Копан

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Координаты: 14°50′24″ с. ш. 89°08′24″ з. д. / 14.84000° с. ш. 89.14000° з. д. / 14.84000; -89.14000 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=14.84000&mlon=-89.14000&zoom=14 (O)] (Я)

Всемирное наследие ЮНЕСКО, объект № 129
[whc.unesco.org/ru/list/129 рус.] • [whc.unesco.org/en/list/129 англ.] • [whc.unesco.org/fr/list/129 фр.]

Копа́н (исп. Copán) — одно из крупнейших археологических городищ на территории Гондураса (одно из древних названий городища и окрестностей — Хушвинтик). Расположен на западе Гондураса, в центральной части долины одноимённой реки, в километре от одноименного городка и в нескольких километрах от границы с Гватемалой. Существовал с первых веков до н. э., в период расцвета (VII—VIII веков н. э.) был центром царства Шукууп — самостоятельного государства древних майя, охватывавшего территорию современной юго-восточной Гватемалы и юго-западного Гондураса. Угасание Копана, по-видимому, связано с общим кризисом государств майя в IX веке.





История

По данным археологов, сравнительно крупное поселение на месте археологического городища Копан существовало уже на рубеже эр. В 426 году н. э. К’инич-Йаш-К’ук'-Мо, происходивший из рода правителей Хушвица (городище Караколь, Белизе), основал копанскую царскую династию. Согласно более поздним копанским надписям, прежде чем воцариться в Копане, К’инич-Йаш-К’ук'-Мо совершил паломничество в далекий Теотиуакан в Мексике, где он получил инсигнии верховной власти. Потомки К’инич-Йаш-К’ук'-Мо правили Копаном на протяжении последующих 400 лет (всего нам известно шестнадцать царей). Дворцовый комплекс на берегу реки Копан, заложенный ещё при основателе династии, со временем превратился в обширное скопление жилищ, храмов, и площадей, известное теперь как Акрополь.

Власть копанских царей простиралась на соседние горные долины на территории современного Гондураса и Гватемалы. Хотя Копан находился на самом юго-востоке области майя, его цари сохраняли связи с другими династиями южных низменностей, включая правителей Тикаля, Караколя и Паленке, одновременно поддерживая контакты с властителями горной Гватемалы. Копанским царям приписывали господство над южной границей майяской ойкумены. Эта репутация отражалась в титулах копанских царей, называвших себя «стопами солнца южного неба.» Население царства включало как майя, говоривших на языке родственном колониальному чольти и современному майя-чорти, так и не-майяские группы, в том числе ленка. Как и в остальных царствах майя, придворная знать говорила и писала на особом «престижном языке» известном как «иероглифический майя» или «классический чольтийский».

За исключением дат рождений, воцарений, и смертей копанских царей, нам сравнительно мало известно о политической истории городища. Царские надписи в Копане, за редким исключением, интроспективны и уделяют гораздо больше внимания ритуалам, чем политическим событиям. Возможно, подобное умалчивание связано с тем, что местным правителям гораздо чаще приходилось иметь дело с не-майяскими властителями, в то время как бурная политическая жизнь остальных майяских царств нередко обходила их стороной. На помощь приходят археологические данные, свидетельствующие, что расцвет царства пришелся на VII — первую четверть VIII века в правление царей К’ак'-Ути-Виц'-К’авиль («К’авиль это огонь на краю водопада») и Вашаклахун-Убах-К’авиль («Восемнадцать ликов К’авиля»). Конец расцвету положила военная катастрофа. Правитель городища Киригуа, вассал и родственник копанских царей К’ак'-Тилив-Чан-Йопат («Йопат зажигает огонь в небе») решил обрести независимость. В конце апреля 738 года армии К’ак'-Тилив-Чан-Йопата и Вашаклахун-Убах-К’авиля сразились близ Коквица (местоположение не установлено). Копанская армия потерпела поражение, Вашаклахун-Убах-К’авиль был пленен и обезглавлен. Столь сокрушительное поражение в комбинации с потерей Киригуа и подконтрольных его правителям горных долин нанесли серьёзный удар по могуществу копанских царей, оправиться от которого им так и не удалось, хотя при пятнадцатом царе Копан переживает некоторое возрождение.

