Конфедерация народа

Конфедерация народа (КН) (польск. Konfederacja Narodu (KN) — польская подпольная организация военно-политического характера, действовавшая в 1940—1943 годах.

1940—1941

Происхождение

Конфедерация народа возникла в сентябре 1940 года в результате объединения нескольких подпольных организаций. Она должна была заменить действующие ранее Центральный комитет освободительных организаций и Координационный комитет освободительных организаций как сила, объединяющая организации, независимые от Союза вооружённой борьбы, который воспринимался как структура связанная с санационным лагерем. Многие учредители КН принадлежали к ультраправому Национально-радикальному лагерю (фракция Национально-радикальное движение Фаланга).

Переговоры об образовании организации шли с весны до сентября 1940 года. Их инициаторами были: Ян Влодаркевич, Витольд Росцишевский и Болеслав Пясецкий. В конечном счёте, за дату образования Конфедерации народа принимается 28 сентября (или 19 сентября) 1940 года. 7 октября была принята идеологическая декларация и устав. В декабре была разработана инструкция по организации территориального устройства.

В состав Конфедерации народа вошли:

• Тайная польская армия (Tajna Armia Polska)
• «Знак» («Znak»)
• «Побудка» («Pobudka»)
• «Вавель» («Wawel»)
• Союз вооружённого действия (Związek Czynu Zbrojnego)
• Гвардия национальной обороны (Gwardia Obrony Narodowej)

Организационная структура

Во главе КН встал Временный союз совета КН (польск. Tymczasowy Związek Rady KN (TZR KN)), в который от имени отдельных организаций вошли:

• майор Ян Влодаркевич (псевдоним «Ян Дарвич») — Тайная польская армия
• Станислав Дангель (псевдоним «Салиш») — «Знак»
• подполковник Юлиан Знамеровский (псевдоним «Профессор Витольд») — Союз вооружённого действия
• майор Юзеф Патер (псевдоним «Орлёт») — Гвардия национальной обороны

В декабре TZR KN принял наименование Президиума Конфедерации народа. Функцию его председателей исполняли:

• подполковник Юлиан Знамеровский (псевдоним «Профессор Витольд») — 4-28 января 1941 г.
• майор Ян Влодаркевич (псевдоним «Ян Дарвич») — с 28 января 1941 года.

Капелланом организации, а также одним значимых её идеологов, был ксендз Юзеф Варшавский (псевдоним «Отец Павел»).

Объединённые военные отряды носили первоначально название Сконфедерированных войсковых отрядов, а в конце января 1941 года, при разделе Конфедерации народа на гражданский и военный сектора, они были выделены в отдельную структуру и получили название Вооружённой конфедерации (польск. Konfederacji Zbrojne (KZ)j.

В состав политического сектора вошли организации «Вавель» и «Знак», большая часть «Побудки», а также члены гражданских структур остальных организаций. Во главе этого сектора стал Болеслав Пясецкий.

Идеологическая программа

Идеологическая декларация Конфедерации народа, утверждённая 7 октября 1940 года, признавала целью организации создание единой кадровой вооружённой силы, которая объединяла бы всех, «для которых любовь к Республике стоит сейчас наравне с любовью к Богу и способных подчинить своё личное честолюбие благу Польского Народа (…).» Отчетливо акцентируется партийный характер организации, не оставляя при этом сомнения насчёт её идейного фундамента — декларация напрямую апеллирует к лозунгу «сильной, национальной, христианской и справедливой» Польши. Кроме того, в ней говорится о необходимости продолжения борьбы за независимость всеми возможными средствами, ведения подготовки к тому, чтобы при удобном моменте начать вооружённую борьбу, а также «руководства силами Народа во время оккупации». По обретении независимости организация намеревалась предотвратить перехват власти левыми партиями, либо партиями, связанными с лагерем, который привёл к сентябрьскому поражению.

