Конфедерадос

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Конфедерадос (порт. confederados) — этническая группа в Бразилии, ведущая своё происхождение от приблизительно 10000 американцев-конфедератов, которые иммигрировали из США, главным образом в район города Сан-Паулу, после Гражданской войны в США. Хотя многие из них впоследствии вернулись в Соединённые Штаты, некоторые остались в Бразилии, и потомков конфедерадос можно обнаружить во многих городах по всей территории Бразилии.



Происхождение

В 1865 году, когда Гражданская война в США подходила к концу, значительное число американских южан покинули Юг: многие переехали в другие области Соединённых Штатов, такие как американский Запад, но некоторые покинули и саму страну. Самой популярной страной для эмиграции у южан была Бразилия[1].

Император Бразилии Педру II активно поощрял выращивание хлопка. После Гражданской войны в США император предложил потенциальным иммигрантам дотации на транспорт до Бразилии, дешёвую землю и налоговые льготы[2]. Президент Конфедерации Джефферсон Дэвис и генерал Роберт Ли протестовали против эмиграции южан, но многие игнорировали их требования и решили создать новую жизнь вдали от разрушений войны и устанавливаемых северянами правил Реконструкции.

Многие южане, которые приняли предложение императора, потеряли свою землю во время войны, не хотели жить под властью армии завоевателей или просто не надеялись на улучшение экономического положения на Юге. Кроме того, в Бразилии по-прежнему существовало рабство (оно не было отменено до 1888 года). Несмотря на то, что ряд государственных историков пишут о том, что распространение рабства среди иммигрантов было массовым, Алсидес Гуисси, независимый исследователь из Государственного университета Кампинас, считает, что лишь четыре семьи бывших конфедератов владели всего 66 рабами в период с 1868 по 1875 год. Большинство иммигрантов происходили из штатов Алабама, Техас, Луизиана, Миссисипи, Джорджия и Южная Каролина.

Нет возможности определить, сколько всего американцев эмигрировало в Бразилию в годы после окончания Гражданской войны в США. Как отмечается в неопубликованном исследовании, Бетти Антунес де Оливейра обнаружил в записях порта Рио-де-Жанейро данные о том, что около 10000 американцев прибыли в Бразилию в период с 1865 по 1885 год. Другие исследователи указывают количество в 20000[3]. Неизвестное число из них затем вернулись в Соединённые Штаты, когда условия на Юге США улучшились. Большинство иммигрантов приняли бразильское гражданство.

Иммигранты поселились в разных местах, начиная от городских районов Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу и до региона северной Амазонии, особенно в Сантарене и Паране на юге страны. Большинство конфедерадос поселилось вблизи Сан-Паулу, примерно в двух часах езды на север, в районах современных Санта-Барбара-д’Уэсти и Американы. Название последней происходит от Vila dos Americanos, как её называли местные жители. Первым известным конферерадос был полковник Уильям Норрис из Алабамы. Колонию в Санта-Барбара-д’Уэсти иногда называли колонией Норриса[4].

Программа Педру II была признана успешной как для иммигрантов, так и для бразильского правительства. Поселенцы быстро завоевали репутацию честных и упорных тружеников и принесли с собой современные методы ведения сельского хозяйства для хлопка, а также новые пищевые культуры, таких как арбуз и орех пекан, которые распространились среди местных бразильских фермеров. Некоторые блюда американского Юга были также приняты бразильской культурой в целом, такие как шахматный пирог, пирог с уксусом и южный жареный цыплёнок.

В начале конферерадос продолжали сохранять многие элементы американской культуры: например, создали первые баптистские церкви в Бразилии. В отличие от порядков на Юге, конфедерадос также обучали рабов и чернокожих вольноотпущенников в своих новых школах.

Несколько освобождённых незадолго до эмиграции рабов в США эмигрировали вместе со своими бывшими хозяевами-конфедератами, а в некоторых случаях со своими бывшими владельцами, уже давно будучи вольноотпущенниками. Один из таких бывших рабов, Стив Уотсон, стал администратором лесопилки его бывшего владельца, судьи Дайера Техаса. По возвращении в США (из-за тоски по родине и финансовой несостоятельности) Дайер продал своё оставшееся имущество, лесопилку и 12 акров земли, Уотсону. В области долины Жукуйя есть много бразильских семей с фамилией Вассан (Vassão), португальского произношения «Уотсон».