Как и многие другие городища майя, Копан пал жертвой кризиса IX века, причины которого до сих пор не установлены, хотя продолжительная засуха и политическая нестабильность представляются наиболее вероятными объяснениями. В последние годы правления шестнадцатого царя наблюдается снижение строительной деятельности, что указывает на общее ухудшение экономической ситуации в царстве. Власть копанских правителей рушится практически в одночасье где-то после 822 года. Показательно, что работа резчика над Алтарем L, посвященным воцарению Укит-Ток’а, последнего царя Копана, так и не была завершена. Храмы и дворцы копанского Акрополя были сожжены и заброшены. Некоторые периферийные поселения напротив переживают кратковременный расцвет, свидетельствующий, что отдельные знатные семьи использовали кризис центральной власти в своих целях. Тем не менее, запустение вскоре распространяется на всю долину. Ни один из древних топонимов известных нам по копанским надписям не сохранился до наших дней, что свидетельствует о том что население долины полностью сменилось по крайней мере единожды. Согласно испанским документам, население окрестностей Копана в XVI веке было столь мало, что не заслуживало собственного церковного прихода.

Список царей Копана (имена и годы правления)

  1. К’инич-Йаш-К’ук'-Мо (426—435)
  2.  ?-К’инич (-435-)
  3.  ?-Чан (-?-)
  4. К’аль-Тун-Хиш (-?-)
  5. Йух-? (-?-)
  6.  ?-Холь (-?-)
  7. Балам-Нен (-524-532)
  8. Ви-Оль-К’инич (532—551)
  9. Сак-? (551—553)
  10.  ?-Балам (553—578)
  11. К’ак'-Ти-Чан (578—628)
  12. К’ак'-Ути-Виц'-К’авиль (628—695)
  13. Вашаклахун-Убах-К’авиль (695—738)
  14. К’ак'-Хоплах-Чан-К’авиль (738—749)
  15. К’ак'-Йипйах-Чан-К’авиль (749—763)
  16. Йаш-Пасах-Чан-Йопат (763—810)
  17. Укит-Ток' (822-?)

Археологические раскопки

Городище Копан обязано своим названием Диего Гарсиа де Паласио, который в 1576 году составил первое описание древнего города, прозванного «копан» («мост» на науатле) местными жителями. Известность Копану принесли опубликованные записки и иллюстрации путешественников Дж. Л. Стефенса и Ф. Кезервуда, побывавших на городище в 30-е годы XIX века. Первое систематическое документирование монументов Копана было предпринято Модсли в 1880-90-е годы, а археологические исследования начались с четырех экспедиций Музея Пибоди Гарвардского университета в 1890-е годы. Первые экспедиции в Копан не обошлись без трагедии: один из руководителей гарвардской экспедиции, Джон Оуэнс, умер от тропической лихорадки и был похоронен на главной площади Копана перед Стелой D. В начале XX века, Спинден и Морли продолжили документировать и исследовать надписи и скульптурные изображения Копана и окрестностей. Институт Карнеги осуществил масштабные раскопки и реставрационные работы в 1930-40-х гг. Начиная с 1960-х годов, Институт Антропологии и Истории Гондураса основанный в 1952 году начинает играть ведущую роль в исследовании Копана и разрабатывать долгосрочную стратегию изучения и охраны древнего города.

Новый этап в изучении Копана начинается в 1970-е годы с серии междисциплинарных проектов организованных американскими, гондурасскими, и европейскими исследователями представляющими несколько ведущих академических учреждений, включая Гарвардский Университет, Музей Антропологии и Археологии Пенсильванского Университета, Университет Штата Пенсильвания, и Университет Северного Иллинойса. Впервые систематически исследуется не только центр городища, но все древние поселения в долине реки Копан. Впервые исследователи Копана пытаются изучать не только поселения, но и понять как выглядела и как менялась окружающая среда. Начиная с 1980-х годов, успехи в дешифровке письменности майя начинают помогать с реконструкцией истории, а серия тоннелей, прорытых археологами в самом сердце копанского Акрополя, позволяет заглянуть во времена первых царей Копана. Исследование центра Копана и древних поселений в долине реки Копан продолжается по сей день.

Копан сегодня

Площадь Копана — 24 км². Он известен древними сооружениями и своим Археологическим музеем, лучшим в регионе. Кроме того, это археологический заповедник, охраняемый государством объект Всемирного наследия ЮНЕСКО. Великолепная монументальная архитектура Копана заслужила ему прозвище «Афин древних майя».

Охраняемая археологическая зона занимает только часть древнего поселения и включает как восстановленные, так и ещё не исследованные жилища, храмы, площади, лестницы, дороги, и стадионы для игры в мяч. Центр городища состоит из Главной Площади, где возвышаются знаменитые стелы, а также комплекса дворцов и храмов, известного как Акрополь. За 400 лет существования Копанской династии Акрополь превратился в высокий искусственный холм площадью 600 на 300 метров, где ранние постройки скрыты под масштабными строениями, возведенными при более поздних царях. Восточная часть комплекса серьёзно пострадала от реки Копан, которая на протяжении столетий постепенно смыла несколько террас Акрополя. Археологи приложили значительные усилия, чтобы изменить русло реки и предотвратить дальнейшее разрушение центральной части городища. Разрез Акрополя, образовавшийся из-за обрушения террас, подмытых рекой, стал отправной точкой изучения наиболее ранних «пластов» в архитектурной истории города.

