Кончака
| Кончака | |
| Дата смерти: | |
|---|---|
| Место смерти: | |
| Супруг: | |
Кончака (в крещении Агафья) (? — 1318, Тверь) — сестра золотоордынского хана Узбека.
Биография
В 1317 году вышла за московского князя Юрия Данииловича и в том же году, при нашествии её мужа на Тверскую землю, была взята в плен Михаилом Ярославичем Тверским и отведена в Тверь, где вскоре скончалась. Прошли слухи, что она умерла насильственной смертью.
В 1318 году, когда Михаила судили в Орде, её смерть была поставлена в числе обвинительных пунктов против него, но сам Михаил отрицал свою виновность.
Как сообщает Русский биографический словарь А. А. Половцова, находясь в Твери, она умерла, будто бы отравленной, как пустил слух её муж. Но, по словам летописи, подозрения в отраве не было, как не было на самом деле и повода к тому. Оставленная как надежный залог для ускорения мира, княгиня Агафия при мирном договоре великого князя Михаила с племянником его, князем Юрием Даниловичем, должна была получить свободу в 1318 г., но скончалась прежде того и тело её было перевезено для погребения в Ростов.
См. также
- Кончак
- При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).
- При написании этой статьи использовался материал из Русского биографического словаря А. А. Половцова (1896—1918).
|
Это заготовка статьи о персоналии из России. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Напишите отзыв о статье "Кончака"
Отрывок, характеризующий Кончака
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
