Коппи, Фаусто

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фаусто Коппи
Общая информация
Полное имя Анджело Фаусто Коппи
Прозвище Чемпион чемпионов
(Il Campionissimo)
Цапля (l'Airone)
Дата рождения 15 сентября 1919(1919-09-15)
Место рождения Кастеллания, Алессандрия
Дата смерти 2 января 1960(1960-01-02) (40 лет)
Место смерти Тортона, Алессандрия
Гражданство Италия Италия
Рост 177 см
Информация о гонщике
Профессиональные команды
1939—1940
1941—1942
1945
1945—1955
1956—1957
1958
1959
Legnano
Bianchi
S.S. Lazio Ciclismo[1]
Bianchi
Carpano-Coppi
Bianchi
Tricofilina
Главные победы
Тур де Франс (1949, 1952)
Джиро д’Италия (1940, 1947, 1949, 1952, 1953)
Чемпионат мира (1953)

Анджело Фаусто Коппи (итал. Angelo Fausto Coppi; 15 сентября 1919 года, Кастеллания — 2 января 1960 года, Тортона) — итальянский шоссейный велогонщик, доминировавший на международной арене в первые годы после Второй мировой войны; считается одним из лучших и самых популярных гонщиков[2][3]. Коппи победил в 118 профессиональных и 20 любительских велогонках, пять раз он выигрывал Джиро д’Италия и дважды Тур де Франс[4].





Ранние годы

Коппи был одним из пяти детей Доменико Коппи и его жены Анджолины Бовери[5]. Он родился в 17 часов 15 сентября 1919 года. Мать хотела называть его Анджело, а отец — Фаусто, и он получил двойное имя, хотя на протяжении карьеры был известен только как «Фаусто»[6]. В детстве Фаусто обладал слабым здоровьем и не проявлял интереса к школе. В 13 лет он прогуливал уроки, целый день катаясь на ржавом велосипеде без тормозов[7], после чего бросил школу и стал работать у мясника в Нови-Лигуре. Страсть Фаусто к велоспорту поддержал его дядя, офицер торгового флота и также поклонник велогонок, давший ему 600 лир на покупку нового велосипеда[8]. В 15 лет Коппи впервые участвовал в велогонке среди других подростков-любителей. Победа в гонке принесла ему 20 лир и бутерброд с салями. В начале 1938 года он получил лицензию велогонщика, и выиграл первую гонку около магазина мясника. За победу ему достался будильник.

В магазине мясника Коппи часто встречал бывшего боксёра Джузеппе (Бьяджо) Каванну, сыгравшим большую роль на старте его карьеры. После потери зрения Каванне пришлось работать массажистом. По совету одного из велогонщиков Каванны, Коппи стал приходить к нему. В 1939 году по рекомендации Каванны Коппи получил независимую лицензию, позволявшую участвовать как в любительских, так и в профессиональных гонках. Каванна отправил Коппи на Джиро Тосканы, напутствовав: «Держись за Джино Бартали!» Из-за поломки Коппи вынужден был сойти, но 7 мая к нему пришла первая победа, в Варци. Он оторвался от второго финишировавшего на 7 минут, сбросив преследователей на подъёме. Эта же тактика принесла ему вторую победу, когда он привёз 5 минут преследователям в гонке на приз Павии[4].

Карьера

Первый большой успех пришёл к Коппи в 1940 году, когда он выиграл Джиро д’Италия. Его карьера прервалась из-за Второй мировой войны, но возвращение было триумфальным. Коппи стал первым гонщиком, покорившем в один год Джиро и Тур де Франс, причём сделал это дважды (1949, 1952). Он побеждал на итальянской супервеломногодневке 5 раз, что является совместным рекордом с Альфредо Биндой и Эдди Мерксом. В 1949 году Коппи «привёз» 11 минут Бартали на этапе КунеоПинероло. В том же году он опередил всех кроме Бартали более чем на 25 минут, Жак Маринелли уступил ему в горах 55 минут[9].