Издаваемые периодические издания

Среди периодических изданий издаваемых Конфедерацией народа были как новые журналы, так и уже издаваемые отдельными организациями. Выходили следующие названия:

• «Знак» («Znak»)
• «Побудка» («Pobudka»)
• «Воинский бюллетень» («Biuletyn Żołnierski»)
• «Славянский бюллетень» («Biuletyn Słowiański»)
  • «Земля говорит» («Ziemia Mówi»)
  • «Новая Польша» («Nowa Polska»)
  • «Новая Польша. Ежедневные известия» («Nowa Polska. Wiadomości Codzienne»)
• «Воспитательная мысль» («Myśl wychowawcza») (один номер, 1940 г.)

Частичное объединение с ZWZ

Уже с начала самостоятельной деятельности Вооружённой конфедерации (KZ) продолжились переговоры по поводу её сотрудничества с ZWZ, который постепенно стал восприниматься как аполитичная военная организация. В июле-августе 1941 года, бывший до тех пор комендантом KZ, Ян Влодаркевич, получил новое назначение — уже в пределах ZWZ. Месяцем позже он передал под командование Стефана Ровецкого подвластную себе организацию. Процесс слияния продолжался с ноября 1941 до зимы 1942 года.

Политический сектор, сохранивший название Конфедерация народа, остался независимым, только лишь часть «Побудки» вместе с Витольдом Росцишевским подчинилась ZWZ. Деятели Союза вооружённого действия и Гвардии национальной обороны приняли такое же решение 3 июля 1942 года, опубликовав при этом заявление, что ввиду ухода всех учредительных организаций полагает деятельность Конфедерации народа, основанной в сентябре 1942 года, прекращенной.

1942—1943

Организационная структура

Отечественная Организация (польск. Organizacja Krajowa)

При слиянии Вооружённой конфедерации с ZWZ, Болеслав Пясецкий стал руководителем всей организации. Её гражданские структуры образовали так называемую Отечественную Организацию, во главе которой стояли поочерёдно Ян Мошинский (псевдоним «Мельницки») и Ежи Хагмаер (псевдоним «Марок», «Кейстут»). Отечественная Организация разделялась на сектора. Во главе политико-пропагандистского сектора стояли поочерёдно Ян Мошинский (псевдоним «Мельницки») и Влодзимеж Петжак (псевдоним «Бальк»). К главным его задачам относился выпуск печати. Славянским сектором руководил Станислав Хнедзевич (псевдоним «Кубица», «Ольгерд»). Большую роль сыграл сектор культуры под руководством Онуфрия Бронислава Копчинского (псевдоним «Адам», «Стефан Барвинский»), а после его ареста — Влодзимежа Петжака (псевдоним «Бальк»).

К близкому руководству Конфедерации народа, кроме того, принадлежали: ксендз Юзеф Варшавский (псевдоним «Отец Павел»), Стефан Липинский (псевдоним «Бруно»), Войцех Кентжинский (псевдоним «Волковыский»), Ежи Шлюбовский (псевдоним «Серый»), Адольф Гоздава-Реутт (псевдоним «Веляновский»).

Территория Молодёжи КН (польск. Teren Młodzieży KN)

• Во главе её стояли:
  • Ежи Цыбиховский (псевдоним «Смоленский»)
  • Мечислав Кужина (псевдоним «Липинский», «Меч») — с мая 1942.

Отдел Молодёжи КН был образован в 1941 году, а на исходе этого года его преобразовали в Батальон им. Клеменса Шнарбаховского («Клима»). В мае 1942 года батальон был распущен — часть юношей пополнила партизанские отряды, а из остальных старшие (17-19 лет) поступили во вновь сформированные отряды «Медведей», младшие остались в Территории Молодёжи КН. Руководство Территории Молодёжи принял Мечислав Кужина. В 1943 году Территория Молодёжи приняла название Молодёжь Новой Польши. Эта структура охватывала молодёжь из Варшавы и её окрестностей, а её численность оценивалась в 200—300 человек. Программа работ Территории Молодёжи охватывала, прежде всего, воспитательную работу и самообразование, кроме того основы военной подготовки, а также участие в акциях Малого Саботажа. Территория Молодёжи издавала собственный журнал: до конца 1943 года — «Молодёжь Империум», а в 1944 году — «Искру». Ребята также распространяли периодические издания КН и других организаций. В 1943 году Территория Молодёжи КН присоединилась к Соглашению Польских Молодёжных Организаций. Во время варшавского восстания взвод под командованием Мечислава Кужина, названный по псевдониму командира «Мечиками», воевал в рядах батальона «Застава 49».

