Копержинский, Константин Александрович

Константин Александрович Копержинский (укр. Костянтин Олександрович Копержинський; 23 октября (4 ноября) 1894, с. Глебов (ныне — Новоушицкий район, Хмельницкая область Украина) — 18 марта 1953, Ленинград) — украинский советский литературовед-славист, историк, этнограф, фольклорист, педагог. Профессор (с 1940).

Биография

Сын учителя древних языков, впоследствии священника. После окончании Каменец-Подольской гимназии обучался на славяно-русском (словесном) отделении историко-филологического факультета Петроградского университета (1913—1918). В 1918 — сотрудник Киевского филиала Института литературоведения АН Украины. После его закрытия в 1933 был подвергнут административной высылке в Коми до лета 1936 г.

Работал преподавателем истории литературы в Ленинградском (1923—1925; с 1945), Одесском (1925—1928) и Иркутском (1937—1945) университетах. С 1944 г. — заведующий кафедрой славяноведения, образованной на историко-филологическом факультете ИГУ.

В последние годы жизни заведовал кафедрой истории славянских литератур ЛГУ.

Научная деятельность

Область научных интересов — славистика. Разрабатывал тему славянских земледельческих обрядов на примере антинемецких мотивов в чешских национальных торжествах. Исследовал историю украинского театра XVIII—XIX веков, историю древней (Василий Суражский) и новой (П. Гулак-Артемовский, М. Драгоманов) украинской литературы.

Изучал русско-сербские и русско-болгарские политические и культурные связи, проблемы южнославянской литературы.

Автор работ в области фольклора, этнографии, языкознания, межславянских литературных взаимоотношений.

Избранные публикации

• Обжинки. Обряди збору врожаю у словянських народiв новоi доби розвитку. — Одесса, 1924.
• Бібліографічні уваги до історії української книги в Одесі 80-90 pp. XIX ст.(В Працях Од. центр. наук. бібл., 1926?),
• Український письменник XVI століття Василь Суразький («Наук. Збірник», Т. XXI, 1926)
• Лекціи словенскіе Златоустого отъ бесђдь євангелскыхъ отъ иерея Наливайка выбраніе (Сб. на честь акад. Соболевского, 1928),
• До історії цензури й тексту творів Мих. Коцюбинського: «П’ятизлотник» і «На віру» (За сто літ, кн. ІІ, 1928),
• З історії театру на Чернігівщині («Чернігів і північне Лівобережжя», 1927),
• Музичне житгя па Чернігівщині в другій половині XVIII та на початку XIX ст. (Наук. з6. на р. 1927, Т. XXVI) й ін.
• Ранние повести М. Е. Салтыкова // Учен. зап. / Иркут. гос. пед. ин-т. — 1940. — Вып. 5: История, литература, языкознание, психология, география, библиография. — С. 86-122.
• Чешские антинемецкие национальные торжества, приуроченные к сбору урожая: Конец XVIII — первая половина XIX в. // Учен. зап. Иркут. пед. ин-та. — 1944. — Вып. 8.
• Сербские деятели 60- 70-х гг. и передовая русская литература // Научный бюллетень ЛГУ. — 1946, № 11.
• Журнально-публицистическая деятельность Любена Каравелова в России / Уч. зап. Ин-та славяноведения. — 1956. — Т. 12.

Литература

• Горяинов А. Н., Шостакович Б. С. Славяноведение в Иркутске (вторая половина 1930-х — 1940-е годы) и К. А. Копержинский // Славянская филология. — Л., 1988. — Вып. 6.

Отрывок, характеризующий Копержинский, Константин Александрович

Тот вопрос, который с Можайской горы и во весь этот день тревожил Пьера, теперь представился ему совершенно ясным и вполне разрешенным. Он понял теперь весь смысл и все значение этой войны и предстоящего сражения. Все, что он видел в этот день, все значительные, строгие выражения лиц, которые он мельком видел, осветились для него новым светом. Он понял ту скрытую (latente), как говорится в физике, теплоту патриотизма, которая была во всех тех людях, которых он видел, и которая объясняла ему то, зачем все эти люди спокойно и как будто легкомысленно готовились к смерти.
– Не брать пленных, – продолжал князь Андрей. – Это одно изменило бы всю войну и сделало бы ее менее жестокой. А то мы играли в войну – вот что скверно, мы великодушничаем и тому подобное. Это великодушничанье и чувствительность – вроде великодушия и чувствительности барыни, с которой делается дурнота, когда она видит убиваемого теленка; она так добра, что не может видеть кровь, но она с аппетитом кушает этого теленка под соусом. Нам толкуют о правах войны, о рыцарстве, о парламентерстве, щадить несчастных и так далее. Все вздор. Я видел в 1805 году рыцарство, парламентерство: нас надули, мы надули. Грабят чужие дома, пускают фальшивые ассигнации, да хуже всего – убивают моих детей, моего отца и говорят о правилах войны и великодушии к врагам. Не брать пленных, а убивать и идти на смерть! Кто дошел до этого так, как я, теми же страданиями…
Князь Андрей, думавший, что ему было все равно, возьмут ли или не возьмут Москву так, как взяли Смоленск, внезапно остановился в своей речи от неожиданной судороги, схватившей его за горло. Он прошелся несколько раз молча, но тлаза его лихорадочно блестели, и губа дрожала, когда он опять стал говорить:
– Ежели бы не было великодушничанья на войне, то мы шли бы только тогда, когда стоит того идти на верную смерть, как теперь. Тогда не было бы войны за то, что Павел Иваныч обидел Михаила Иваныча. А ежели война как теперь, так война. И тогда интенсивность войск была бы не та, как теперь. Тогда бы все эти вестфальцы и гессенцы, которых ведет Наполеон, не пошли бы за ним в Россию, и мы бы не ходили драться в Австрию и в Пруссию, сами не зная зачем. Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей… Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство. И несмотря на то – это высшее сословие, почитаемое всеми. Все цари, кроме китайского, носят военный мундир, и тому, кто больше убил народа, дают большую награду… Сойдутся, как завтра, на убийство друг друга, перебьют, перекалечат десятки тысяч людей, а потом будут служить благодарственные молебны за то, что побили много люден (которых число еще прибавляют), и провозглашают победу, полагая, что чем больше побито людей, тем больше заслуга. Как бог оттуда смотрит и слушает их! – тонким, пискливым голосом прокричал князь Андрей. – Ах, душа моя, последнее время мне стало тяжело жить. Я вижу, что стал понимать слишком много. А не годится человеку вкушать от древа познания добра и зла… Ну, да не надолго! – прибавил он. – Однако ты спишь, да и мне пера, поезжай в Горки, – вдруг сказал князь Андрей.