5 раз Коппи побеждал на Джиро ди Ломбардия, трижды на другой престижнейшей классике, Милан — Сан-Ремо. На последней в 1946 году он «привёз» преследователям 14 минут[10][11]. В 1950 году ему покорились Париж — Рубе и Флеш Валлонь. В 1952 году в маршрут Тур де Франс был включён подъём на Альп-д'Юэз, и за 6 километров до вершины Коппи с такой невероятной скоростью уехал от Жана Роби, что его коллега Рафаэль Джеминиани назвал Фаусто «марсианином на велосипеде»[12]. В общем зачёте Коппи опередил второго призёра на 28,5 минут. Такое превосходство повергло в шок остальных гонщиков, и организаторы Тура были вынуждены увеличить призовые в 2 раза, чтобы хоть так заинтересовать других гонщиков[13]. Но это была последняя «Большая петля» для Коппи, из трёх своих Туров он выиграл 2. В следующем году он стал чемпионом мира.

По словам ветерана веложурналистики Пьера Шани, с 1946 по 1954 год никто ни разу не догонял Коппи, если тот уезжал от пелотона, что является фантастическим достижением[14]. Из-за нередких побед Коппи с преимуществом в 10—15 минут, Рафаэль Джеминиани сказал, что на финише гонок с участием Фаусто не нужен секундомер, достаточно боя городских курантов[15]. Историк Тур де Франс Бил Макганн пишет о Коппи следующее: «Сравнение велогонщиков разных эпох остаётся на совести судей. Но если уж не Коппи лучший гонщик всех времён, то это Эдди Меркс... Коппи побеждал везде: на чемпионатах мира, Гранд Туре, классиках, трековых гонках, установил рекорд часовой гонки... Внимательные зрители могут отметить, что если Меркс побеждал в конкуренции, будучи воплощением невероятной воли, то Коппи был более элегантным гонщкиком, побеждавшим благодаря физическому превосходству»[3].

Часовая гонка

7 ноября 1942 года Коппи установил рекорд в часовой гонке[16], проехав за это время 45 798 метров на миланском треке. На этом треке он впервые сломал себе кость, что в 1950-е годы с ним случалось ещё 7 раз. Коппи на 31 метр перекрыл результат Мориса Аршамбо, показанный на том же треке пятью годами ранее[17]. Новый рекорд продержался 13,5 лет, пока не был побит Жаком Анкетилем[11]. Велосипед, с помощью которого Коппи побил рекорд, выставлен в музее-церкви Мадонна дель Гизалло около Комо[18]. График прохождения дистанции[19]:

  • 1 км: 01:17
  • 2 км: 02:36
  • 3 км: 03:53
  • 4 км: 05:12
  • 5 км: 06:30
  • 10 км: 13:02
  • 15 км: 19:35
  • 20 км: 26:08
  • 30 минут: 22 946 м
  • 25 км: 32:41
  • 30 км: 39:14
  • 35 км: 45:47
  • 40 км: 52:19
  • 45 км: 58:5
  • Час: 45 871 м, позже скоректировано до 45 798 м

Вокруг гонок

Гоночную эпоху Коппи называют «золотыми годами велоспорта». Внимание болельщиков, особенно итальянских, было приковано к противостоянию Коппи и Джино Бартали. Страна разделилась на «коппиани» и «барталиани»[20]. Бартали олицетворял консервативный юг, религиозный и аграрный; Коппи — светский промышленно развитый север. Писатель Курцио Малапарте писал, что Бартали, молящийся одновременно с педалированием, защищён святыми; Коппи же, рациональный скептик, крутит педали, веря лишь в силу своего тела. Вражда началась в 1940 году, когда Коппи, приехав на «Джиро» помощником звёздного Бартали, выиграл гонку. На чемпионате мира 1949 года в Валькенбурге Коппи и Бартали на подъёме бросились в атаку, в своём противостоянии забыв о командной тактике. Чиновники итальянской ассоциации велоспорта были в бешенстве и дисквалифицировали обоих на три месяца[21]. Их дуэль привела к ряду эпических велобаталий.

