного положения.

Во главе исполнительной власти Колумбии стоит президент — глава государства и правительства, верховный главнокомандующий вооруженными силами, который избирается раз в 4 года всеобщим и прямым голосованием граждан, достигших 18-летнего возраста, и может занимать пост только один 4-летний срок. В состав правительства (кабинета министров) Колумбии входят сам президент, министры и директора административных департаментов. Президент назначает и смещает министров и директоров по личному усмотрению. Все акты Президента для вступления в силу должны быть скреплены подписью соответствующего министра или директора, исключая акты о назначениях последних. Конституция 1991 вводит также пост вице-президента и устанавливает ограничения чрезвычайных полномочий исполнительной власти.

Губернаторы провинций также избираются напрямую населением (ранее они назначались президентом).

Законодательная власть в Колумбии представлена парламентом — двухпалатным Национальным конгрессом, который состоит из Сената и Палаты представителей. Национальный конгресс избирается на 4 года всеобщим тайным голосованием: Сенат — по общенациональному, Палата представителей — по территориальным и специальным избирательным округам. Два места в Сенате специально зарезервированы для представительства индейских народов. Конгресс собирается на совместное заседание обеих палат исключительно для введения в должность Президента Республики. Обычные законы принимаются простым большинством от числа присутствующих на заседании членов палат. Ряд положений Конституции 1991 года направлен на ограничение возможностей и привилегий депутатов конгресса, хотя за конгрессом сохраняется право вызывать для отчета членов кабинета министров и выражать им недоверие.

Судебная власть Колумбии, согласно Конституция 1991 года предусматривает несколько самостоятельных юрисдикций: общую, административную, конституционную и специальные. К судам общей юрисдикции относятся Верховный суд (высшая инстанция), вышестоящие окружные, окружные, муниципальные и низшие суды. В составе Верховного суда имеются палаты по гражданским, уголовным и трудовым апелляциям. Высшим судом административной юстиции в Колумбии с 1914 являлся Государственный совет, таковым он и остался по Конституции 1991 года. Члены Государственного совета назначаются из числа кандидатов, отобранных Высшим советом магистратуры, сроком на 8 лет и не могут быть назначены на ту же должность повторно. Конституционный суд обеспечивает сохранение и гарантии правовых норм, тогда как за Государственным советом осталось право осуществления контроля за содержанием постановлений исполнительной власти. Конституция 1991 предусматривает создание Высшего судебного совета, в задачи которого входит управление системой судопроизводства и организация её работы. Конституция 1991 предусматривает также введение законодательных мер, направленных на обеспечение защиты представителей судебной системы от запугиваний и физического уничтожения, практиковавшихся колумбийскими наркодельцами.

Ссылки

• [confinder.richmond.edu/admin/docs/colombia_const2.pdf Текст Конституции Колумбии 1991 года]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Конституция Колумбии

– Боже мой! Что это? Зачем он здесь? – сказал себе князь Андрей.
В несчастном, рыдающем, обессилевшем человеке, которому только что отняли ногу, он узнал Анатоля Курагина. Анатоля держали на руках и предлагали ему воду в стакане, края которого он не мог поймать дрожащими, распухшими губами. Анатоль тяжело всхлипывал. «Да, это он; да, этот человек чем то близко и тяжело связан со мною, – думал князь Андрей, не понимая еще ясно того, что было перед ним. – В чем состоит связь этого человека с моим детством, с моею жизнью? – спрашивал он себя, не находя ответа. И вдруг новое, неожиданное воспоминание из мира детского, чистого и любовного, представилось князю Андрею. Он вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими рукамис готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда либо, проснулись в его душе. Он вспомнил теперь ту связь, которая существовала между им и этим человеком, сквозь слезы, наполнявшие распухшие глаза, мутно смотревшим на него. Князь Андрей вспомнил все, и восторженная жалость и любовь к этому человеку наполнили его счастливое сердце.
Князь Андрей не мог удерживаться более и заплакал нежными, любовными слезами над людьми, над собой и над их и своими заблуждениями.
«Сострадание, любовь к братьям, к любящим, любовь к ненавидящим нас, любовь к врагам – да, та любовь, которую проповедовал бог на земле, которой меня учила княжна Марья и которой я не понимал; вот отчего мне жалко было жизни, вот оно то, что еще оставалось мне, ежели бы я был жив. Но теперь уже поздно. Я знаю это!»


