Конусы
| Конусы | |||||||||||||||||||||||||
 Раковины конусов | |||||||||||||||||||||||||
| Научная классификация | |||||||||||||||||||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
промежуточные ранги
| |||||||||||||||||||||||||
| Международное научное название | |||||||||||||||||||||||||
|
Conidae Rafinesque, 1815 | |||||||||||||||||||||||||
| |||||||||||||||||||||||||
Конусы[1] (лат. Conidae) — семейство хищных брюхоногих моллюсков. Своих жертв, в роли которых обычно выступают многощетинковые черви и моллюски (реже — ракообразные и рыбы), конусы парализуют с помощью яда. Описано около 500 видов. Большинство представителей приурочено к тёплым тропическим морям, однако некоторые способны обитать в высоких широтах.
Укус некоторых представителей рода Conus смертельно опасен для человека. В то же время, яд других видов используют в фармакологии для изготовления сильнодействующих обезболивающих препаратов, не вызывающих наркотической зависимости.
Содержание
Особенности
Конусы — ночные хищники, прячущиеся днём в песке. Радула конусов имеет зубы, видоизменённые под гарпун — заострённые концы снабжены острыми направленными назад шипами. Внутри гарпуна проходит полость, соединённая с ядовитой железой. Зубы сидят двумя рядами, по одному зубу с каждой стороны пластинки радулы.
Когда конус с помощью органа чувств — осфрадия, обнаруживает добычу, один зуб радулы выходит из глотки, его полость заполняется секретом ядовитой железы, проходит хобот и зажимается на конце этого хобота. Приблизившись на достаточное расстояние, улитка выстреливает гарпун и в жертву вливается сильный токсин, обладающий паралитическим действием. Некоторые виды конусов имеют выросты-приманки, которыми они подманивают рыб. Небольшие рыбки парализуются практически мгновенно и хотя продолжают дёргаться, однако целенаправленных движений, способных помочь рыбке вырваться уже не наблюдается. Ведь если бы жертва смогла один раз резко дёрнуться — она бы вырвалась и тогда медленный моллюск едва ли сумел бы найти и съесть её. Небольших рыб они заглатывают целиком, а на большие экземпляры надеваются как чулок.
Для человека такой «укус» может тоже стать опасным. Особенно опасен для человека географический конус (Conus geographus). Притом по утверждению знатока Австралии Роба Бредла смерть может наступить в течение пары минут. В Тихом океане от укусов конуса ежегодно погибает 2-3 человека, а от акул — лишь один человек. По данным статистики, один из трех, а то и из двух случаев укола шипом конуса заканчивается смертью. Чаще всего привлеченный красотой раковины, человек пытался взять её в руки и вынуждал конуса защищаться.
В 1993 г. было зарегистрировано 16 смертельных случаев в мире от укуса конусом из них 12 приходится на Conus geographus. Два смертельных случая от C. textile. Кроме того опасными следует считать C. aulicus, C. marmoreus, C. omaria, C.striatus и C. tulipa. Как общее правило наиболее опасными следует считать таких улиток, которые охотятся на рыб.
Яд конусов
Яд конусов последнее время очень заинтересовал учёных из-за ряда особенностей: этот яд состоит из сравнительно простых биохимических компонентов-конотоксинов (Conotoxins) — пептидов, которые несложно воспроизвести в лабораторных условиях. Улитки имеют очень большой разброс по ядовитости и составу яда. Две одинаковые улитки из одного и того же места могут иметь сильно отличающиеся яды. У других животных такого не наблюдается — две одинаковые змеи или два одинаковых скорпиона имеют абсолютно одинаковые яды. Другой особенностью токсинов, составляющих яд конуса — быстрота действия. Хотя конотоксины и относятся к нейротоксинам, они имеют различные по механизму действия пептиды — один токсин обездвиживает, другой обезболивает и т. д. Это может оказаться очень полезным в медицине. Кроме того эти пептиды не вызывают аллергии у людей.
Противоядия от яда конусов не имеется и лечение может быть только симптоматическое. Местные жители островов Тихого океана при укусе конуса немедленно надрезают место укуса и пускают кровь.
Медицинское применение
Яд конуса (Conus magus) применяется как обезболивающее (анальгетик). Например препарат Ziconotid является синтетической формой неопиоидного анальгетика — одного из пептидов конуса, действие которого превосходит все известные медициной препараты. Этим ядом предполагается заменить вызывающие наркоманию морфины.
Интересные факты
Конусы, наряду с раковинами каури очень высоко ценится коллекционерами. Конус Глориамарис (Conus gloriamaris), называемый «Славой морей», считается самой красивой раковиной в мире. Описанная ещё в 1777 г. до 1950 г. было известно всего около двух десятков этих раковин и поэтому они могли стоить до нескольких тысяч долларов. Сейчас найдены места обитания этих моллюсков и цена на их раковины резко упала.
Классификация
Устоявшейся системы в пределах семейства в настоящее время не установилось: разные авторы выделяют до семи подсемейств.
Перечень родов
|
|
Напишите отзыв о статье "Конусы"
Примечания
- ↑ Ершов В. Е., Кантор Ю. И. Морские раковины. Краткий определитель. — М.: Курсив, 2008. — С. 212. — 288 с. — ISBN 978-5-89592-059-6/
Ссылки
- Сайт А. Медведева о конусах: www.coneshells-am.ru/
- Стасевич Кирилл. [www.nkj.ru/news/25701/ Хищные конусы убивают жертву инсулином]. Наука и жизнь (28 января 2015). Проверено 28 апреля 2015.
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
В этой статье не хватает ссылок на источники информации. Информация должна быть проверяема, иначе она может быть поставлена под сомнение и удалена.
Вы можете отредактировать эту статью, добавив ссылки на авторитетные источники. Эта отметка установлена 13 мая 2011 года. |
Отрывок, характеризующий Конусы
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.
Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.
