Континентальная экспансия США

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Континентальная экспансия США — процесс территориально-политического расширения Соединённых Штатов Америки на запад континента Северной Америки с момента обретения независимости Тринадцатью колониями от Великобритании и до образования Континентальных штатов США в своём современном виде.





В настоящей статье представлены все этапы этого процесса в хронологическом порядке с указанием каждой приобретавшейся или утрачиваемой материковой территории, обстоятельств её обретения/утраты. При этом рассматриваются исключительно территориально-политические и правовые (а не межэтнические, экономические или культурные) взаимоотношения государств, что выводит за рамки процесса отношения США с племенами и племенными союзами коренных североамериканцев — см. «доктрина открытия».

Хронология

1780—1800




1810—1830

  • 27 октября 1810 года США, несмотря на протесты Испании, аннексировали Западную Флориду от устья Миссисипи до реки Пердидо, обосновав тем, что эти земли являлись частью купленной у Франции Луизианы. За месяц до аннексии там произошло антииспанское восстание поселенцев, в результате которого была провозглашена Республика Западная Флорида, но она не была признана США и прекратила существование. Однако испанцам в 1810 году удалось удержать за собой земли Западной Флориды между реками Перл и Пердидо (округ Мобил)[5].


  • 12 мая 1812 года США аннексировали округ Мобил (междуречье Перл—Пердидо в испанской Западной Флориде)[5]. Поводом послужила продолжавшаяся англо-американская война, в которой Испания участвовала как союзница Великобритании. Юридическое закрепление аннексии произошло в феврале 1819 года по договору Адамса — Ониса вместе с уступкой остальной испанской Флориды в пользу США.



  • 22 февраля 1819 года в Вашингтоне между США и Испанией был заключён Договор Адамса — Ониса, он зафиксировал передачу всей Испанской Флориды Соединённым Штатам и определил границу между США и вице-королевством Новая Испания (Мексикой, Техасом). Ослабленная Испания не могла удерживать индейские племена Флориды от набегов на США, американцам приходилось совершать встречные карательные операции далеко за пределами границы. Образовалась задолженность испанского правительства по претензиям граждан США на общую сумму около $5,5 млн. В результате Испанская Флорида была передана США бесплатно, но с обязательством оплатить эти претензии. Испано-американская граница была определена по реке Сабин от её устья на север вверх по течению до 32-й параллели, от 32-й параллели на север до Ред-Ривер, по Ред-Ривер на запад до 100-го меридиана, по 100-му меридиану на север до реки Арканзас, далее по этой реке вверх до истока, от него на север до 42-й параллели и по этой параллели на запад до Тихого океана (при этом оказался спорным участок графства Миллер). Кроме того, Испания передала США свои 250-летние претензии на тихоокеанские земли к северу от 42-й параллели[7] (Орегонская земля, Аляска).


1840—1849



  • 15 июня 1846 года в Вашингтоне был заключён Орегонский договор между Британской империей и США, установивший границу их владений на Орегонской земле. Несмотря на нараставшую напряжённость и наличие экспансионистских устремлений части конгрессменов США, выступавших за присоединение всей спорной территории вплоть до южной границы Русской Америки, начавшаяся война с Мексикой придала США стремления договориться по Орегону миром. В итоге граница была установлена по 49-й параллели, при этом остров Ванкувер остался целиком за Британской Северной Америкой.



  • 2 февраля 1848 года между Мексикой и США был заключён мирный договор Гвадалупе-Идальго, согласно которому Мексика признавала утрату Техаса, отказывалась в пользу США от Верхней Калифорнии, Новой Мексики и района нижней Рио-Гранде (таким образом разрешился пограничный спор). Вместе с Техасом утраченное составило около половины всей площади Мексики (2,4 млн км²) или около 15 % территории США. За эти земли Мексика получила денежную компенсацию в $15 млн плюс погашение американским правительством частных претензий к Мексике ещё на $3,25 млн[10].

1850—1870

  • 30 декабря 1853 года произошла «покупка Гадсдена»: за $10 млн США купили у Мексики в добавление к ранее приобретённому ещё 120 тыс. км² приграничной территории южнее реки Гила и западнее Рио-Гранде (эти земли в настоящее время составляют южные части штатов Аризона и Нью-Мексико). В качестве основной причины покупки назывался разработанный проект трансокеанской железной дороги[11].


  • 18 октября 1867 года состоялась официальная церемония передачи в собственность США Русской Америки, североамериканских земель Российской империи (Аляска, Алеутские острова и др.) общей площадью около 1,52 млн км², проданных 30 марта того же года согласно подписанному в Вашингтоне двустороннему договору за $7,2 млн. Полученные за продажу деньги были потрачены Россией на оборудование для Курско-Киевской, Рязанско-Козловской, Московско-Рязанской и др. железных дорог России[12].



