Конференция при Высочайшем дворе

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Конференция при Высочайшем дворе

Общая информация
Дата создания

1756 год

Предшествующее ведомство

Кабинет министров

Дата упразднения

1762 год

Заменено на

Императорский совет

Конференция при Высочайшем дворе (Конференция министров), высшее государственное учреждение Российской империи. Была создана в 1756 году по инициативе канцлера А. П. Бестужева-Рюмина. Упразднена в 1762 году. Формально считалась совещательным органом, но в большинстве случаев действовала самостоятельно от имени императрицы. Конференция пользовалась законодательной властью, давала указания и распоряжения Сенату, Синоду, коллегиям и другим центральным учреждениям империи.





Возникновение

В качестве постоянно действующего учреждения возникла по образцу австрийского гофкригсрата из «конференции по иностранным делам» — непериодически созываемых совещаний, пришедших на смену совещаниям Кабинета министров и собиравшихся при дворе согласно указу Елизаветы Петровны от 12 (23) декабря 1741 года для обсуждения важнейших вопросов внешней политики. На совещании конференц-министров 14 марта 1756 года было объявлено указание императрицы проводить такие заседания регулярно, по определённым дням и при постоянном составе участников.

Полномочия, порядок работы и состав

Полномочия и круг вопросов, подлежавших ведению Конференции, не были чётко определены. Формально Конференция по своему значению была приравнена к Сенату и Синоду, но по указу от 5 октября 1756 года получила право посылать им «резолюции к исполнению» в виде выписок («экстрактов») из протоколов. Центральным учреждениям Конференция посылала рескрипты (от имени императрицы) и получала в ответ реляции (снова на имя Елизаветы Петровны).

Цели и порядок работы Конференции были изложены в протоколе организационного заседания конференц-министров от 14 марта 1756 года. Органом общегосударственного значения она не стала и решала задачи специального характера, в основном относившиеся к проведению согласованной внутренней и внешней политики накануне и в ходе Семилетней войны.

Конференция состояла из «присутствия» конференц-министров и канцелярии. В «присутствие» по должности входили руководители дипломатического, военного и военно-морского ведомств, начальник Канцелярии тайных розыскных дел и генерал-прокурор Сената. Кроме них, распоряжению императрицы, членами «присутствия» были наиболее влиятельные сенаторы и (в течение первого года существования Конференции) наследник престола, великий князь Пётр Фёдорович. Секретарём Конференции и руководителем её канцелярии являлся Д. В. Волков, имевший в подчинении штат из 12 человек (секретари, протоколисты, переводчики, курьеры).

Деятельность

В сферу деятельности Конференции входило общее руководство дипломатическими отношениями через Коллегию иностранных дел, разработка проектов договоров, конвенций, деклараций и других документов международного характера, общее руководство вооружёнными силами России, контроль за деятельностью главнокомандующих, разработка планов военных кампаний против Пруссии, управление занятой в ходе войны Кёнигсбергской провинцией.

Именно через Конференцию проводятся в жизнь наиболее значительные проекты графа П. И. Шувалова: о «шуваловских» 12-фунтовых единорогах, о формировании Западного корпуса, о монетной реформе и создании Медного банка.

Конференция решала многие административные и кадровые вопросы, но её деятельность во внутренней политике носила избирательный характер лишь в незначительной степени ограничивала прерогативы Сената.

Совет собирался дважды в неделю, по понедельникам и четвергам. В отечественной историографии принята негативная оценка деятельности Конференции. Так, А. А. Керсновский, автор известной «Истории русской армии», находит, что Конференция представляла собой «в русских условиях ухудшенное издание пресловутого „гофкригсрата“»:

Конференция сразу попала всецело под австрийское влияние и, командуя армией за тысячу вёрст от Петербурга, руководилась, казалось, в первую очередь соблюдением интересов венского кабинета.

Упразднение

После воцарения императора Петра III 25 декабря 1761 (5 января 1762 года) Конференция утратила самостоятельное значение и была упразднена императорскими указом от 28 января (8 февраля) 1762 года [1] в связи с намечавшимся выходом России из Семилетней войны. Функции Конференции позднее перешли к Совету при Петре III (Императорскому совету, при Екатерине II «Совету при высочайшем дворе»), унаследовавшему аппарат канцелярии Конференции и её систему делопроизводства.