Территория Женская КН (польск. Teren Kobiecy KN)

Все женщины действующие в Конфедерации народа подчинялись Территории женской КН, созданной Марией Иваницкой (псевдоним «Малгожата»). Она делилась на отделы:

• Отдел идеологическо-воспитательный
• Отдел учебный
• Отдел старшей женской молодёжи (выше 16 лето)
• Отдел младшей женской молодёжи (14-16 лет)
• Отдел опеки — с августа 1943.

Деятельность Территории женской состояла, с одной стороны, в ведении идеологическо-воспитательной работы среди женщин, с другой — в реализации конкретных задач на благо всей организации. Всецело в руках женщин находилась связь — как на территории Варшавы, так и местная сеть, а также связь с партизанскими отрядами. Кроме того, они работали распространителями, в тюремном отделе и санитарном отделе. Занимались также заботой о семьях воюющих в партизанских отрядах, а также организацией расквартирования и лечения прибывающих из отрядов раненых (Отдел опеки).

Женщины также готовились к участию в боевых действиях в качестве связных и санитарок.

Ударный сектор (Особая ударная группа)

Во главе его стоял Адольф Гоздава-Реутт (псевдоним «Веляновский»), однако ведение непосредственного командования обусловил себе Болеслав Пясецкий. Деятельность этого сектора признавалась самой важной. Самой основной формой ведения боевой деятельности считали партизанскую борьбу — партизанские отряды Конфедерации Народа выступили уже в октябре 1942 года. Они носили название Кадровых Ударных Батальонов. КУБ воевали в первое время на Белостокщине, а после слияния с АК в районе Новогрудского округа (польск. Okręg Nowogródek AK). Это соответствовало политическим целями КН акцентирующего на необходимости обороны восточных воеводств не только от оккупирующих их на тот момент немцев, но также от потенциальной опасности со стороны СССР.

Роль распорядительного отдела Отечественной организации выполнял в Варшаве отряд «Медведей», входящий в Отдел молодёжи. Этим отрядом, с момента его возникновения в середине 1942 года, командовал Станислав Хнедзевич (псевдоним «Кубица», «Ольгерд»), а с ноября 1943 года, после его ухода на партизанскую деятельность — Лешек Нижинский (псевдоним «Немой»). После слияния с АК отряд «Медведей» вошёл сперва в состав варшавской «Кедыв» (польск. Kedyw (Kierownictwo Dywersji Komendy Głownej Armii Krajowej)), а с января 1944 года был подчинен главному командованию «Кедыв». Подчинялся приказам капитана Францишка Мазуркевича (псевдоним «Небора»), командира батальона «Метла» и в составе этого батальона воевал во время варшавского восстания.

Местная структура

Местная структура Конфедерации народа опиралась на деление на участки, которые в свою очередь делились на округа и области.

Участки:

• Центральный и Северо-Восточный
• Юго-Восточный
• Северо-Западный.

Наиболее развитыми организационно и численно были Центральный и Северо-Восточный (особенно Варшава и пригородный район, а также Подлясье) Участки. Однако детальная структура и численность местной сети КН пока не установлена.

Идеологическая программа

Конфедерация народа была группировкой с амбициозной геополитической программой, опирающейся на католическо-национальную идеологию отчётливо антигитлеровского и антикоммунистического характера. Молодые деятели довоенной Фаланги (польск. Ruch Narodowo-Radykalny Falanga, Falanga) под воздействием оккупационной действительности подвергли пересмотру своё прежнее, фашиствующее мировоззрение и выработали новую идеологию: универсализм, основы которой можно привести к лозунгу: ни тоталитаризм, ни либерализм. Её автором был ксендз Юзеф Варшавский псевдоним «Павел» — во время варшавского восстания капеллан Соединения АК Радослав и одновременно капеллан КН. Геополитическая программа Конфедерации предусматривала в свою очередь интеграцию государств Центральной и Восточной Европы в Славянскую Империю под главенством Польши в границах 1772 года на востоке, а на западе — по Одеру и Нейсе Лужицкой, так как — как обосновывали его авторы это — был бы самый действенный путь к обеспечению свободы народов этого региона перед империализмом немцев и России. Россия должна была быть разбита, а затем часть россиян (так же как и белорусов и украинцев, права которых на национальную самостоятельность не признавались) — ассимилированы в Польше. Главным творцом этой концепции был Й. Мошинский.

