Коп, Эдвард

Для термина «Коп» см. также другие значения.

Эдвард Дринкер Коп
англ. Edward Drinker Соре
Дата рождения:	28 июля 1840(1840-07-28)
Место рождения:	Филадельфия, США
Дата смерти:	12 апреля 1897(1897-04-12) (56 лет)
Место смерти:	Филадельфия, США
Страна:	США
Научная сфера:	Палеонтология

Систематик живой природы

Исследователь, описавший ряд зоологических таксонов. Для указания авторства, названия этих таксонов сопровождают обозначением «Соре».

Э́двард Дри́нкер Коп (англ. Edward Drinker Соре; 28 июля 1840 — 12 апреля 1897) — североамериканский натуралист, палеонтолог и сравнительный анатом, член Национальной академии наук США, многих других американских и европейских академий. Получил золотую медаль Бигсби от Лондонского геологического общества (1879) за вклад в изучение палеонтологии позвоночных.

Биография

Родился в Филадельфии (штат Пенсильвания), в семье квакеров. В юности был безоговорочным креационистом, буквально воспринимая фрагмент книги Бытия о Творении. Всю жизнь оставался сторонником разумного замысла в эволюции, который понимал как способность жизни к самонастройке.

С 1864 по 1867 годы — профессор в Haverford College в Филадельфии, позже — профессор геологии и палеонтологии в пенсильванском университете. Проводил исследования в Канзасе, Вайоминге, Нью-Мексико, совершил ряд экспедиций в западные штаты. Результатом этих трудов было создание коллекции из более чем 1000 вымерших позвоночных, из которых Коп познакомил науку, по меньшей мере, с 600 видами. Им были открыты 56 видов динозавров, в том числе Camarasaurus supremus (1877), Amphicoelias altus (1878) и Coelophysis bauri (1887). Многие из этих животных описаны в докладах научным обществам в Филадельфии, в отчётах Геологической службы США и в других изданиях.

Эдвард Коп стал одним из пионеров изучения динозавров, а его раскопки в южном Нью-Джерси и западных штатах США рассматривают в настоящее время как краеугольный камень палеонтологии динозавров.

Начиная с 1869 года Коп напечатал ряд статей по вопросам эволюции; В 1887 году эти статьи были объединены под одним общим заглавием «The Origin of the Fittest: Essays in Evolution». Придерживался концепции о наследовании приобретённых признаков и стал, таким образом, одним из основоположников неоламаркизма в американской палеонтологии.

Эдвард Коп открыл несколько эволюционных законов, известных как «законы Копа».

В 1878 году ввёл отряд Theromorpha (соответствует современному классу синапсиды) с подразделением его на подотряды Pelycosauria и Anomodontia (последние соответствуют современному таксону терапсиды; согласно Копу, включали группы Dicynodontia и Theriodontia), указав при этом на систематическую близость Theromorpha и млекопитающих. Коп описал виды пеликозавров Clepsydrops collettii (1875) по находкам в Иллинойсе и Dimetrodon limbatus (1878) по находкам в Техасе.

Коп также издал исследования о рыбах, земноводных, пресмыкающихся и млекопитающих разных частей света и сделал наблюдения над анатомией этих животных, которые, в связи с его палеонтологическими исследованиями, привели его к новым взглядам на их систематизацию.

Эдвард Коп был одним из старших редакторов журнала «American Naturalist».

Период соперничества Эдварда Копа с другим известным палеонтологом, Чарлзом Маршем, в американском палеонтологическом сообществе известен под названием «костяные войны». Оба учёных состязались в том, кто найдёт наиболее сенсационные останки динозавров и других ископаемых позвоночных.

В 1994 году Луи Психойос и Джон Кнёббер в научно-популярной книге «Hunting Dinosaurs» рассказали о сделанном якобы годом ранее предложении известного американского палеонтолога Роберта Бэккера принять Эдварда Копа в качестве типового экземпляра таксона Homo sapiens и привели соответствующее описание черепа Копа. Данное предложение (которое, впрочем, в опубликованных Бэккером научных работах не встречается) принято не было. На роль типового экземпляра Homo sapiens предлагались также Боб Хоуп, Арнольд Шварценеггер и Ракель Уэлч, но приоритет имеет предложение, сделанное в 1959 году британским ботаником Уильямом Стерном: считать лектотипом вида Homo sapiens Карла Линнея, создателя современной системы биологической классификации.

6 ноября 2009 года в Филадельфии был торжественно открыл мемориал Эдварда Копа.