Бартали взял в привычку селиться в гостиницах в номере рядом с Коппи и подглядывать за ним. Он рассказал журналистам, что в номере Коппи постоянно валялись бутылки, флаконы, коробки, пузырьки[22]. Бартали заявил, что Фаусто принимает наркотики (в то время они не были запрещены), и сам Коппи признавался, что употребляет амфетамины[23][24]. Велогонщик Вим ван Эст сказал, что именно Коппи задал моду на допинг[25]. В конце карьеры Коппи обрушился с критикой на молодых гонщиков, в тот момент уже повсеместно употреблявших сомнительные вещества[26].

С началом войны Коппи был зачислен в 38-ю пехотную дивизию, но до 1943 года офицеры освобождали его от службы для велогонок. В марте 1943 года он был направлен в Африку, где уже через месяц попал в плен в северном Тунисе. В лагере военнопленных он делил место с будущим отцом Клаудио Кьяппуччи и выполнял случайную работу. В 1945 году Коппи был переведён в Казерту, а 8 июля впервые после четырёхлетнего перерыва выиграл гонку.

Коппи дорого обошлись отношения с Джулией Очини, «женщиной в белом». Коппи был женат на Бруне Чиамполини, а Джулия была замужем за офицером Энрико Локателли. Локателли был фанатом велоспорта, и 8 августа 1948 года Фаусто и Джулия познакомились после победной для него гонки Тре Валли Варезин. Позже они стали жить вместе, чем облекли себя на гнев соотечественников-католиков. Пару оскорбляли газеты, хозяин их квартиры в Тортоне разорвал арендное соглашение, репортёры кружили у их дома, куда однажды ворвались полицейские, чтобы уличить любовников в измене. Даже Папа Римский Пий XII просил Коппи вернуться к жене. После отказа велогонщика Пий не стал благословлять «Джиро» и пожаловался в федерацию велоспорта, которая также потребовала у Коппи прекратить прелюбодеяние. Бруна отказалась давать Фаусто развод, считавшийся в стране позором. У Коппи и Джулии родился сын Фаустино[27]. После скандала карьера Коппи пошла вниз, болельщики избегали его. В 1951 году ударом для Фаусто стала смерть его брата Серсе Коппи от кровоизлияния в мозг на «Джиро дель Пьемонт». Всё это привело к тому, что к концу 1950-х Коппи растерял форму и не мог бороться за победы. Однажды организаторам гонки даже пришлось сократить её, так как они не надеялись, что Коппи финиширует. По словам Пьера Шани, Коппи тогда уже не был великим, а цеплялся за прошлое[28].

В декабре 1959 года президент Верхней Вольты Морис Ямеого пригласил знаменитых велогонщиков провести мастер-класс, а затем на сафари. По словам Рафаэля Джеминиани, скорее комары охотились на велогонщиков, чем те на кого-то[29]. Вернувшись домой, Джеминиани и Коппи заболели малярией. Джеминиани был при смерти, но выжил. Коппи не повезло, неправильное лечение от гриппа привело к его смерти[4]. «La Gazzetta dello Sport» увеличила размер газеты за счёт обширного некролога о Коппи, автор которого просил Бога, чтобы тот послал на землю нового Коппи[30]. Позже появились версии, что Коппи умер от передозировки кокаина или отравления ядом[31][32][33]. Суд даже хотел эксгумировать тело Коппи, но вскоре закрыл дело[34].