Деятельность

Конфедерация народа занималась главным образом разведывательной деятельностью, промышленным саботажем, железнодорожными диверсиями. Огромное значение придавалось идейной и пропагандистской работе. По инициативе членов КН сгруппированных вокруг журналов «Искусство и Народ» было в 1943 году создано Движение Культуры. Деятели Конфедерации вместе с организацией Уния также вызвали к жизни научный институт Центрально-Европейский Блок во главе с Ежи Брауном (последним Делегатом Правительства на Родине и автором Завещания Подпольной Польши).

Велась интенсивная воспитательная работа среди своих членов, главным образом из Территории Молодёжи КН, а также Территории Женской и местной сети. Велась постоянная кампания помощи заключённым, заботились о семьях тех, которые ушли в партизанские отряды, организовалась система опеки над ранеными.

С целью добычи средств на организационные цели Конфедерация народа, не финансируемая правительством в Лондоне, проводила с оружием в руках многочисленные акции экспроприации. Командиром экспроприационной группы, к которой принадлежали Ричард Рейфф (псевдоним «Яцек»), Марек Колендо (псевдоним «Жегота») и Тадеуш Й. Ягодзинский (псевдоним «Стефан Павловский»), был Станислав Хнедзевич. Одной из знаменитых боевых акций, проведённых членами подпольной сети КН, являлось освобождение в ночь с 26 на 27 июля 1942 года из центральной следственной тюрьмы на улице Даниловичовской в Варшаве пяти членов организации, арестованных как раз во время одной из экспроприационных акций. Организатором акции освобождения заключённых был А. Реутт, а командовал ей Стефан Липинский (псевдоним «Бруно»). Содействие в её проведении оказал Конфедерации прославленный подпольщик Стефан Витковский — руководитель тайной организации «Мушкетеров». Человек, который его убил (по приговору Военного Специального Суда) был в отместку ликвидирован отрядом КН.

Самой главной целью организация поставила себе, однако, вооружённую борьбу с немецкими оккупантами. Партизанские отряды Конфедерации, носящие название Кадровых Ударных Батальонов приступили к действиям в октябре 1942 года и сражались главным образом на Белостокщине и Виленщине. После слияния с АК они принимали участие в партизанских сражениях, а также в Операции «Острая брама» как часть 77-го Полка Пехоты АК. Немногочисленные партизанские отряды КН, которые оставались в районе Подлясья были весной 1944 года включены в 30-ю Полесскую Дивизию АК. Всего КН направила в партизанские отряды около 2 тыс. 700 человек.

В Варшавском восстании приняли участие два взвода из КН:

• «Мечики» под командованием подхорунжего Мечислава Кужины (псевдоним «Меч») — батальон «Застава 49»,
• «Медведи» под командованием подпоручика Леха Нижинского (псевдоним «Немой») — батальон «Метла».

Издаваемые периодические издания

Продолжали издание журнала «Новая Польша» («Nowa Polska»), «Новая Польша. Ежедневные Ведомости» («Nowa Polska. Wiadomości Codzienne») и «Бюллетень Славянский» («Biuletyn Słowiański»). Кроме того, выходили:

• «К оружию» («Do broni»)
• «Новая деревня» («Nowa wieś»)
• «Новая Хозяйственная Польша» («Nowa Polska Gospodarcza»)
• «Молодёжь Империум» («Młodzież Imperium»)
• «Искра» («Iskra»)
• «Искусство и Народ» («Sztuka i Naród»)

Слияние с Армией крайовой

До окончательного объединению КН с АК дело дошло осенью 1943 года. Приказ о слиянии генерала Тадеуша Коморовского (псевдоним «Бур») от 17 августа 1943 года передавал отряды КН приготовленные к боевым действиям под командование коменданта Новогрудского Округа, действующее в Подлясье — коменданта Белостокского Округа, а остальные подчинял соответствующим территориальным комендантам округов. Вскоре отряды, действующие в Подлясье были также переброшены на Новогрудчину.