Кроме великолепных стел, возведённых в честь 15-го двадцатилетия царём Вашаклахун-Убах-К’авилем в 731 г. и изображающих самого царя, его предков, а также богов-хранителей долины (известной в древности как Хушвинтик), внимание посетителей Главной Площади привлечет стадион для игры в мяч, украшенный изображениями попугаев-ара, а также величественная иероглифическая лестница, заложенная при Вашаклахун-Убах-К’авиле, перестроенная и увеличенная при 15 царе, К’ак'-Йипйах-Чан-К’авиле. Эта лестница — самая длинная известная нам надпись на памятниках древних майя (около 2 страниц печатного текста латиницей). К сожалению, только первые 15 из 63 ступеней лестницы были найдены в своем первоначальном состоянии, тогда как остальные были восстановлены археологами Института Карнеги в полном беспорядке.

Что касается Акрополя, то его Западный двор украшен ещё одной иероглифичесой лестницей. Храм 11 замыкает двор с севера, а к западу возвышается самое высокое и массивное здание Акрополя — Храм 16, кульминация из серии храмов возведенных над усыпальницами первых царей Копана. У подножия лестницы, ведущей на вершину Храма 16, находится Алтарь Q, изображающий всех 16 царей Копана, верх которого украшен надписью, повествующей об основании местной царской династии. Из-за разрушения Акрополя, вызванного рекой (см. выше), Восточный двор Акрополя лишился части своих строений. Тем не менее, там можно посетить гробницу 16 царя (её разграбили ещё в древности). В северной части Восточного Двора располагается Храм 22, выполненный в виде огромной одушевленной горы, где, возможно, был тронный зал Вашаклахун-Убах-К’авиля, а также здание Пополь Нах, где, по мнению некоторых археологов, проходили заседания совета местной знати. К югу от Восточного и Западного дворов Акрополя расположен квартал Сементерио. Там находилась резиденция 16 царя Копана, а также многочисленные жилища членов его семейства и придворных.

Для посетителей Копана также доступна небольшая секция тоннелей, созданных археологами для изучения архитектурной истории Акрополя. Там можно увидеть фрагменты скульптурного оформления ранних копанских построек и иероглифическую надпись времен Ви-Оль-К’инича. Общая протяженность копанских тоннелей превышает 4 км, но большая их часть не приспособлена для публики (с точки зрения безопасности посетителей и поддержания необходимого для сохранности древних зданий микроклимата).

В 1996 году в Копане был открыт превосходный Музей скульптуры майя, где собраны монументы, найденные на территории раскопок, а также представлены реконструированные подлинные фасады древних построек, восстановленные по результатам археологических исследований (условия ЮНЕСКО не позволили бы восстановить разрушенные секции древних зданий непосредственно на своем первоначальном месте). Жемчужина музея — реконструкция одной из ранних версий Храма 16 в натуральную величину. Майя погребли этот храм (прозванный археологами Розалила) целиком под более поздней постройкой. Многочисленные туннели позволили археологам восстановить облик здания, включая цвета расписных рельефов на его фасадах.

В 1,5 км к востоку от Большой Площади раскинулись руины района проживания знатных семейств майя — Лас-Сепультурас. Здесь раскопано около 100 зданий и около 450 захоронений. Резиденции придворных соседствуют с более чем скромными жилищами простолюдинов. Там же находится квартал, где, возможно, жили приезжие торговцы Улуа.

Особого внимания заслуживает небольшой археологический музей, расположенный на главной площади городка Копан Руинас, который находится в километре от центра городища Копан. Экспозиция музея включает несколько замечательных стел и алтарей, найденных как в центре городища, так и на территории современного Копан Руинас. Только в этом музее можно увидеть древние украшения и прочие изделия из жадеита, кремня, и керамики, найденные в копанских гробницах. Там же находятся маркеры копанского стадиона для игры в мяч и различные элементы снаряжения игроков. Отдельная экспозиция посвящена реконструкции богатого погребения, возможно, принадлежавшего ритуальному специалисту или «шаману» (среди погребальной утвари, археологи обнаружили предметы, которые, предположительно, использовались для гадания и прочего колдовства).

Всего в километре южнее центра городища лежит Лос-Сапос — выход скальных пород, покрытый резьбой и надписями, широко известный своими скульптурными изображениями жаб и предположительно представляющий древний, «простонародный» культ плодородия.