Главные победы

Напишите отзыв о статье "Коппи, Фаусто"

Примечания

  1. Alessandro Pizzuti. [www.lalaziosiamonoi.it/?action=read&idnotizia=9533 Fausto Coppi: la S.S. Lazio lo rimise in bicicletta] (итал.). lalaziosiamonoi.it (2 gennaio 2010). Проверено 12 мая 2015.
  2. [www.pezcyclingnews.com/?pg=fullstory&id=7195 Book Review: The Heron And The Icon] (англ.). pezcyclingnews.com (25 June 2009). Проверено 12 мая 2015.
  3. 1 2 McGann, Bill and Carol (2006), The Story of the Tour de France, Dog Ear, USA, ISBN 1-59858-180-5, p160
  4. 1 2 3 Наталья Матросова. [velolive.com/velo_legend/655-fausto-koppi-stranicy-zhizni.html Фаусто Коппи. Страницы жизни]. velolive.com (14 мая 2010). Проверено 12 мая 2015.
  5. Ollivier, Jean-Paul (1990), Fausto Coppi: the True Story, Bromley, UK, ISBN 0-9531395-0-6
  6. Ollivier, Jean-Paul (1990), Fausto Coppi: the True Story, Bromley, UK, ISBN 0-9531395-0-6, p12
  7. Ollivier, Jean-Paul (1990), Fausto Coppi: the True Story, Bromley, UK, ISBN 0-9531395-0-6, p13
  8. Sporting Cyclist, UK, undated cutting
  9. Ollivier, Jean-Paul (1990), The True Story: Fausto Coppi, Bromley, UK, ISBN 0-9531395-0-6, p85
  10. Penot, Christophe (1996), Pierre Chany, l'homme aux 50 Tours de France, Cristel, France, ISBN 2-9510116-0-1, p76
  11. 1 2 Dave Moulton. [davesbikeblog.squarespace.com/blog/2008/1/24/fausto-coppi-il-campionissimo.html Fausto Coppi: Il Campionissimo]. davesbikeblog.squarespace.com (24 января 2008). Проверено 12 мая 2015.
  12. Chany, Pierre (1988), La Fabuleuse Histoire de Tour de France, 1988, p408
  13. McGann, Bill and Carol (2006), The Story of the Tour de France, Dog Ear, USA, ISBN 1-59858-180-5, p187
  14. L'Équipe, France, 1960, cited Penot, Christophe (1996), Pierre Chany, l'homme aux 50 Tours de France, Cristel, France, ISBN 2-9510116-0-1, p805
  15. Cycle Sport, UK, November 1996, p72
  16. [www.theguardian.com/sport/100-tours-100-tales/2014/sep/19/why-jens-voigt-and-a-new-group-of-cyclists-want-to-break-the-hour-record Why Jens Voigt and a new group of cyclists want to break the Hour record], The Guardian (19 сентября 2014). Проверено 12 мая 2015.
  17. [autobus.cyclingnews.com/sponsors/italia/2003/100years/?id=exhibition www.cyclingnews.com news and analysis]. Autobus.cyclingnews.com. Проверено 2 октября 2009. [www.webcitation.org/68tRThXxx Архивировано из первоисточника 4 июля 2012].
  18. [autobus.cyclingnews.com/photos.php?id=/photos/2008/features/ghisallo_oct08/IMG_3400 Cycling News, October 17 2008, News feature - Madonna del Ghisallo]
  19. [www.chainedrevolution.com/discuss/2008/08/31/FaustoCoppiOnHisHistoricHourRecordRide.aspx Chained Revolution, Fausto Coppi on his historic hour record ride. By Tam Pham, August 30, 2008]
  20. Cycling Plus, UK, undated cutting
  21. Konrad, Gabor and Melanie, ed. (2000), Bikelore: Some History and Heroes of Cycling. / On the Wheel, USA. — ISBN 1-892495-32-5. — P. 134.
  22. Miroir des Sports, France, 1946.
  23. Archive extract from Quando Volava l’Airone, part of a programme called Format, Rai Tre television, 1998
  24. Nouvel Observateur. — 19 November 2008.
  25. Cycling. — 4 January 1990.
  26. Miroir des Sports, France, cited «Fausto Drops a Bomb», Sporting Cyclist, UK, undated cutting
  27. [web.archive.org/web/20070828032039/www.faustocoppi.it/frmito.htm Fausto Coppi: une légende sans frontière] (итал.). faustocoppi.it. Проверено 12 мая 2015.
  28. Mondenard, J.-P. Dopage — l’imposture des Performances. — Chiron, 2000. — ISBN 2-7027-0639-8. — P. 178.
  29. Sudres, Claude, Hors Course, privately published, France
  30. Een Man Alleen Op Kop, Wieler Revue, Netherlands, undated cutting
  31. Cited www.cyclingnews.com/news/2002/jan02/jan22news.php
  32. Cycling Weekly, UK, January 2002
  33. Procycling, UK, March 2002
  34. Procycling, UK, February 2003

