Конти, Арман де Бурбон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Арман де Бурбон, принц де Конти
фр. Armand de Bourbon-Conti<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Арман де Бурбон, принц де Конти</td></tr>

Принц де Конти
1629 — 1666
Предшественник: создание титула
Преемник: Луи Арман де Бурбон-Конти
 
Рождение: 11 октября 1629(1629-10-11)
Париж, Франция
Смерть: 21 февраля 1666(1666-02-21) (36 лет)
Пезенас, Франция
Род: Бурбоны
Отец: Генрих де Бурбон, принц де Конде
Мать: Шарлотта Маргарита де Монморанси
Супруга: Анна Мария Мартиноцци
Дети: Луи Арман и Франсуа Луи

Арма́н де Бурбо́н (11 октября 1629 — 21 февраля 1666) — французский принц крови из династии Бурбонов, первый принц де Конти (1629—1666).



Биография

Младший (второй) сын Генриха II Бурбона (1588—1646), принца де Конде, и Шарлотты Маргариты де Монморанси (1594—1650), младший брат принца Луи де Бурбона, Великого Конде.

Арман де Бурбон отказался от духовной карьеры, с которой начал свою деятельность, и принял участие в восстаниях Фронды, сначала против принца Конде и двора, а затем против двора вместе с Конде. В 1650 был арестован вместе с братом и только в 1651 выпущен на свободу. Вспыхнувшая вновь междоусобная война увлекла сначала и принца Конти, но он вскоре примирился с двором и в 1654 году женился на племяннице кардинала Мазарини Анне Марии Мартиноцци (16391672), дети:

Он удачно воевал против Испании, неудачно в Италии в 1657, после чего ограничился должностью губернатора в Лангедоке. Из оставшихся после него рукописей многие изданы, а среди прочих и направленный против театра «Traité de la comédie et des spectacles» (П., 1667).

Источники

Напишите отзыв о статье "Конти, Арман де Бурбон"

Отрывок, характеризующий Конти, Арман де Бурбон

– Вам надо отдохнуть, ваша светлость, – сказал Шнейдер.
– Да нет же! Будут же они лошадиное мясо жрать, как турки, – не отвечая, прокричал Кутузов, ударяя пухлым кулаком по столу, – будут и они, только бы…


В противоположность Кутузову, в то же время, в событии еще более важнейшем, чем отступление армии без боя, в оставлении Москвы и сожжении ее, Растопчин, представляющийся нам руководителем этого события, действовал совершенно иначе.
Событие это – оставление Москвы и сожжение ее – было так же неизбежно, как и отступление войск без боя за Москву после Бородинского сражения.
Каждый русский человек, не на основании умозаключений, а на основании того чувства, которое лежит в нас и лежало в наших отцах, мог бы предсказать то, что совершилось.
Начиная от Смоленска, во всех городах и деревнях русской земли, без участия графа Растопчина и его афиш, происходило то же самое, что произошло в Москве. Народ с беспечностью ждал неприятеля, не бунтовал, не волновался, никого не раздирал на куски, а спокойно ждал своей судьбы, чувствуя в себе силы в самую трудную минуту найти то, что должно было сделать. И как только неприятель подходил, богатейшие элементы населения уходили, оставляя свое имущество; беднейшие оставались и зажигали и истребляли то, что осталось.
Сознание того, что это так будет, и всегда так будет, лежало и лежит в душе русского человека. И сознание это и, более того, предчувствие того, что Москва будет взята, лежало в русском московском обществе 12 го года. Те, которые стали выезжать из Москвы еще в июле и начале августа, показали, что они ждали этого. Те, которые выезжали с тем, что они могли захватить, оставляя дома и половину имущества, действовали так вследствие того скрытого (latent) патриотизма, который выражается не фразами, не убийством детей для спасения отечества и т. п. неестественными действиями, а который выражается незаметно, просто, органически и потому производит всегда самые сильные результаты.
«Стыдно бежать от опасности; только трусы бегут из Москвы», – говорили им. Растопчин в своих афишках внушал им, что уезжать из Москвы было позорно. Им совестно было получать наименование трусов, совестно было ехать, но они все таки ехали, зная, что так надо было. Зачем они ехали? Нельзя предположить, чтобы Растопчин напугал их ужасами, которые производил Наполеон в покоренных землях. Уезжали, и первые уехали богатые, образованные люди, знавшие очень хорошо, что Вена и Берлин остались целы и что там, во время занятия их Наполеоном, жители весело проводили время с обворожительными французами, которых так любили тогда русские мужчины и в особенности дамы.