Копанский, Яков Михайлович
Поделись знанием:
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
| Яков Михайлович Копанский |
Я́ков Миха́йлович Ко́панский (23 марта 1930, Каушаны, Бессарабия — 18 июля 2006, Кишинёв) — советский и молдавский историк, доктор исторических наук (1978), профессор. Автор 13 монографий по современной истории Молдавии и иудаике.
Содержание
Биография
Яков Копанский родился в бессарабском местечке Каушаны (ныне райцентр Каушанского района Молдавии) в семье приказчика мануфактурного магазина Мойше Копанского и его жены Хайки.[1] Учился в хедере, затем в румынской школе. В начале Великой Отечественной войны с матерью эвакуировался в Ростовскую область, оттуда в Сталинградскую область, и, наконец, в башкирский посёлок Красная Горка. После войны семья вернулась в Каушаны, потом перебралась в Бендеры, где Яков Копанский окончил среднюю школу № 1.
В 1954 году Я. М. Копанский окончил исторический факультет Кишинёвского государственного университета и поступил на работу в молдавский филиал Академии Наук СССР (с 1959 года — АН МССР), в 1956—1991 годах был старшим научным сотрудником и заведующим отделом Института истории, участвовал в составлении двухтомной «Истории Румынии» (Москва: Наука, 1971). В 1979—1989 годах — преподавал в Кишинёвском государственном педагогическом институте им. Иона Крянгэ.
С 1992 года был главным научным сотрудником и впоследствии заведующим Отделом истории и культуры евреев Молдовы (иудаики) Института межэтнических исследований Академии Наук Молдовы. Опубликовал ряд работ по истории евреев Бессарабии, в частности обнаруженные им архивные материалы о Кишинёвских погромах 1903 и 1905 годов. С 1997 года — председатель общественного совета еврейской благотворительной организации «Хэсэд Иегуда» в Молдавии. Награждён орденом Gloria Muncii (Слава труду, 2005).
Жена Я. М. Копанского — доктор химических наук Лариса Степановна Копанская (урождённая Князь; [www.dorledor.info/photos/articles/1181_1.jpg фото]), соавтор учебника «Аналитическая химия полупроводников» (Кишинёв: Штиинца, 1975). Сын — молдавский математик и предприниматель Александр Яковлевич Копанский (род. 1959) — ведущий научный сотрудник факультета математики и кибернетики Государственного университета Молдовы и лаборатории дифференциальных уравнений Института математики АН Республики Молдова, генеральный директор компании высоких технологий S&T Mold, член экономического совета при премьер-министре Республики Молдова; с И. У. Бронштейном соавтор монографий «Конечно гладкие полиномиальные нормальные формы» (1992), «Инвариантные многообразия и нормальные формы» (1992), «Smooth Invariant Manifolds and Normal Forms» (1994).
Библиография
Монографии А. М. Копанского
- Октябрьские листовки революционного подполья Бессарабии. Сборник документов (1920—1935). Кишинёв: Госиздат Молдавии, 1957.
- Под красным знаменем революции. Страницы истории борьбы трудящихся Бессарабии за воссоединение с Советской Родиной (с Н. В. Березняковым и В. П. Платоном). Институт истории АН МССР. Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1965.
- Двадцать два года героической борьбы. Из истории революционно-освободительного движения в Бессарабии в 1918—1940 гг (с И. М. Бобейко). Кишинёв: Партиздат, 1966.
- Жизнь как факел. Хая Лившиц. Кишинёв, 1967.
- Листая летопись дружбы. Исторические связи народов Молдавии и Болгарии (с С. А. Мадиевским, М. А. Мунтяном и К. А. Поглубко). Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1970.
- Наш друг Габриель Пери. Выступления Г. Пери в поддержку борьбы трудящихся Бессарабии за воссоединение с Советской Родиной. Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1971.
- Советско-румынские отношения, 1929—1934 гг. От подписания Московского протокола до установления дипломатических отношений (с И. Э. Левитом). Москва: Наука, 1971.
- Интернациональная солидарность с борьбой трудящихся за воссоединение с Советской Родиной (1918—1940). АН МССР, Институт истории. Кишинёв: Штиинца, 1975.
- Общество бессарабцев в СССР и союзы бессарабских эмигрантов (1924—1940). АН МССР, Институт истории. Кишинёв: Штиинца, 1978.
- Деятельность комитетов рабоче-крестьянского блока в Бессарабии (1925—1933). Кишинёв: Штиинца, 1984.
- Дипломация советикэ ын лупта пентру солуционаря екитабилэ а проблемей басарабене (1918—1940). Советская дипломатия в борьбе за решение бессарабской проблемы. На молдавском языке. Кишинёв: Картя молдовеняскэ, 1985.
- Джойнт в Бессарабии: страницы истории. Кишинёв: Лига, 1994.
- Благотворительные организации евреев Бессарабии в межвоенный период 1918—1940 гг. Академия Наук Республики Молдова, Институт межэтнических исследований. Отдел Истории и культуры евреев. Кишинёв: Понтос, 2002.
- Еврейское национальное движение в Бессарабии в межвоенный период (1918—1940 гг., см. обложку [dorledor.info/photos/articles/2786_3.jpg здесь]). Институт культурного наследия и Высшая антропологическая школа Академии Наук Республики Молдова. Кишинёв: Stratum, 2008.
- Исторические портреты (исторические портреты видных деятелей еврейского движения в Бессарабии и Молдавии ХХ века). Кишинёв—Тель-Авив: Beit Nelly Media, 2010.
Под редакцией Я. М. Копанского
- Балканские страны в новое и новейшее время: сборник статей. АН МССР, Институт истории. Кишинёв: Штиинца, 1977.
- Кишиневский погром 1903 года. Сборник документов и материалов. Институт межэтнических исследований АН Республики Молдова. Отдел истории и культуры евреев Молдовы, Национальный архив Республики Молдова. Кишинёв: Ruxandra, 2000.
- Кишинёвский погром 1903 года: Взгляд через столетие. Материалы международной научной конференции. Академия Наук Республики Молдова, Институт межэтнических исследований. Отдел Истории и культуры евреев Молдовы. Кишинев: Понтос, 2004.
Напишите отзыв о статье "Копанский, Яков Михайлович"
Примечания
- ↑ [www.jewishgen.org/bessarabia/files/FinalPaper.pdf Ефим Коган «Еврейская жизнь в Бессарабии сквозь линзу местечка Каушаны» (докторский тезис, (стр. 88)]
Ссылки
- [www.nm.md/daily/article/2005/03/22/0701.html К 75-летию Я. М. Копанского. Независимая Молдова, 22 марта 2005]
- [www.nm.md/daily/article/2002/11/12/0401.html Благотворительные организации евреев Бессарабии (рецензия)]
- [narodknigi.ru/journals/83/basin_ya_bolshevizm_i_evrei_minsk_2008_kopanskiy_ya_m_evreyskoe_natsionalnoe_dvizhenie_v_bessarabii_/ Рецензия на книгу Я. Копанского в журнале «Народ Книги в мире книг»]
- [www.dorledor.info/photos/articles/2378_1.jpg Фотопортрет]
- [www.dorledor.info/photos/articles/1181_1.jpg Фотография с женой, профессором Л. С. Копанской]
Отрывок, характеризующий Копанский, Яков Михайлович
О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.
22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Родившиеся в Бессарабии
- Персоналии:Бендеры
- Историки Молдавии
- Историки СССР
- Деятели еврейских общественных организаций
- Исследователи еврейской истории
- Выпускники Государственного университета Молдовы
- Преподаватели Государственного педагогического университета им. Иона Крянгэ