Ссылки

  • На Викискладе есть медиафайлы по теме Фаусто Коппи
  • [faustocoppi.altervista.org/ Сайт, посвящённый Фаусто Коппи]
  • [astanafans.com/legendy-vekovoj-dzhiro-fausto-koppi.html Легенды вековой Джиро: Фаусто Коппи]

Отрывок, характеризующий Коппи, Фаусто

Князь Андрей любил танцовать, и желая поскорее отделаться от политических и умных разговоров, с которыми все обращались к нему, и желая поскорее разорвать этот досадный ему круг смущения, образовавшегося от присутствия государя, пошел танцовать и выбрал Наташу, потому что на нее указал ему Пьер и потому, что она первая из хорошеньких женщин попала ему на глаза; но едва он обнял этот тонкий, подвижной стан, и она зашевелилась так близко от него и улыбнулась так близко ему, вино ее прелести ударило ему в голову: он почувствовал себя ожившим и помолодевшим, когда, переводя дыханье и оставив ее, остановился и стал глядеть на танцующих.


После князя Андрея к Наташе подошел Борис, приглашая ее на танцы, подошел и тот танцор адъютант, начавший бал, и еще молодые люди, и Наташа, передавая своих излишних кавалеров Соне, счастливая и раскрасневшаяся, не переставала танцовать целый вечер. Она ничего не заметила и не видала из того, что занимало всех на этом бале. Она не только не заметила, как государь долго говорил с французским посланником, как он особенно милостиво говорил с такой то дамой, как принц такой то и такой то сделали и сказали то то, как Элен имела большой успех и удостоилась особенного внимания такого то; она не видала даже государя и заметила, что он уехал только потому, что после его отъезда бал более оживился. Один из веселых котильонов, перед ужином, князь Андрей опять танцовал с Наташей. Он напомнил ей о их первом свиданьи в отрадненской аллее и о том, как она не могла заснуть в лунную ночь, и как он невольно слышал ее. Наташа покраснела при этом напоминании и старалась оправдаться, как будто было что то стыдное в том чувстве, в котором невольно подслушал ее князь Андрей.
Князь Андрей, как все люди, выросшие в свете, любил встречать в свете то, что не имело на себе общего светского отпечатка. И такова была Наташа, с ее удивлением, радостью и робостью и даже ошибками во французском языке. Он особенно нежно и бережно обращался и говорил с нею. Сидя подле нее, разговаривая с ней о самых простых и ничтожных предметах, князь Андрей любовался на радостный блеск ее глаз и улыбки, относившейся не к говоренным речам, а к ее внутреннему счастию. В то время, как Наташу выбирали и она с улыбкой вставала и танцовала по зале, князь Андрей любовался в особенности на ее робкую грацию. В середине котильона Наташа, окончив фигуру, еще тяжело дыша, подходила к своему месту. Новый кавалер опять пригласил ее. Она устала и запыхалась, и видимо подумала отказаться, но тотчас опять весело подняла руку на плечо кавалера и улыбнулась князю Андрею.
«Я бы рада была отдохнуть и посидеть с вами, я устала; но вы видите, как меня выбирают, и я этому рада, и я счастлива, и я всех люблю, и мы с вами всё это понимаем», и еще многое и многое сказала эта улыбка. Когда кавалер оставил ее, Наташа побежала через залу, чтобы взять двух дам для фигур.
«Ежели она подойдет прежде к своей кузине, а потом к другой даме, то она будет моей женой», сказал совершенно неожиданно сам себе князь Андрей, глядя на нее. Она подошла прежде к кузине.
«Какой вздор иногда приходит в голову! подумал князь Андрей; но верно только то, что эта девушка так мила, так особенна, что она не протанцует здесь месяца и выйдет замуж… Это здесь редкость», думал он, когда Наташа, поправляя откинувшуюся у корсажа розу, усаживалась подле него.
В конце котильона старый граф подошел в своем синем фраке к танцующим. Он пригласил к себе князя Андрея и спросил у дочери, весело ли ей? Наташа не ответила и только улыбнулась такой улыбкой, которая с упреком говорила: «как можно было спрашивать об этом?»
– Так весело, как никогда в жизни! – сказала она, и князь Андрей заметил, как быстро поднялись было ее худые руки, чтобы обнять отца и тотчас же опустились. Наташа была так счастлива, как никогда еще в жизни. Она была на той высшей ступени счастия, когда человек делается вполне доверчив и не верит в возможность зла, несчастия и горя.