Конференц-министры

Напишите отзыв о статье "Конференция при Высочайшем дворе"

Примечания

  1. ↑ [www.runivers.ru/bookreader/book9823/#page/892/mode/1up Указ Императора Петра III Объ упраздненiи бывшей при Дворѣ Конференцiи, и о передачѣ изъ оной делъ въ Сенатъ и въ Иностранную Коллегiю.].28 января (8 февраля) 1762 года

Литература

  • Наумов В. П. Вопросы внутренней политики в протоколах Конференции при Высочайшем дворе и Императорского совета (1756—1762)//Археографический ежегодник. 1984. — М., 1986.
  • Фурсенко В. В. Конференции и консилиумы в царствование императрицы Елизаветы Петровны//Журнал Министерства народного просвещения. — 1913. — № 6.
  • Сборник Российского Исторического общества. Протоколы Конференции при Высочайшем дворе. — Спб, 1912. — Т.136.
  • Соловьёв, Сергей Михайлович: История России с древнейших времён, том 24.
  • Керсновский, Антон Антонович: История русской армии, том 1, «Голос», Москва 1992.

Отрывок, характеризующий Конференция при Высочайшем дворе

– Да что мне эти ваши союзники? – говорил Наполеон. – У меня союзники – это поляки: их восемьдесят тысяч, они дерутся, как львы. И их будет двести тысяч.
И, вероятно, еще более возмутившись тем, что, сказав это, он сказал очевидную неправду и что Балашев в той же покорной своей судьбе позе молча стоял перед ним, он круто повернулся назад, подошел к самому лицу Балашева и, делая энергические и быстрые жесты своими белыми руками, закричал почти:
– Знайте, что ежели вы поколеблете Пруссию против меня, знайте, что я сотру ее с карты Европы, – сказал он с бледным, искаженным злобой лицом, энергическим жестом одной маленькой руки ударяя по другой. – Да, я заброшу вас за Двину, за Днепр и восстановлю против вас ту преграду, которую Европа была преступна и слепа, что позволила разрушить. Да, вот что с вами будет, вот что вы выиграли, удалившись от меня, – сказал он и молча прошел несколько раз по комнате, вздрагивая своими толстыми плечами. Он положил в жилетный карман табакерку, опять вынул ее, несколько раз приставлял ее к носу и остановился против Балашева. Он помолчал, поглядел насмешливо прямо в глаза Балашеву и сказал тихим голосом: – Et cependant quel beau regne aurait pu avoir votre maitre! [A между тем какое прекрасное царствование мог бы иметь ваш государь!]
Балашев, чувствуя необходимость возражать, сказал, что со стороны России дела не представляются в таком мрачном виде. Наполеон молчал, продолжая насмешливо глядеть на него и, очевидно, его не слушая. Балашев сказал, что в России ожидают от войны всего хорошего. Наполеон снисходительно кивнул головой, как бы говоря: «Знаю, так говорить ваша обязанность, но вы сами в это не верите, вы убеждены мною».
В конце речи Балашева Наполеон вынул опять табакерку, понюхал из нее и, как сигнал, стукнул два раза ногой по полу. Дверь отворилась; почтительно изгибающийся камергер подал императору шляпу и перчатки, другой подал носовои платок. Наполеон, ne глядя на них, обратился к Балашеву.
– Уверьте от моего имени императора Александра, – сказал оц, взяв шляпу, – что я ему предан по прежнему: я анаю его совершенно и весьма высоко ценю высокие его качества. Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre a l'Empereur. [Не удерживаю вас более, генерал, вы получите мое письмо к государю.] – И Наполеон пошел быстро к двери. Из приемной все бросилось вперед и вниз по лестнице.