Библиография

При создании статьи использовались:

• Zofia Kobylańska, Konfederacja Narodu w Warszawie, Warszawa 1999.
• Kazimierz Krajewski, Uderzeniowe Bataliony Kadrowe 1942—1944, Warszawa 1993.
• Kazimierz Malinowski, Tajna Armia Polska, Znak, Konfederacja Zbrojna.Zarys genezy, organizacji i działalności, Warszawa 1986.
• Jerzy Ślaski, Polska Walcząca, Warszawa 1990.

Дополнительная библиография:

• Lech Dzikiewicz, Konspiracja i walka kompanii «Brzezinka» (Obwód «Bażant», środowisko «Bąk»): 1939—1945, przy współpracy Jana Zbigniewa Dunin-Kawińskiego, Warszawa 2000.
• Andrzej Micewski, Współrządzić czy nie kłamać?, Paryż 1978.
• Artur Paszko, O katolickie państwo narodu polskiego: inspiracje katolickie w ideach politycznych grupy «Szańca» i Konfederacji Narodu, Kraków 2002.

Отрывок, характеризующий Конфедерация народа

– Oh, oui, [О, да,] – отвечала Наташа.


В антракте в ложе Элен пахнуло холодом, отворилась дверь и, нагибаясь и стараясь не зацепить кого нибудь, вошел Анатоль.
– Позвольте мне вам представить брата, – беспокойно перебегая глазами с Наташи на Анатоля, сказала Элен. Наташа через голое плечо оборотила к красавцу свою хорошенькую головку и улыбнулась. Анатоль, который вблизи был так же хорош, как и издали, подсел к ней и сказал, что давно желал иметь это удовольствие, еще с Нарышкинского бала, на котором он имел удовольствие, которое не забыл, видеть ее. Курагин с женщинами был гораздо умнее и проще, чем в мужском обществе. Он говорил смело и просто, и Наташу странно и приятно поразило то, что не только не было ничего такого страшного в этом человеке, про которого так много рассказывали, но что напротив у него была самая наивная, веселая и добродушная улыбка.
Курагин спросил про впечатление спектакля и рассказал ей про то, как в прошлый спектакль Семенова играя, упала.
– А знаете, графиня, – сказал он, вдруг обращаясь к ней, как к старой давнишней знакомой, – у нас устраивается карусель в костюмах; вам бы надо участвовать в нем: будет очень весело. Все сбираются у Карагиных. Пожалуйста приезжайте, право, а? – проговорил он.
Говоря это, он не спускал улыбающихся глаз с лица, с шеи, с оголенных рук Наташи. Наташа несомненно знала, что он восхищается ею. Ей было это приятно, но почему то ей тесно и тяжело становилось от его присутствия. Когда она не смотрела на него, она чувствовала, что он смотрел на ее плечи, и она невольно перехватывала его взгляд, чтоб он уж лучше смотрел на ее глаза. Но, глядя ему в глаза, она со страхом чувствовала, что между им и ей совсем нет той преграды стыдливости, которую она всегда чувствовала между собой и другими мужчинами. Она, сама не зная как, через пять минут чувствовала себя страшно близкой к этому человеку. Когда она отворачивалась, она боялась, как бы он сзади не взял ее за голую руку, не поцеловал бы ее в шею. Они говорили о самых простых вещах и она чувствовала, что они близки, как она никогда не была с мужчиной. Наташа оглядывалась на Элен и на отца, как будто спрашивая их, что такое это значило; но Элен была занята разговором с каким то генералом и не ответила на ее взгляд, а взгляд отца ничего не сказал ей, как только то, что он всегда говорил: «весело, ну я и рад».
В одну из минут неловкого молчания, во время которых Анатоль своими выпуклыми глазами спокойно и упорно смотрел на нее, Наташа, чтобы прервать это молчание, спросила его, как ему нравится Москва. Наташа спросила и покраснела. Ей постоянно казалось, что что то неприличное она делает, говоря с ним. Анатоль улыбнулся, как бы ободряя ее.
– Сначала мне мало нравилась, потому что, что делает город приятным, ce sont les jolies femmes, [хорошенькие женщины,] не правда ли? Ну а теперь очень нравится, – сказал он, значительно глядя на нее. – Поедете на карусель, графиня? Поезжайте, – сказал он, и, протянув руку к ее букету и понижая голос, сказал: – Vous serez la plus jolie. Venez, chere comtesse, et comme gage donnez moi cette fleur. [Вы будете самая хорошенькая. Поезжайте, милая графиня, и в залог дайте мне этот цветок.]
Наташа не поняла того, что он сказал, так же как он сам, но она чувствовала, что в непонятных словах его был неприличный умысел. Она не знала, что сказать и отвернулась, как будто не слыхала того, что он сказал. Но только что она отвернулась, она подумала, что он тут сзади так близко от нее.
«Что он теперь? Он сконфужен? Рассержен? Надо поправить это?» спрашивала она сама себя. Она не могла удержаться, чтобы не оглянуться. Она прямо в глаза взглянула ему, и его близость и уверенность, и добродушная ласковость улыбки победили ее. Она улыбнулась точно так же, как и он, глядя прямо в глаза ему. И опять она с ужасом чувствовала, что между ним и ею нет никакой преграды.
Опять поднялась занавесь. Анатоль вышел из ложи, спокойный и веселый. Наташа вернулась к отцу в ложу, совершенно уже подчиненная тому миру, в котором она находилась. Всё, что происходило перед ней, уже казалось ей вполне естественным; но за то все прежние мысли ее о женихе, о княжне Марье, о деревенской жизни ни разу не пришли ей в голову, как будто всё то было давно, давно прошедшее.
В четвертом акте был какой то чорт, который пел, махая рукою до тех пор, пока не выдвинули под ним доски, и он не опустился туда. Наташа только это и видела из четвертого акта: что то волновало и мучило ее, и причиной этого волнения был Курагин, за которым она невольно следила глазами. Когда они выходили из театра, Анатоль подошел к ним, вызвал их карету и подсаживал их. Подсаживая Наташу, он пожал ей руку выше локтя. Наташа, взволнованная и красная, оглянулась на него. Он, блестя своими глазами и нежно улыбаясь, смотрел на нее.