Пьер на этом бале в первый раз почувствовал себя оскорбленным тем положением, которое занимала его жена в высших сферах. Он был угрюм и рассеян. Поперек лба его была широкая складка, и он, стоя у окна, смотрел через очки, никого не видя.
Наташа, направляясь к ужину, прошла мимо его.
Мрачное, несчастное лицо Пьера поразило ее. Она остановилась против него. Ей хотелось помочь ему, передать ему излишек своего счастия.
– Как весело, граф, – сказала она, – не правда ли?
Пьер рассеянно улыбнулся, очевидно не понимая того, что ему говорили.
– Да, я очень рад, – сказал он.
«Как могут они быть недовольны чем то, думала Наташа. Особенно такой хороший, как этот Безухов?» На глаза Наташи все бывшие на бале были одинаково добрые, милые, прекрасные люди, любящие друг друга: никто не мог обидеть друг друга, и потому все должны были быть счастливы.


На другой день князь Андрей вспомнил вчерашний бал, но не на долго остановился на нем мыслями. «Да, очень блестящий был бал. И еще… да, Ростова очень мила. Что то в ней есть свежее, особенное, не петербургское, отличающее ее». Вот всё, что он думал о вчерашнем бале, и напившись чаю, сел за работу.
Но от усталости или бессонницы (день был нехороший для занятий, и князь Андрей ничего не мог делать) он всё критиковал сам свою работу, как это часто с ним бывало, и рад был, когда услыхал, что кто то приехал.
Приехавший был Бицкий, служивший в различных комиссиях, бывавший во всех обществах Петербурга, страстный поклонник новых идей и Сперанского и озабоченный вестовщик Петербурга, один из тех людей, которые выбирают направление как платье – по моде, но которые по этому то кажутся самыми горячими партизанами направлений. Он озабоченно, едва успев снять шляпу, вбежал к князю Андрею и тотчас же начал говорить. Он только что узнал подробности заседания государственного совета нынешнего утра, открытого государем, и с восторгом рассказывал о том. Речь государя была необычайна. Это была одна из тех речей, которые произносятся только конституционными монархами. «Государь прямо сказал, что совет и сенат суть государственные сословия ; он сказал, что правление должно иметь основанием не произвол, а твердые начала . Государь сказал, что финансы должны быть преобразованы и отчеты быть публичны», рассказывал Бицкий, ударяя на известные слова и значительно раскрывая глаза.
– Да, нынешнее событие есть эра, величайшая эра в нашей истории, – заключил он.
Князь Андрей слушал рассказ об открытии государственного совета, которого он ожидал с таким нетерпением и которому приписывал такую важность, и удивлялся, что событие это теперь, когда оно совершилось, не только не трогало его, но представлялось ему более чем ничтожным. Он с тихой насмешкой слушал восторженный рассказ Бицкого. Самая простая мысль приходила ему в голову: «Какое дело мне и Бицкому, какое дело нам до того, что государю угодно было сказать в совете! Разве всё это может сделать меня счастливее и лучше?»
И это простое рассуждение вдруг уничтожило для князя Андрея весь прежний интерес совершаемых преобразований. В этот же день князь Андрей должен был обедать у Сперанского «en petit comite«, [в маленьком собрании,] как ему сказал хозяин, приглашая его. Обед этот в семейном и дружеском кругу человека, которым он так восхищался, прежде очень интересовал князя Андрея, тем более что до сих пор он не видал Сперанского в его домашнем быту; но теперь ему не хотелось ехать.