После всего того, что сказал ему Наполеон, после этих взрывов гнева и после последних сухо сказанных слов:
«Je ne vous retiens plus, general, vous recevrez ma lettre», Балашев был уверен, что Наполеон уже не только не пожелает его видеть, но постарается не видать его – оскорбленного посла и, главное, свидетеля его непристойной горячности. Но, к удивлению своему, Балашев через Дюрока получил в этот день приглашение к столу императора.
На обеде были Бессьер, Коленкур и Бертье. Наполеон встретил Балашева с веселым и ласковым видом. Не только не было в нем выражения застенчивости или упрека себе за утреннюю вспышку, но он, напротив, старался ободрить Балашева. Видно было, что уже давно для Наполеона в его убеждении не существовало возможности ошибок и что в его понятии все то, что он делал, было хорошо не потому, что оно сходилось с представлением того, что хорошо и дурно, но потому, что он делал это.
Император был очень весел после своей верховой прогулки по Вильне, в которой толпы народа с восторгом встречали и провожали его. Во всех окнах улиц, по которым он проезжал, были выставлены ковры, знамена, вензеля его, и польские дамы, приветствуя его, махали ему платками.
За обедом, посадив подле себя Балашева, он обращался с ним не только ласково, но обращался так, как будто он и Балашева считал в числе своих придворных, в числе тех людей, которые сочувствовали его планам и должны были радоваться его успехам. Между прочим разговором он заговорил о Москве и стал спрашивать Балашева о русской столице, не только как спрашивает любознательный путешественник о новом месте, которое он намеревается посетить, но как бы с убеждением, что Балашев, как русский, должен быть польщен этой любознательностью.
– Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? [святая?] Сколько церквей в Moscou? – спрашивал он.
И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:
– К чему такая бездна церквей?
– Русские очень набожны, – отвечал Балашев.
– Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, – сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.
Балашев почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.
– У каждой страны свои нравы, – сказал он.
– Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, – сказал Наполеон.
– Прошу извинения у вашего величества, – сказал Балашев, – кроме России, есть еще Испания, где также много церквей и монастырей.
Этот ответ Балашева, намекавший на недавнее поражение французов в Испании, был высоко оценен впоследствии, по рассказам Балашева, при дворе императора Александра и очень мало был оценен теперь, за обедом Наполеона, и прошел незаметно.
По равнодушным и недоумевающим лицам господ маршалов видно было, что они недоумевали, в чем тут состояла острота, на которую намекала интонация Балашева. «Ежели и была она, то мы не поняли ее или она вовсе не остроумна», – говорили выражения лиц маршалов. Так мало был оценен этот ответ, что Наполеон даже решительно не заметил его и наивно спросил Балашева о том, на какие города идет отсюда прямая дорога к Москве. Балашев, бывший все время обеда настороже, отвечал, что comme tout chemin mene a Rome, tout chemin mene a Moscou, [как всякая дорога, по пословице, ведет в Рим, так и все дороги ведут в Москву,] что есть много дорог, и что в числе этих разных путей есть дорога на Полтаву, которую избрал Карл XII, сказал Балашев, невольно вспыхнув от удовольствия в удаче этого ответа. Не успел Балашев досказать последних слов: «Poltawa», как уже Коленкур заговорил о неудобствах дороги из Петербурга в Москву и о своих петербургских воспоминаниях.
После обеда перешли пить кофе в кабинет Наполеона, четыре дня тому назад бывший кабинетом императора Александра. Наполеон сел, потрогивая кофе в севрской чашке, и указал на стул подло себя Балашеву.
Есть в человеке известное послеобеденное расположение духа, которое сильнее всяких разумных причин заставляет человека быть довольным собой и считать всех своими друзьями. Наполеон находился в этом расположении. Ему казалось, что он окружен людьми, обожающими его. Он был убежден, что и Балашев после его обеда был его другом и обожателем. Наполеон обратился к нему с приятной и слегка насмешливой улыбкой.
– Это та же комната, как мне говорили, в которой жил император Александр. Странно, не правда ли, генерал? – сказал он, очевидно, не сомневаясь в том, что это обращение не могло не быть приятно его собеседнику, так как оно доказывало превосходство его, Наполеона, над Александром.
Балашев ничего не мог отвечать на это и молча наклонил голову.
– Да, в этой комнате, четыре дня тому назад, совещались Винцингероде и Штейн, – с той же насмешливой, уверенной улыбкой продолжал Наполеон. – Чего я не могу понять, – сказал он, – это того, что император Александр приблизил к себе всех личных моих неприятелей. Я этого не… понимаю. Он не подумал о том, что я могу сделать то же? – с вопросом обратился он к Балашеву, и, очевидно, это воспоминание втолкнуло его опять в тот след утреннего гнева, который еще был свеж в нем.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Конференция_при_Высочайшем_дворе&oldid=80739298»