Страшный вид поля сражения, покрытого трупами и ранеными, в соединении с тяжестью головы и с известиями об убитых и раненых двадцати знакомых генералах и с сознанием бессильности своей прежде сильной руки произвели неожиданное впечатление на Наполеона, который обыкновенно любил рассматривать убитых и раненых, испытывая тем свою душевную силу (как он думал). В этот день ужасный вид поля сражения победил ту душевную силу, в которой он полагал свою заслугу и величие. Он поспешно уехал с поля сражения и возвратился к Шевардинскому кургану. Желтый, опухлый, тяжелый, с мутными глазами, красным носом и охриплым голосом, он сидел на складном стуле, невольно прислушиваясь к звукам пальбы и не поднимая глаз. Он с болезненной тоской ожидал конца того дела, которого он считал себя причиной, но которого он не мог остановить. Личное человеческое чувство на короткое мгновение взяло верх над тем искусственным призраком жизни, которому он служил так долго. Он на себя переносил те страдания и ту смерть, которые он видел на поле сражения. Тяжесть головы и груди напоминала ему о возможности и для себя страданий и смерти. Он в эту минуту не хотел для себя ни Москвы, ни победы, ни славы. (Какой нужно было ему еще славы?) Одно, чего он желал теперь, – отдыха, спокойствия и свободы. Но когда он был на Семеновской высоте, начальник артиллерии предложил ему выставить несколько батарей на эти высоты, для того чтобы усилить огонь по столпившимся перед Князьковым русским войскам. Наполеон согласился и приказал привезти ему известие о том, какое действие произведут эти батареи.
Адъютант приехал сказать, что по приказанию императора двести орудий направлены на русских, но что русские все так же стоят.
– Наш огонь рядами вырывает их, а они стоят, – сказал адъютант.
– Ils en veulent encore!.. [Им еще хочется!..] – сказал Наполеон охриплым голосом.
– Sire? [Государь?] – повторил не расслушавший адъютант.
– Ils en veulent encore, – нахмурившись, прохрипел Наполеон осиплым голосом, – donnez leur en. [Еще хочется, ну и задайте им.]
И без его приказания делалось то, чего он хотел, и он распорядился только потому, что думал, что от него ждали приказания. И он опять перенесся в свой прежний искусственный мир призраков какого то величия, и опять (как та лошадь, ходящая на покатом колесе привода, воображает себе, что она что то делает для себя) он покорно стал исполнять ту жестокую, печальную и тяжелую, нечеловеческую роль, которая ему была предназначена.
И не на один только этот час и день были помрачены ум и совесть этого человека, тяжеле всех других участников этого дела носившего на себе всю тяжесть совершавшегося; но и никогда, до конца жизни, не мог понимать он ни добра, ни красоты, ни истины, ни значения своих поступков, которые были слишком противоположны добру и правде, слишком далеки от всего человеческого, для того чтобы он мог понимать их значение. Он не мог отречься от своих поступков, восхваляемых половиной света, и потому должен был отречься от правды и добра и всего человеческого.
Не в один только этот день, объезжая поле сражения, уложенное мертвыми и изувеченными людьми (как он думал, по его воле), он, глядя на этих людей, считал, сколько приходится русских на одного француза, и, обманывая себя, находил причины радоваться, что на одного француза приходилось пять русских. Не в один только этот день он писал в письме в Париж, что le champ de bataille a ete superbe [поле сражения было великолепно], потому что на нем было пятьдесят тысяч трупов; но и на острове Св. Елены, в тиши уединения, где он говорил, что он намерен был посвятить свои досуги изложению великих дел, которые он сделал, он писал:
«La guerre de Russie eut du etre la plus populaire des temps modernes: c'etait celle du bon sens et des vrais interets, celle du repos et de la securite de tous; elle etait purement pacifique et conservatrice.
C'etait pour la grande cause, la fin des hasards elle commencement de la securite. Un nouvel horizon, de nouveaux travaux allaient se derouler, tout plein du bien etre et de la prosperite de tous. Le systeme europeen se trouvait fonde; il n'etait plus question que de l'organiser.
Satisfait sur ces grands points et tranquille partout, j'aurais eu aussi mon congres et ma sainte alliance. Ce sont des idees qu'on m'a volees. Dans cette reunion de grands souverains, nous eussions traites de nos interets en famille et compte de clerc a maitre avec les peuples.
L'Europe n'eut bientot fait de la sorte veritablement qu'un meme peuple, et chacun, en voyageant partout, se fut trouve toujours dans la patrie commune. Il eut demande toutes les rivieres navigables pour tous, la communaute des mers, et que les grandes armees permanentes fussent reduites desormais a la seule garde des souverains.