Основной закон ФРГ

Основной закон Федеративной Республики Германия
нем. Grundgesetz für die Bundesrepublik Deutschland
Отрасль права:	Конституционное право
Вид:	Конституция
Принятие:	Парламентским советом 8 мая 1949 года
Одобрение:	Ландтагами в период с 16 мая 1949 года по 22 мая 1949 года
Подписание:	Президентом Парламентского совета Конрадом Аденауэром Первым вице-президентом Парламентского совета Адольфом Шёнфельдером Вторым вице-президентом Парламентского совета Херманном Шефером
Вступление в силу:	23 мая 1949 года
Первая публикация:	Федеральный вестник министерства юстиции, 24 мая 1949 года
[www.1000dokumente.de/?c=dokument_de&dokument=0014_gru&object=translation&l=ru  (рус.) Электронная версия]

Основной закон Федеративной Республики Германия (нем. Grundgesetz für die Bundesrepublik Deutschland, GG) — конституция Германии, в которой закреплены основы правовой и политической системы страны. Особое значение в Основном законе страны, пережившей опыт национал-социализма, приобрели основные гражданские права.

Принят Парламентским Советом (Parlamentarischer Rat) ФРГ, органом избранным ландтагами. Основной закон ФРГ вступил в силу 23 мая 1949 года только на территории западных оккупационных зон, и изначально предполагался его временный характер: ожидалось, что советская зона оккупации Германии вскоре объединится с другими, чем и объясняется такое название конституции. В Основной закон ФРГ в 1949 г. были инкорпорированы статьи 136, 137, 138, 139 и 141 Веймарской конституции, которые действуют до настоящего времени. Прочие нормы Веймарской конституции, не противоречившие Основному закону, действовали в качестве обычного права ФРГ до 60-х годов.

Изменение «Основного закона» требует поддержки как бундестага, так и бундесрата. При этом, статья 1, гарантирующая соблюдение прав человека, и статья 20, описывающая государственные принципы демократии, правового и социального государства, не могут быть изменены. В результате многочисленных изменений и дополнений размер текста «Основного закона» через 60 лет после принятия в три раза превышает его первоначальный размер и становится всё более сложным.

История принятия «Основного закона»

На встрече министр-президентов одиннадцати земель западной зоны оккупации, состоявщейся с 8 по 10 июля 1949 года в Кобленце, было решено не создавать на территории Тризонии полноценного государства, которое могло бы окончательно закрепить раздел Германии. Вместо этого было принято решение о создании временной административной единицы, которая не в коем случае не должна была бы иметь характер государства. По этой причине было решено вместо конституции (нем. Verfassung) принять «основной закон» (нем. Grundgesetz), который бы обеспечивал единообразное управление западных зон оккупации, а вместо Конституционного собрания созвать Парламентский совет. Кроме того, принципиально отвергалось проведение голосования на всенародном референдуме. Несмотря на то, что западные оккупационные державы с самого начала выступали за принятие полноценной конституции путём референдума, министр-президенты смогли отстоять свою точку зрения.

8 мая 1949 года в Бонне прошла встреча парламентского совета — органа, созданного для разработки временной конституции нового государства — Федеративной Республики Германии, на которой «Основной закон» был принят 53 голосами против 12. Председатель парламентского совета, Конрад Аденауэр, первым поставил свою подпись на принятом документе. В последующие дни западные оккупационные державы также утвердили принятие «Основного закона», и земельные парламенты десяти из одиннадцати земель (кроме Баварии) западной зоны оккупации также проголосовали за новую конституцию. Текст закона был официально провозглашён 23 мая 1949 года. Этот день стал днём рождения Федеративной Республики Германия.

Временный характер конституции

«Основной закон» изначально задумывался как временный документ, который, согласно его же статье 146, должен был быть впоследствии заменён новой Конституцией Германии, принятой немецким народом в результате референдума. После объединения Германии в 1989/1990-х годах существовало две возможности — вступление в силу «Основного закона» на бывших территориях ГДР или принятие на референдуме новой общегерманской конституции. В результате был выбран первый путь, и документ, задумывавшийся как временный, продолжает с внесёнными изменениями действовать в Германии по сей день.

В 1957 году в состав ФРГ на правах земли вошёл Саар, и Основной закон стал действовать и там. Территория Западного Берлина вошла в Федеративную Республику одновременно с восточными землями. Объединение страны произошло лишь 3 октября 1990 года, и с этого года Основной закон ФРГ стал конституцией всего немецкого народа.