Напишите отзыв о статье "Конфедерадос"

Примечания

  1. Herbert, Paul N. [www.washingtontimes.com/news/2009/dec/17/confederados-forge-new-cultural-identity/ Confederados forge new cultural identity], The Washington Times (December 17, 2009).
  2. The lost colony of the Confederacy By Eugene C. Harter
  3. Tigay, Alan M (April 1998). «[www.americanheritage.com/articles/magazine/ah/1998/2/1998_2_84.shtml The Deepest South]». American Heritage 49 (2): 84–95.
  4. BIANCO, Jessyr Americana – Edição Histórica. Americana: Editora Focus, 1975

Отрывок, характеризующий Конфедерадос

«Да, он очень красив, думал Пьер, я знаю его. Для него была бы особенная прелесть в том, чтобы осрамить мое имя и посмеяться надо мной, именно потому, что я хлопотал за него и призрел его, помог ему. Я знаю, я понимаю, какую соль это в его глазах должно бы придавать его обману, ежели бы это была правда. Да, ежели бы это была правда; но я не верю, не имею права и не могу верить». Он вспоминал то выражение, которое принимало лицо Долохова, когда на него находили минуты жестокости, как те, в которые он связывал квартального с медведем и пускал его на воду, или когда он вызывал без всякой причины на дуэль человека, или убивал из пистолета лошадь ямщика. Это выражение часто было на лице Долохова, когда он смотрел на него. «Да, он бретёр, думал Пьер, ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно я боюсь его», думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что то страшное и безобразное поднималось в его душе. Долохов, Денисов и Ростов сидели теперь против Пьера и казались очень веселы. Ростов весело переговаривался с своими двумя приятелями, из которых один был лихой гусар, другой известный бретёр и повеса, и изредка насмешливо поглядывал на Пьера, который на этом обеде поражал своей сосредоточенной, рассеянной, массивной фигурой. Ростов недоброжелательно смотрел на Пьера, во первых, потому, что Пьер в его гусарских глазах был штатский богач, муж красавицы, вообще баба; во вторых, потому, что Пьер в сосредоточенности и рассеянности своего настроения не узнал Ростова и не ответил на его поклон. Когда стали пить здоровье государя, Пьер задумавшись не встал и не взял бокала.
– Что ж вы? – закричал ему Ростов, восторженно озлобленными глазами глядя на него. – Разве вы не слышите; здоровье государя императора! – Пьер, вздохнув, покорно встал, выпил свой бокал и, дождавшись, когда все сели, с своей доброй улыбкой обратился к Ростову.
– А я вас и не узнал, – сказал он. – Но Ростову было не до этого, он кричал ура!
– Что ж ты не возобновишь знакомство, – сказал Долохов Ростову.
– Бог с ним, дурак, – сказал Ростов.
– Надо лелеять мужей хорошеньких женщин, – сказал Денисов. Пьер не слышал, что они говорили, но знал, что говорят про него. Он покраснел и отвернулся.
– Ну, теперь за здоровье красивых женщин, – сказал Долохов, и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру.
– За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, – сказал он.
Пьер, опустив глаза, пил из своего бокала, не глядя на Долохова и не отвечая ему. Лакей, раздававший кантату Кутузова, положил листок Пьеру, как более почетному гостю. Он хотел взять его, но Долохов перегнулся, выхватил листок из его руки и стал читать. Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились: что то страшное и безобразное, мутившее его во всё время обеда, поднялось и овладело им. Он нагнулся всем тучным телом через стол: – Не смейте брать! – крикнул он.
Услыхав этот крик и увидав, к кому он относился, Несвицкий и сосед с правой стороны испуганно и поспешно обратились к Безухову.
– Полноте, полно, что вы? – шептали испуганные голоса. Долохов посмотрел на Пьера светлыми, веселыми, жестокими глазами, с той же улыбкой, как будто он говорил: «А вот это я люблю». – Не дам, – проговорил он отчетливо.
Бледный, с трясущейся губой, Пьер рванул лист. – Вы… вы… негодяй!.. я вас вызываю, – проговорил он, и двинув стул, встал из за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова, и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
– Так до завтра, в Сокольниках, – сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
– И ты спокоен? – спросил Ростов…
Долохов остановился. – Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты – дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда всё исправно. Как мне говаривал наш костромской медвежатник: медведя то, говорит, как не бояться? да как увидишь его, и страх прошел, как бы только не ушел! Ну так то и я. A demain, mon cher! [До завтра, мой милый!]
На другой день, в 8 часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он видимо не спал ту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, думал Пьер. Даже наверное я бы сделал то же самое; к чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда нибудь», приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли. он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли, и готово ли?»