В назначенный час обеда, однако, князь Андрей уже входил в собственный, небольшой дом Сперанского у Таврического сада. В паркетной столовой небольшого домика, отличавшегося необыкновенной чистотой (напоминающей монашескую чистоту) князь Андрей, несколько опоздавший, уже нашел в пять часов собравшееся всё общество этого petit comite, интимных знакомых Сперанского. Дам не было никого кроме маленькой дочери Сперанского (с длинным лицом, похожим на отца) и ее гувернантки. Гости были Жерве, Магницкий и Столыпин. Еще из передней князь Андрей услыхал громкие голоса и звонкий, отчетливый хохот – хохот, похожий на тот, каким смеются на сцене. Кто то голосом, похожим на голос Сперанского, отчетливо отбивал: ха… ха… ха… Князь Андрей никогда не слыхал смеха Сперанского, и этот звонкий, тонкий смех государственного человека странно поразил его.
Князь Андрей вошел в столовую. Всё общество стояло между двух окон у небольшого стола с закуской. Сперанский в сером фраке с звездой, очевидно в том еще белом жилете и высоком белом галстухе, в которых он был в знаменитом заседании государственного совета, с веселым лицом стоял у стола. Гости окружали его. Магницкий, обращаясь к Михайлу Михайловичу, рассказывал анекдот. Сперанский слушал, вперед смеясь тому, что скажет Магницкий. В то время как князь Андрей вошел в комнату, слова Магницкого опять заглушились смехом. Громко басил Столыпин, пережевывая кусок хлеба с сыром; тихим смехом шипел Жерве, и тонко, отчетливо смеялся Сперанский.
Сперанский, всё еще смеясь, подал князю Андрею свою белую, нежную руку.
– Очень рад вас видеть, князь, – сказал он. – Минутку… обратился он к Магницкому, прерывая его рассказ. – У нас нынче уговор: обед удовольствия, и ни слова про дела. – И он опять обратился к рассказчику, и опять засмеялся.
Князь Андрей с удивлением и грустью разочарования слушал его смех и смотрел на смеющегося Сперанского. Это был не Сперанский, а другой человек, казалось князю Андрею. Всё, что прежде таинственно и привлекательно представлялось князю Андрею в Сперанском, вдруг стало ему ясно и непривлекательно.
За столом разговор ни на мгновение не умолкал и состоял как будто бы из собрания смешных анекдотов. Еще Магницкий не успел докончить своего рассказа, как уж кто то другой заявил свою готовность рассказать что то, что было еще смешнее. Анекдоты большею частью касались ежели не самого служебного мира, то лиц служебных. Казалось, что в этом обществе так окончательно было решено ничтожество этих лиц, что единственное отношение к ним могло быть только добродушно комическое. Сперанский рассказал, как на совете сегодняшнего утра на вопрос у глухого сановника о его мнении, сановник этот отвечал, что он того же мнения. Жерве рассказал целое дело о ревизии, замечательное по бессмыслице всех действующих лиц. Столыпин заикаясь вмешался в разговор и с горячностью начал говорить о злоупотреблениях прежнего порядка вещей, угрожая придать разговору серьезный характер. Магницкий стал трунить над горячностью Столыпина, Жерве вставил шутку и разговор принял опять прежнее, веселое направление.
Очевидно, Сперанский после трудов любил отдохнуть и повеселиться в приятельском кружке, и все его гости, понимая его желание, старались веселить его и сами веселиться. Но веселье это казалось князю Андрею тяжелым и невеселым. Тонкий звук голоса Сперанского неприятно поражал его, и неумолкавший смех своей фальшивой нотой почему то оскорблял чувство князя Андрея. Князь Андрей не смеялся и боялся, что он будет тяжел для этого общества. Но никто не замечал его несоответственности общему настроению. Всем было, казалось, очень весело.
