Конь белый (телесериал)
| Конь белый | |
 | |
| Жанр |
исторический |
|---|---|
| Режиссёр | |
| В главных ролях |
Александр Балуев |
| Кинокомпания |
"Диапазон» |
| Длительность |
550 минут |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Конь белый» — десятисерийный художественный фильм (телесериал), снятый в 1993 г. на киностудии «Диапазон».
Режиссёр — Гелий Рябов, авторы сценария — Георгий Адамович и Гелий Рябов, оператор — Олег Иванович Плаксин, композитор — Дмитрий Смирнов.
Содержание
Официальный анонс
Россия накануне революции. Драматическая судьба адмирала Колчака, командующего флотом. Страшная кончина царской семьи и обстоятельства расследования её гибели, проводимое по поручению Колчака. Фильм рассказывает о жестоком и бессмысленном противостоянии двух частей народа, — противостоянии, которое ведет к гибели страны.[1][2]
В ролях
Сценарий
1-я Серия, «Гибель», показывает итоги февральской революции. Полковник Дебольцов, главный герой, вместе с Колчаком видит, как распадается российский флот. После Октябрьской революции Дебольцов встречает ротмистра Бабина, и они вместе через территорию, занятую красными, бегут к белым.
2-я Серия, «Ненависть». Царская семья расстреляна в Екатеринбурге. Дебольцов во сне видит Государя, который старается ему указать где он и его семья были погребены. Белые затем занимают Екатеринбург. Дебольцову не удаётся убедить местные власти начать разбирательство по поводу убийства царской семьи.
3-я Серия, «Предательство». Белые ведут на расстрел екатеринбургских большевиков. Одна из них, Вера Руднева, подвергается насилию. Она бежит вместе с одним казаком к красным и записывается в полк Новожилова, где властвует жестокий комиссар Татлин. Дебольцов вместе с Бабиным встречает своего брата, который ведёт подпольную борьбу с красными. Затем он и Бабин, встретив в Казани генерала Каппеля (однокашника Дебольцова), открыто включается в белую борьбу.
4-я Серия, «Братоубийство». Брат Дебольцова и его подпольная группа раскрыты Новожиловым и Татлиным благодаря местному сексоту. Татлин продолжает заниматься зверствами как и против белых, так и против своих и местного населения. Вера Руднева уходит из полка, а затем Новожилов убивает Татлина и дезертирует.
5-я Серия, «Нетерпимость». Дебольцов участвует вместе с полковником Корочкиным из белой контрразведки в перевороте омского правительства, в итоге которого Колчак становится верховным правителем. Вера Руднева пробирается в Омск и вместе с одним белым офицером, который в неё влюбляется, убивает белого контрразведчика в возмездие за расстрел её отца и изнасилование. Их ловит Дебольцов, который затем старается их же спасти из-за того, что он женат на сестре Рудневой.
6-я Серия, «Суд Божий». Белая контрразведка выявляет связь Рудневой с её красным однополчанином, который также служил в «доме особово назначения», где был убит император. Дебольцов отправляет Рудневу за линию фронта к красным, где она допрашивается в ЧК из-за её связи с Новожиловым, убившим комиссара Татлина. Рудневу и Новожилова расстреливают. Тем временем в Екатеринбург прибывает следователь Соколов, который начинает судебное следствие по поводу убийства царской семьи. В нём участвует Дебольцов, с которым Соколов не соглашается по поводу места захоронения.
7-я Серия, «Исход». Белая армия покидает Екатеринбург. Дебольцов погружает в поезд, занятый чехами, дело Соколова. Вскоре после этого из города Омск эвакуируются адмирал Колчак и его правительство и вместе с золотым эшелоном двигаются на Иркутск. Иркутские большевики, захватив власть, получают от чехов Колчака вместе с золотым эшелоном. Телеграмма из Москвы от Ленина приказывает расстрелять Колчака и Пепеляева.
8-я Серия, «Претерпевшие до конца». Колчака и Пепеляева расстреливает Иркутский реввоенсовет. Любовницу Колчака, Анну Тимирёву, выпускают. Идут похороны генерала Каппеля. Белая армия вместе с его гробом переходит через границу в Монголию. Остаётся полковник Корочкин, который встречает освобождённую из тюрьмы Анну Тимирёву и поселяет её к друзьям…
Начинается Вторая мировая война. В лагере НКВД сидит бывший полковник Корочкин, которого выдал бывший сексот белой контрразведки Зуев. Лагерь теперь под контролем немцев. Корочкин предлагает им сотрудничество ради того, чтобы выбраться туда, где находится теперь Зуев. Он помнит, где захоронен бриллиант, который однажды принадлежал императрице Марии Федоровне.
9-я Серия, «Отверженные». Корочкина забрасывают за линию фронта, где его сопровождают два немецких разведчика. Они все трое определяются на явочной квартире, где хозяйка Анфиса им помогает ради своего мужа, который в плену у немцев. Корочкин убеждает Анфису ему помочь, желая отомстить Зуеву и угробить немецких шпионов.
10-я Серия, «Мститель». Избежав слежки немцев, Корочкин пробирается в городской отдел НКВД, который возглавляет Зуев. Наедине он показывает доказательства, что Зуев работал на белую контрразведку, и предлагает ему взамен законного советского гражданства передачу двух немецких шпионов. Зуев соглашается и приходит на явочную квартиру один. Тут Корочкин убивает одновременно Зуева и шпионов. Однако слежка НКВД обнаруживает Корочкина во время побега. Он арестован, но во время допроса успевает убить следователя и выбраться из здания, переодевшись в форму НКВД. Он идёт на встречу к Анфисе. В финальном эпизоде выясняется, что они оба были арестованы и расстреляны.
- Одним из источников сценария послужил роман Виктора Ропшина (Бориса Савинкова) «Конь бледный», чьё название отсылает к образу одного из всадников Апокалипсиса.
Напишите отзыв о статье "Конь белый (телесериал)"
Примечания
Ссылки
- «Конь белый» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [ruskino.ru/mov/156 «Конь Белый» на Рускино.ру]
Отрывок, характеризующий Конь белый (телесериал)
– Ах, какая досада!.. – проговорил он. – Мне бы вчера… Ах, как жалко!..Мавра Кузминишна между тем внимательно и сочувственно разглядывала знакомые ей черты ростовской породы в лице молодого человека, и изорванную шинель, и стоптанные сапоги, которые были на нем.
– Вам зачем же графа надо было? – спросила она.
– Да уж… что делать! – с досадой проговорил офицер и взялся за калитку, как бы намереваясь уйти. Он опять остановился в нерешительности.
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…
Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