Преамбула Закона содержала указание на его временный характер до объединения Германии и принятия новой Конституции. Конституционная комиссия, приступившая к работе после присоединения ГДР к ФРГ в 1990 году, пришла к выводу о том, что необходимость принятия новой конституции отсутствует, и положение о временном характере Основного закона было удалено из преамбулы.

Ссылки

• [www.gesetze-im-internet.de/bundesrecht/gg/gesamt.pdf Основной закон ФРГ  (нем.)]
• [www.btg-bestellservice.de/pdf/80201000.pdf Основной закон ФРГ  (англ.)]
• Анатолий Иванов. [dw.de/p/HsoQ Основной Закон ФРГ — 60-летний юбилей]. Deutsche Welle (19 мая 2009). Проверено 12 августа 2014.
• [ria.ru/politics/20090522/171980508.html Справка: Образование ФРГ и Основной закон Германии 1949]. РИА Новости (22 мая 2009). Проверено 12 августа 2014.
• Manfred Görtemaker. [www.bpb.de/geschichte/deutsche-geschichte/grundgesetz-und-parlamentarischer-rat/38975/kurzueberblick?p=all Von den Londoner Empfehlungen zum Grundgesetz: Ein kurzer Überblick zur Entstehung der Bundesrepublik Deutschland] (нем.). Bundeszentrale für politische Bildung (1. September 2007). Проверено 28 апреля 2016.

Отрывок, характеризующий Основной закон ФРГ

– Я так была рада, узнав о вашем спасенье. Это было единственное радостное известие, которое мы получили с давнего времени. – Опять еще беспокойнее княжна оглянулась на компаньонку и хотела что то сказать; но Пьер перебил ее.
– Вы можете себе представить, что я ничего не знал про него, – сказал он. – Я считал его убитым. Все, что я узнал, я узнал от других, через третьи руки. Я знаю только, что он попал к Ростовым… Какая судьба!
Пьер говорил быстро, оживленно. Он взглянул раз на лицо компаньонки, увидал внимательно ласково любопытный взгляд, устремленный на него, и, как это часто бывает во время разговора, он почему то почувствовал, что эта компаньонка в черном платье – милое, доброе, славное существо, которое не помешает его задушевному разговору с княжной Марьей.
Но когда он сказал последние слова о Ростовых, замешательство в лице княжны Марьи выразилось еще сильнее. Она опять перебежала глазами с лица Пьера на лицо дамы в черном платье и сказала:
– Вы не узнаете разве?
Пьер взглянул еще раз на бледное, тонкое, с черными глазами и странным ртом, лицо компаньонки. Что то родное, давно забытое и больше чем милое смотрело на него из этих внимательных глаз.
«Но нет, это не может быть, – подумал он. – Это строгое, худое и бледное, постаревшее лицо? Это не может быть она. Это только воспоминание того». Но в это время княжна Марья сказала: «Наташа». И лицо, с внимательными глазами, с трудом, с усилием, как отворяется заржавелая дверь, – улыбнулось, и из этой растворенной двери вдруг пахнуло и обдало Пьера тем давно забытым счастием, о котором, в особенности теперь, он не думал. Пахнуло, охватило и поглотило его всего. Когда она улыбнулась, уже не могло быть сомнений: это была Наташа, и он любил ее.
В первую же минуту Пьер невольно и ей, и княжне Марье, и, главное, самому себе сказал неизвестную ему самому тайну. Он покраснел радостно и страдальчески болезненно. Он хотел скрыть свое волнение. Но чем больше он хотел скрыть его, тем яснее – яснее, чем самыми определенными словами, – он себе, и ей, и княжне Марье говорил, что он любит ее.
«Нет, это так, от неожиданности», – подумал Пьер. Но только что он хотел продолжать начатый разговор с княжной Марьей, он опять взглянул на Наташу, и еще сильнейшая краска покрыла его лицо, и еще сильнейшее волнение радости и страха охватило его душу. Он запутался в словах и остановился на середине речи.
Пьер не заметил Наташи, потому что он никак не ожидал видеть ее тут, но он не узнал ее потому, что происшедшая в ней, с тех пор как он не видал ее, перемена была огромна. Она похудела и побледнела. Но не это делало ее неузнаваемой: ее нельзя было узнать в первую минуту, как он вошел, потому что на этом лице, в глазах которого прежде всегда светилась затаенная улыбка радости жизни, теперь, когда он вошел и в первый раз взглянул на нее, не было и тени улыбки; были одни глаза, внимательные, добрые и печально вопросительные.
Смущение Пьера не отразилось на Наташе смущением, но только удовольствием, чуть заметно осветившим все ее лицо.