C 1898 года США приступили к заморской экспансии и обретению колоний на Тихом океане и в Карибском море.
См. Заморская экспансия США.

XX век



  • 23 ноября 1970 года между Мексикой и США был заключён Пограничный договор, разрешивший в пользу той или иной стороны ряд накопившихся двусторонних территориальных споров из-за периодической смены русла реки Рио-Гранде. Параллельно было решено совместными усилиями укрепить определённые участки дна реки и следить за её состоянием. Всего с 1910 по 1976 год США таким образом приобрели за счёт Мексики 71,68 км², а Мексика за счёт США — 47,19 км²[16].

См. также

Напишите отзыв о статье "Континентальная экспансия США"

Примечания

  1. [www.yale.edu/lawweb/avalon/diplomacy/britain/paris.htm Текст договора: The Paris Peace Treaty of September 3, 1783]. The Avalon Project at Yale Law School.
  2. Duffy, J.; Feeney, V. Vermont: An Illustrated History. — American Historical Press, 2000. — p. 296. — ISBN 1892724081
  3. Grant, E. The Treaty Of San Lorenzo And Manifest Destiny. — Gulf Coast Historical Review, 1997, Vol. 12 Issue 2. — pp. 44—57
  4. [www.archives.gov/exhibits/american_originals/louistxt.html The Louisiana Purchase]. — National Archives and Records Administration.
  5. 1 2 [fcit.usf.edu/Florida/docs/s/spanocc.htm Spanish Occupation, Second] / A History of Florida. — Floripedia, University of South Florida.
  6. [www.yale.edu/lawweb/avalon/diplomacy/britain/conv1818.htm Текст конвенции: Convention of 1818 between the United States and Great Britain]. The Avalon Project at Yale Law School.
  7. [www.yale.edu/lawweb/avalon/diplomacy/spain/sp1819.htm Текст договора: Treaty of Amity, Settlement, and Limits Between the United States of America and His Catholic Majesty. 1819]. The Avalon Project at Yale Law School.
  8. [www.explorenorth.com/library/history/bl-rusus1825.htm Text of Russo-American Treaty of 1824]
  9. [www.yale.edu/lawweb/avalon/diplomacy/britain/br-1842.htm Текст договора: The Webster-Ashburton Treaty]. The Avalon Project at Yale Law School.
  10. 1 2 Bauer, K. [books.google.ru/books?id=_1DqVTdwmVkC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false The Mexican War, 1846—1848]. — Univesity of Nebraska Press, 1992. — 454 p. — ISBN 9780803261075.
  11. [www.yale.edu/lawweb/avalon/diplomacy/mexico/mx1853.htm Текст договора: Gadsden Purchase Treaty]. The Avalon Project at Yale Law School.
  12. Петров, А. [www.booksite.ru/fulltext/russ_america/06_2.html Деньги, полученные от продажи Аляски США, пошли на железнодорожное строительство в России]. // Американский ежегодник, 2002. — М., 2004. — С. 291—292.
  13. Matthews, Todd [www.wahmee.com/pigwar.html The Pig War of San Juan Island]. The Tablet. www.wahmee.com. Проверено 7 сентября 2012. [web.archive.org/web/20080709060607/www.wahmee.com/pigwar.html Архивировано из первоисточника 9 июля 2008].
  14. Keenlyside, Hugh LL.; Brown, Gerald S. [www.questia.com/read/9352181/canada-and-the-united-states-some-aspects-of-their Canada and the United States: Some Aspects of Their Historical Relations]. — Alfred A. Knopf, 1952.
  15. [www.acls-aatc.ca/files/english/books/5.1.jpg Map of the vicinity of the northwesternmost point of Lake of the Woods].
  16. Mueller, Jerry E. Restless River, International Law and the Behavior of the Rio Grande. — Texas Western Press, 1975. — P. 64. — ISBN 9780874040500.

Ссылки

  • [www.msu.ru/info/struct/minyar-beloruchev.php Миньяр-Белоручев К.] [mir-politika.ru/4591-territorialnaya-ekspansiya-ssha-i-rossii-opyt-sravnitelnogo-geopoliticheskogo-analiza-.html Территориальная экспансия США и России: опыт сравнительного геополитического анализа]. // Сб.: 200 лет российско-американских отношений: наука и образование. — М., 2007. — С. 37-47.

