Конькобежный спорт на зимних Олимпийских играх 1932

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Конькобежный спорт
на III Зимних Олимпийских играх

Пиктограмма для конькобежного спорта
Участников31 мужчина из 6 стран
«19281936»


Соревнования по конькобежному спорту на зимних Олимпийских играх 1932 года в Лейк-Плэсиде. Было разыграно 4 комплекта медалей на дистанциях 500 м, 1500 м, 5000 м и 10000 м среди мужчин. Забеги среди женщин были демонстрационным видом и проводились на дистанциях 500 м, 1000 м и 1500 м. Награждались только конькобежцы мужчины.





Призёры

Дистанция Золото Серебро Бронза
500 м Джек Ши Бернт Эвенсен Александер Хурд
1500 м Джек Ши Александер Хурд Уильям Логан
5000 м Ирвинг Яффе Эдвард Мерфи Уильям Логан
10000 м Ирвинг Яффе Ивар Баллангруд Франк Стак

Участники

Принял участие 31 конькобежец из 6 стран. 8 спортсменов выступили на всех дистанциях. У женщин участвовали по пять спортсменок из Канады и США.

Медальный зачёт

 Место   Страна  Золото Серебро Бронза Всего
1 США США 4 1 0 5
2 Норвегия Норвегия 0 2 0 2
3 Канада 0 1 4 5

Напишите отзыв о статье "Конькобежный спорт на зимних Олимпийских играх 1932"

Ссылки

  • [www.olympic.org/uk/athletes/results/search_r_uk.asp International Olympic Committee results database]  (англ.)
  • [library.la84.org/6oic/OfficialReports/1932/1932w.pdf III Olympic Winter Games Lake Placid 1932]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Конькобежный спорт на зимних Олимпийских играх 1932

В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.