См. также

Напишите отзыв о статье "Копан"

Ссылки

  • [www.pbs.org/wgbh/nova/maya/ «Lost King of the Maya»] companion site to PBS’s «Nova» television documentary on Copán
  • [www.peabody.harvard.edu/Copan/text.html «Hieroglyphs and History at Copán»] article by Mayanist epigrapher David Stuart at the Peabody Museum
  • [www.hup.harvard.edu/catalog.php?recid=30793 Copan Sculpture Museum: Ancient Maya Artistry in Stucco and Stone. Barbara Fash.] Published by the Peabody Museum Press. Paperback 2011
  • [www.papacweb.org/ PAPAC], Proyecto Arqueologico para la Planificacion de la Antigua Copan (Copan Urban Planning Project), academic-sponsored project for preservation and documentation of the site

Литература

  • Andrews, E. Wyllys, Ed.; Fash, William L.., Ed. 2004 Copan: The History of an Ancient Maya Kingdom. School of American Research Press, Santa Fe
  • Bell, Ellen E., Canuto, Marcello A., Sharer, Robert J. 2004 Understanding Early Classic Copan. University of Pennsylvania Museum of Archaeology and Anthropology, Philadelphia
  • Fash, William L. 1991 Scribes, Warriors and Kings: The City of Copán and the Ancient Maya. Thames and Hudson, New York
  • Martin, Simon, Grube, Nikolai 2000 Chronicle of the Maya Kings and Queens: Deciphering the Dynasties of the Ancient Maya. Thames and Hudson, London


Отрывок, характеризующий Копан

– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.


Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
– А по мне, – сказал он, обращаясь к Ростову, – надо просто просить государя о помиловании. Теперь, говорят, награды будут большие, и верно простят…
– Мне просить государя! – сказал Денисов голосом, которому он хотел придать прежнюю энергию и горячность, но который звучал бесполезной раздражительностью. – О чем? Ежели бы я был разбойник, я бы просил милости, а то я сужусь за то, что вывожу на чистую воду разбойников. Пускай судят, я никого не боюсь: я честно служил царю, отечеству и не крал! И меня разжаловать, и… Слушай, я так прямо и пишу им, вот я пишу: «ежели бы я был казнокрад…
– Ловко написано, что и говорить, – сказал Тушин. Да не в том дело, Василий Дмитрич, – он тоже обратился к Ростову, – покориться надо, а вот Василий Дмитрич не хочет. Ведь аудитор говорил вам, что дело ваше плохо.
– Ну пускай будет плохо, – сказал Денисов. – Вам написал аудитор просьбу, – продолжал Тушин, – и надо подписать, да вот с ними и отправить. У них верно (он указал на Ростова) и рука в штабе есть. Уже лучше случая не найдете.
– Да ведь я сказал, что подличать не стану, – перебил Денисов и опять продолжал чтение своей бумаги.
Ростов не смел уговаривать Денисова, хотя он инстинктом чувствовал, что путь, предлагаемый Тушиным и другими офицерами, был самый верный, и хотя он считал бы себя счастливым, ежели бы мог оказать помощь Денисову: он знал непреклонность воли Денисова и его правдивую горячность.
Когда кончилось чтение ядовитых бумаг Денисова, продолжавшееся более часа, Ростов ничего не сказал, и в самом грустном расположении духа, в обществе опять собравшихся около него госпитальных товарищей Денисова, провел остальную часть дня, рассказывая про то, что он знал, и слушая рассказы других. Денисов мрачно молчал в продолжение всего вечера.
Поздно вечером Ростов собрался уезжать и спросил Денисова, не будет ли каких поручений?
– Да, постой, – сказал Денисов, оглянулся на офицеров и, достав из под подушки свои бумаги, пошел к окну, на котором у него стояла чернильница, и сел писать.
– Видно плетью обуха не пег'ешибешь, – сказал он, отходя от окна и подавая Ростову большой конверт. – Это была просьба на имя государя, составленная аудитором, в которой Денисов, ничего не упоминая о винах провиантского ведомства, просил только о помиловании.
– Передай, видно… – Он не договорил и улыбнулся болезненно фальшивой улыбкой.


Вернувшись в полк и передав командиру, в каком положении находилось дело Денисова, Ростов с письмом к государю поехал в Тильзит.
13 го июня, французский и русский императоры съехались в Тильзите. Борис Друбецкой просил важное лицо, при котором он состоял, о том, чтобы быть причислену к свите, назначенной состоять в Тильзите.
– Je voudrais voir le grand homme, [Я желал бы видеть великого человека,] – сказал он, говоря про Наполеона, которого он до сих пор всегда, как и все, называл Буонапарте.
– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…