Отрывок, характеризующий Континентальная экспансия США


В пятницу Ростовы должны были ехать в деревню, а граф в среду поехал с покупщиком в свою подмосковную.
В день отъезда графа, Соня с Наташей были званы на большой обед к Карагиным, и Марья Дмитриевна повезла их. На обеде этом Наташа опять встретилась с Анатолем, и Соня заметила, что Наташа говорила с ним что то, желая не быть услышанной, и всё время обеда была еще более взволнована, чем прежде. Когда они вернулись домой, Наташа начала первая с Соней то объяснение, которого ждала ее подруга.
– Вот ты, Соня, говорила разные глупости про него, – начала Наташа кротким голосом, тем голосом, которым говорят дети, когда хотят, чтобы их похвалили. – Мы объяснились с ним нынче.
– Ну, что же, что? Ну что ж он сказал? Наташа, как я рада, что ты не сердишься на меня. Говори мне всё, всю правду. Что же он сказал?
Наташа задумалась.
– Ах Соня, если бы ты знала его так, как я! Он сказал… Он спрашивал меня о том, как я обещала Болконскому. Он обрадовался, что от меня зависит отказать ему.
Соня грустно вздохнула.
– Но ведь ты не отказала Болконскому, – сказала она.
– А может быть я и отказала! Может быть с Болконским всё кончено. Почему ты думаешь про меня так дурно?
– Я ничего не думаю, я только не понимаю этого…
– Подожди, Соня, ты всё поймешь. Увидишь, какой он человек. Ты не думай дурное ни про меня, ни про него.
– Я ни про кого не думаю дурное: я всех люблю и всех жалею. Но что же мне делать?
Соня не сдавалась на нежный тон, с которым к ней обращалась Наташа. Чем размягченнее и искательнее было выражение лица Наташи, тем серьезнее и строже было лицо Сони.
– Наташа, – сказала она, – ты просила меня не говорить с тобой, я и не говорила, теперь ты сама начала. Наташа, я не верю ему. Зачем эта тайна?
– Опять, опять! – перебила Наташа.
– Наташа, я боюсь за тебя.
– Чего бояться?
– Я боюсь, что ты погубишь себя, – решительно сказала Соня, сама испугавшись того что она сказала.
Лицо Наташи опять выразило злобу.
– И погублю, погублю, как можно скорее погублю себя. Не ваше дело. Не вам, а мне дурно будет. Оставь, оставь меня. Я ненавижу тебя.
– Наташа! – испуганно взывала Соня.
– Ненавижу, ненавижу! И ты мой враг навсегда!
Наташа выбежала из комнаты.
Наташа не говорила больше с Соней и избегала ее. С тем же выражением взволнованного удивления и преступности она ходила по комнатам, принимаясь то за то, то за другое занятие и тотчас же бросая их.
Как это ни тяжело было для Сони, но она, не спуская глаз, следила за своей подругой.
Накануне того дня, в который должен был вернуться граф, Соня заметила, что Наташа сидела всё утро у окна гостиной, как будто ожидая чего то и что она сделала какой то знак проехавшему военному, которого Соня приняла за Анатоля.
Соня стала еще внимательнее наблюдать свою подругу и заметила, что Наташа была всё время обеда и вечер в странном и неестественном состоянии (отвечала невпопад на делаемые ей вопросы, начинала и не доканчивала фразы, всему смеялась).
После чая Соня увидала робеющую горничную девушку, выжидавшую ее у двери Наташи. Она пропустила ее и, подслушав у двери, узнала, что опять было передано письмо. И вдруг Соне стало ясно, что у Наташи был какой нибудь страшный план на нынешний вечер. Соня постучалась к ней. Наташа не пустила ее.
«Она убежит с ним! думала Соня. Она на всё способна. Нынче в лице ее было что то особенно жалкое и решительное. Она заплакала, прощаясь с дяденькой, вспоминала Соня. Да это верно, она бежит с ним, – но что мне делать?» думала Соня, припоминая теперь те признаки, которые ясно доказывали, почему у Наташи было какое то страшное намерение. «Графа нет. Что мне делать, написать к Курагину, требуя от него объяснения? Но кто велит ему ответить? Писать Пьеру, как просил князь Андрей в случае несчастия?… Но может быть, в самом деле она уже отказала Болконскому (она вчера отослала письмо княжне Марье). Дяденьки нет!» Сказать Марье Дмитриевне, которая так верила в Наташу, Соне казалось ужасно. «Но так или иначе, думала Соня, стоя в темном коридоре: теперь или никогда пришло время доказать, что я помню благодеяния их семейства и люблю Nicolas. Нет, я хоть три ночи не буду спать, а не выйду из этого коридора и силой не пущу ее, и не дам позору обрушиться на их семейство», думала она.