– Она приехала гостить ко мне, – сказала княжна Марья. – Граф и графиня будут на днях. Графиня в ужасном положении. Но Наташе самой нужно было видеть доктора. Ее насильно отослали со мной.
– Да, есть ли семья без своего горя? – сказал Пьер, обращаясь к Наташе. – Вы знаете, что это было в тот самый день, как нас освободили. Я видел его. Какой был прелестный мальчик.
Наташа смотрела на него, и в ответ на его слова только больше открылись и засветились ее глаза.
– Что можно сказать или подумать в утешенье? – сказал Пьер. – Ничего. Зачем было умирать такому славному, полному жизни мальчику?
– Да, в наше время трудно жить бы было без веры… – сказала княжна Марья.
– Да, да. Вот это истинная правда, – поспешно перебил Пьер.
– Отчего? – спросила Наташа, внимательно глядя в глаза Пьеру.
– Как отчего? – сказала княжна Марья. – Одна мысль о том, что ждет там…
Наташа, не дослушав княжны Марьи, опять вопросительно поглядела на Пьера.
– И оттого, – продолжал Пьер, – что только тот человек, который верит в то, что есть бог, управляющий нами, может перенести такую потерю, как ее и… ваша, – сказал Пьер.
Наташа раскрыла уже рот, желая сказать что то, но вдруг остановилась. Пьер поспешил отвернуться от нее и обратился опять к княжне Марье с вопросом о последних днях жизни своего друга. Смущение Пьера теперь почти исчезло; но вместе с тем он чувствовал, что исчезла вся его прежняя свобода. Он чувствовал, что над каждым его словом, действием теперь есть судья, суд, который дороже ему суда всех людей в мире. Он говорил теперь и вместе с своими словами соображал то впечатление, которое производили его слова на Наташу. Он не говорил нарочно того, что бы могло понравиться ей; но, что бы он ни говорил, он с ее точки зрения судил себя.
Княжна Марья неохотно, как это всегда бывает, начала рассказывать про то положение, в котором она застала князя Андрея. Но вопросы Пьера, его оживленно беспокойный взгляд, его дрожащее от волнения лицо понемногу заставили ее вдаться в подробности, которые она боялась для самой себя возобновлять в воображенье.
– Да, да, так, так… – говорил Пьер, нагнувшись вперед всем телом над княжной Марьей и жадно вслушиваясь в ее рассказ. – Да, да; так он успокоился? смягчился? Он так всеми силами души всегда искал одного; быть вполне хорошим, что он не мог бояться смерти. Недостатки, которые были в нем, – если они были, – происходили не от него. Так он смягчился? – говорил Пьер. – Какое счастье, что он свиделся с вами, – сказал он Наташе, вдруг обращаясь к ней и глядя на нее полными слез глазами.
Лицо Наташи вздрогнуло. Она нахмурилась и на мгновенье опустила глаза. С минуту она колебалась: говорить или не говорить?
– Да, это было счастье, – сказала она тихим грудным голосом, – для меня наверное это было счастье. – Она помолчала. – И он… он… он говорил, что он желал этого, в ту минуту, как я пришла к нему… – Голос Наташи оборвался. Она покраснела, сжала руки на коленах и вдруг, видимо сделав усилие над собой, подняла голову и быстро начала говорить:
– Мы ничего не знали, когда ехали из Москвы. Я не смела спросить про него. И вдруг Соня сказала мне, что он с нами. Я ничего не думала, не могла представить себе, в каком он положении; мне только надо было видеть его, быть с ним, – говорила она, дрожа и задыхаясь. И, не давая перебивать себя, она рассказала то, чего она еще никогда, никому не рассказывала: все то, что она пережила в те три недели их путешествия и жизни в Ярославль.
Пьер слушал ее с раскрытым ртом и не спуская с нее своих глаз, полных слезами. Слушая ее, он не думал ни о князе Андрее, ни о смерти, ни о том, что она рассказывала. Он слушал ее и только жалел ее за то страдание, которое она испытывала теперь, рассказывая.
Княжна, сморщившись от желания удержать слезы, сидела подле Наташи и слушала в первый раз историю этих последних дней любви своего брата с Наташей.