Он несколько раз желал вступить в разговор, но всякий раз его слово выбрасывалось вон, как пробка из воды; и он не мог шутить с ними вместе.
Ничего не было дурного или неуместного в том, что они говорили, всё было остроумно и могло бы быть смешно; но чего то, того самого, что составляет соль веселья, не только не было, но они и не знали, что оно бывает.
После обеда дочь Сперанского с своей гувернанткой встали. Сперанский приласкал дочь своей белой рукой, и поцеловал ее. И этот жест показался неестественным князю Андрею.
Мужчины, по английски, остались за столом и за портвейном. В середине начавшегося разговора об испанских делах Наполеона, одобряя которые, все были одного и того же мнения, князь Андрей стал противоречить им. Сперанский улыбнулся и, очевидно желая отклонить разговор от принятого направления, рассказал анекдот, не имеющий отношения к разговору. На несколько мгновений все замолкли.
Посидев за столом, Сперанский закупорил бутылку с вином и сказав: «нынче хорошее винцо в сапожках ходит», отдал слуге и встал. Все встали и также шумно разговаривая пошли в гостиную. Сперанскому подали два конверта, привезенные курьером. Он взял их и прошел в кабинет. Как только он вышел, общее веселье замолкло и гости рассудительно и тихо стали переговариваться друг с другом.
– Ну, теперь декламация! – сказал Сперанский, выходя из кабинета. – Удивительный талант! – обратился он к князю Андрею. Магницкий тотчас же стал в позу и начал говорить французские шутливые стихи, сочиненные им на некоторых известных лиц Петербурга, и несколько раз был прерываем аплодисментами. Князь Андрей, по окончании стихов, подошел к Сперанскому, прощаясь с ним.
– Куда вы так рано? – сказал Сперанский.
– Я обещал на вечер…
Они помолчали. Князь Андрей смотрел близко в эти зеркальные, непропускающие к себе глаза и ему стало смешно, как он мог ждать чего нибудь от Сперанского и от всей своей деятельности, связанной с ним, и как мог он приписывать важность тому, что делал Сперанский. Этот аккуратный, невеселый смех долго не переставал звучать в ушах князя Андрея после того, как он уехал от Сперанского.
Вернувшись домой, князь Андрей стал вспоминать свою петербургскую жизнь за эти четыре месяца, как будто что то новое. Он вспоминал свои хлопоты, искательства, историю своего проекта военного устава, который был принят к сведению и о котором старались умолчать единственно потому, что другая работа, очень дурная, была уже сделана и представлена государю; вспомнил о заседаниях комитета, членом которого был Берг; вспомнил, как в этих заседаниях старательно и продолжительно обсуживалось всё касающееся формы и процесса заседаний комитета, и как старательно и кратко обходилось всё что касалось сущности дела. Он вспомнил о своей законодательной работе, о том, как он озабоченно переводил на русский язык статьи римского и французского свода, и ему стало совестно за себя. Потом он живо представил себе Богучарово, свои занятия в деревне, свою поездку в Рязань, вспомнил мужиков, Дрона старосту, и приложив к ним права лиц, которые он распределял по параграфам, ему стало удивительно, как он мог так долго заниматься такой праздной работой.