Анатоль последнее время переселился к Долохову. План похищения Ростовой уже несколько дней был обдуман и приготовлен Долоховым, и в тот день, когда Соня, подслушав у двери Наташу, решилась оберегать ее, план этот должен был быть приведен в исполнение. Наташа в десять часов вечера обещала выйти к Курагину на заднее крыльцо. Курагин должен был посадить ее в приготовленную тройку и везти за 60 верст от Москвы в село Каменку, где был приготовлен расстриженный поп, который должен был обвенчать их. В Каменке и была готова подстава, которая должна была вывезти их на Варшавскую дорогу и там на почтовых они должны были скакать за границу.
У Анатоля были и паспорт, и подорожная, и десять тысяч денег, взятые у сестры, и десять тысяч, занятые через посредство Долохова.
Два свидетеля – Хвостиков, бывший приказный, которого употреблял для игры Долохов и Макарин, отставной гусар, добродушный и слабый человек, питавший беспредельную любовь к Курагину – сидели в первой комнате за чаем.
В большом кабинете Долохова, убранном от стен до потолка персидскими коврами, медвежьими шкурами и оружием, сидел Долохов в дорожном бешмете и сапогах перед раскрытым бюро, на котором лежали счеты и пачки денег. Анатоль в расстегнутом мундире ходил из той комнаты, где сидели свидетели, через кабинет в заднюю комнату, где его лакей француз с другими укладывал последние вещи. Долохов считал деньги и записывал.
– Ну, – сказал он, – Хвостикову надо дать две тысячи.
– Ну и дай, – сказал Анатоль.
– Макарка (они так звали Макарина), этот бескорыстно за тебя в огонь и в воду. Ну вот и кончены счеты, – сказал Долохов, показывая ему записку. – Так?
– Да, разумеется, так, – сказал Анатоль, видимо не слушавший Долохова и с улыбкой, не сходившей у него с лица, смотревший вперед себя.
Долохов захлопнул бюро и обратился к Анатолю с насмешливой улыбкой.
– А знаешь что – брось всё это: еще время есть! – сказал он.
– Дурак! – сказал Анатоль. – Перестань говорить глупости. Ежели бы ты знал… Это чорт знает, что такое!
– Право брось, – сказал Долохов. – Я тебе дело говорю. Разве это шутка, что ты затеял?
– Ну, опять, опять дразнить? Пошел к чорту! А?… – сморщившись сказал Анатоль. – Право не до твоих дурацких шуток. – И он ушел из комнаты.
Долохов презрительно и снисходительно улыбался, когда Анатоль вышел.
– Ты постой, – сказал он вслед Анатолю, – я не шучу, я дело говорю, поди, поди сюда.
Анатоль опять вошел в комнату и, стараясь сосредоточить внимание, смотрел на Долохова, очевидно невольно покоряясь ему.
– Ты меня слушай, я тебе последний раз говорю. Что мне с тобой шутить? Разве я тебе перечил? Кто тебе всё устроил, кто попа нашел, кто паспорт взял, кто денег достал? Всё я.
– Ну и спасибо тебе. Ты думаешь я тебе не благодарен? – Анатоль вздохнул и обнял Долохова.
– Я тебе помогал, но всё же я тебе должен правду сказать: дело опасное и, если разобрать, глупое. Ну, ты ее увезешь, хорошо. Разве это так оставят? Узнается дело, что ты женат. Ведь тебя под уголовный суд подведут…
– Ах! глупости, глупости! – опять сморщившись заговорил Анатоль. – Ведь я тебе толковал. А? – И Анатоль с тем особенным пристрастием (которое бывает у людей тупых) к умозаключению, до которого они дойдут своим умом, повторил то рассуждение, которое он раз сто повторял Долохову. – Ведь я тебе толковал, я решил: ежели этот брак будет недействителен, – cказал он, загибая палец, – значит я не отвечаю; ну а ежели действителен, всё равно: за границей никто этого не будет знать, ну ведь так? И не говори, не говори, не говори!
– Право, брось! Ты только себя свяжешь…
– Убирайся к чорту, – сказал Анатоль и, взявшись за волосы, вышел в другую комнату и тотчас же вернулся и с ногами сел на кресло близко перед Долоховым. – Это чорт знает что такое! А? Ты посмотри, как бьется! – Он взял руку Долохова и приложил к своему сердцу. – Ah! quel pied, mon cher, quel regard! Une deesse!! [О! Какая ножка, мой друг, какой взгляд! Богиня!!] A?
Долохов, холодно улыбаясь и блестя своими красивыми, наглыми глазами, смотрел на него, видимо желая еще повеселиться над ним.
– Ну деньги выйдут, тогда что?
– Тогда что? А? – повторил Анатоль с искренним недоумением перед мыслью о будущем. – Тогда что? Там я не знаю что… Ну что глупости говорить! – Он посмотрел на часы. – Пора!
Анатоль пошел в заднюю комнату.
– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.