Только приехав домой, Наташа могла ясно обдумать всё то, что с ней было, и вдруг вспомнив князя Андрея, она ужаснулась, и при всех за чаем, за который все сели после театра, громко ахнула и раскрасневшись выбежала из комнаты. – «Боже мой! Я погибла! сказала она себе. Как я могла допустить до этого?» думала она. Долго она сидела закрыв раскрасневшееся лицо руками, стараясь дать себе ясный отчет в том, что было с нею, и не могла ни понять того, что с ней было, ни того, что она чувствовала. Всё казалось ей темно, неясно и страшно. Там, в этой огромной, освещенной зале, где по мокрым доскам прыгал под музыку с голыми ногами Duport в курточке с блестками, и девицы, и старики, и голая с спокойной и гордой улыбкой Элен в восторге кричали браво, – там под тенью этой Элен, там это было всё ясно и просто; но теперь одной, самой с собой, это было непонятно. – «Что это такое? Что такое этот страх, который я испытывала к нему? Что такое эти угрызения совести, которые я испытываю теперь»? думала она.
Одной старой графине Наташа в состоянии была бы ночью в постели рассказать всё, что она думала. Соня, она знала, с своим строгим и цельным взглядом, или ничего бы не поняла, или ужаснулась бы ее признанию. Наташа одна сама с собой старалась разрешить то, что ее мучило.
«Погибла ли я для любви князя Андрея или нет? спрашивала она себя и с успокоительной усмешкой отвечала себе: Что я за дура, что я спрашиваю это? Что ж со мной было? Ничего. Я ничего не сделала, ничем не вызвала этого. Никто не узнает, и я его не увижу больше никогда, говорила она себе. Стало быть ясно, что ничего не случилось, что не в чем раскаиваться, что князь Андрей может любить меня и такою . Но какою такою ? Ах Боже, Боже мой! зачем его нет тут»! Наташа успокоивалась на мгновенье, но потом опять какой то инстинкт говорил ей, что хотя всё это и правда и хотя ничего не было – инстинкт говорил ей, что вся прежняя чистота любви ее к князю Андрею погибла. И она опять в своем воображении повторяла весь свой разговор с Курагиным и представляла себе лицо, жесты и нежную улыбку этого красивого и смелого человека, в то время как он пожал ее руку.


Анатоль Курагин жил в Москве, потому что отец отослал его из Петербурга, где он проживал больше двадцати тысяч в год деньгами и столько же долгами, которые кредиторы требовали с отца.
Отец объявил сыну, что он в последний раз платит половину его долгов; но только с тем, чтобы он ехал в Москву в должность адъютанта главнокомандующего, которую он ему выхлопотал, и постарался бы там наконец сделать хорошую партию. Он указал ему на княжну Марью и Жюли Карагину.
Анатоль согласился и поехал в Москву, где остановился у Пьера. Пьер принял Анатоля сначала неохотно, но потом привык к нему, иногда ездил с ним на его кутежи и, под предлогом займа, давал ему деньги.
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.
Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.


Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
В воскресение утром Марья Дмитриевна пригласила своих гостей к обедни в свой приход Успенья на Могильцах.
– Я этих модных церквей не люблю, – говорила она, видимо гордясь своим свободомыслием. – Везде Бог один. Поп у нас прекрасный, служит прилично, так это благородно, и дьякон тоже. Разве от этого святость какая, что концерты на клиросе поют? Не люблю, одно баловство!
Марья Дмитриевна любила воскресные дни и умела праздновать их. Дом ее бывал весь вымыт и вычищен в субботу; люди и она не работали, все были празднично разряжены, и все бывали у обедни. К господскому обеду прибавлялись кушанья, и людям давалась водка и жареный гусь или поросенок. Но ни на чем во всем доме так не бывал заметен праздник, как на широком, строгом лице Марьи Дмитриевны, в этот день принимавшем неизменяемое выражение торжественности.
Когда напились кофе после обедни, в гостиной с снятыми чехлами, Марье Дмитриевне доложили, что карета готова, и она с строгим видом, одетая в парадную шаль, в которой она делала визиты, поднялась и объявила, что едет к князю Николаю Андреевичу Болконскому, чтобы объясниться с ним насчет Наташи.
После отъезда Марьи Дмитриевны, к Ростовым приехала модистка от мадам Шальме, и Наташа, затворив дверь в соседней с гостиной комнате, очень довольная развлечением, занялась примериваньем новых платьев. В то время как она, надев сметанный на живую нитку еще без рукавов лиф и загибая голову, гляделась в зеркало, как сидит спинка, она услыхала в гостиной оживленные звуки голоса отца и другого, женского голоса, который заставил ее покраснеть. Это был голос Элен. Не успела Наташа снять примериваемый лиф, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня Безухая, сияющая добродушной и ласковой улыбкой, в темнолиловом, с высоким воротом, бархатном платье.
– Ah, ma delicieuse! [О, моя прелестная!] – сказала она красневшей Наташе. – Charmante! [Очаровательна!] Нет, это ни на что не похоже, мой милый граф, – сказала она вошедшему за ней Илье Андреичу. – Как жить в Москве и никуда не ездить? Нет, я от вас не отстану! Нынче вечером у меня m lle Georges декламирует и соберутся кое кто; и если вы не привезете своих красавиц, которые лучше m lle Georges, то я вас знать не хочу. Мужа нет, он уехал в Тверь, а то бы я его за вами прислала. Непременно приезжайте, непременно, в девятом часу. – Она кивнула головой знакомой модистке, почтительно присевшей ей, и села на кресло подле зеркала, живописно раскинув складки своего бархатного платья. Она не переставала добродушно и весело болтать, беспрестанно восхищаясь красотой Наташи. Она рассмотрела ее платья и похвалила их, похвалилась и своим новым платьем en gaz metallique, [из газа цвета металла,] которое она получила из Парижа и советовала Наташе сделать такое же.