См. также

• Законы Копа
• Гасторнис

Литература

• Гринин Л. Е., Марков А. В., Коротаев А. В.  [cliodynamics.ru/index.php?id=73&option=com_content&task=view Макроэволюция в живой природе и обществе]. — М.: ЛКИ, 2008. — 247 с. — ISBN 978-5-382-00936-0.
• Ивахненко М. Ф.  Подкласс Theromorpha // Ископаемые рептилии и птицы. Ч. 1 / Отв. ред. М. Ф. Ивахненко, Е. Н. Курочкин. — М.: ГЕОС, 2008. — 348 с. — (Ископаемые позвоночные России и сопредельных стран). — ISBN 978-5-89118-415-6. — С. 101—183.
• Хеллман, Хал.  Великие противостояния в науке. Десять самых захватывающих диспутов — Глава 7. Коуп против Марша: Спор из-за окаменелостей = Great Feuds in Science: Ten of the Liveliest Disputes Ever. — М.: «Диалектика», 2007. — 320 с. — ISBN 0-471-35066-4.

Ссылки

• Коп // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
• Коп, Эдвард // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Коп, Эдвард

Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
– Всё вдруг подошло, – отвечал граф. – Тряпки покупать, а тут еще покупатель на подмосковную и на дом. Уж ежели милость ваша будет, я времечко выберу, съезжу в Маринское на денек, вам девчат моих прикину.
– Хорошо, хорошо, у меня целы будут. У меня как в Опекунском совете. Я их и вывезу куда надо, и побраню, и поласкаю, – сказала Марья Дмитриевна, дотрогиваясь большой рукой до щеки любимицы и крестницы своей Наташи.
На другой день утром Марья Дмитриевна свозила барышень к Иверской и к m me Обер Шальме, которая так боялась Марьи Дмитриевны, что всегда в убыток уступала ей наряды, только бы поскорее выжить ее от себя. Марья Дмитриевна заказала почти всё приданое. Вернувшись она выгнала всех кроме Наташи из комнаты и подозвала свою любимицу к своему креслу.
– Ну теперь поговорим. Поздравляю тебя с женишком. Подцепила молодца! Я рада за тебя; и его с таких лет знаю (она указала на аршин от земли). – Наташа радостно краснела. – Я его люблю и всю семью его. Теперь слушай. Ты ведь знаешь, старик князь Николай очень не желал, чтоб сын женился. Нравный старик! Оно, разумеется, князь Андрей не дитя, и без него обойдется, да против воли в семью входить нехорошо. Надо мирно, любовно. Ты умница, сумеешь обойтись как надо. Ты добренько и умненько обойдись. Вот всё и хорошо будет.
Наташа молчала, как думала Марья Дмитриевна от застенчивости, но в сущности Наташе было неприятно, что вмешивались в ее дело любви князя Андрея, которое представлялось ей таким особенным от всех людских дел, что никто, по ее понятиям, не мог понимать его. Она любила и знала одного князя Андрея, он любил ее и должен был приехать на днях и взять ее. Больше ей ничего не нужно было.
– Ты видишь ли, я его давно знаю, и Машеньку, твою золовку, люблю. Золовки – колотовки, ну а уж эта мухи не обидит. Она меня просила ее с тобой свести. Ты завтра с отцом к ней поедешь, да приласкайся хорошенько: ты моложе ее. Как твой то приедет, а уж ты и с сестрой и с отцом знакома, и тебя полюбили. Так или нет? Ведь лучше будет?
– Лучше, – неохотно отвечала Наташа.


На другой день, по совету Марьи Дмитриевны, граф Илья Андреич поехал с Наташей к князю Николаю Андреичу. Граф с невеселым духом собирался на этот визит: в душе ему было страшно. Последнее свидание во время ополчения, когда граф в ответ на свое приглашение к обеду выслушал горячий выговор за недоставление людей, было памятно графу Илье Андреичу. Наташа, одевшись в свое лучшее платье, была напротив в самом веселом расположении духа. «Не может быть, чтобы они не полюбили меня, думала она: меня все всегда любили. И я так готова сделать для них всё, что они пожелают, так готова полюбить его – за то, что он отец, а ее за то, что она сестра, что не за что им не полюбить меня!»
Они подъехали к старому, мрачному дому на Вздвиженке и вошли в сени.
– Ну, Господи благослови, – проговорил граф, полу шутя, полу серьезно; но Наташа заметила, что отец ее заторопился, входя в переднюю, и робко, тихо спросил, дома ли князь и княжна. После доклада о их приезде между прислугой князя произошло смятение. Лакей, побежавший докладывать о них, был остановлен другим лакеем в зале и они шептали о чем то. В залу выбежала горничная девушка, и торопливо тоже говорила что то, упоминая о княжне. Наконец один старый, с сердитым видом лакей вышел и доложил Ростовым, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу гостям вышла m lle Bourienne. Она особенно учтиво встретила отца с дочерью и проводила их к княжне. Княжна с взволнованным, испуганным и покрытым красными пятнами лицом выбежала, тяжело ступая, навстречу к гостям, и тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Наташа с первого взгляда не понравилась княжне Марье. Она ей показалась слишком нарядной, легкомысленно веселой и тщеславной. Княжна Марья не знала, что прежде, чем она увидала свою будущую невестку, она уже была дурно расположена к ней по невольной зависти к ее красоте, молодости и счастию и по ревности к любви своего брата. Кроме этого непреодолимого чувства антипатии к ней, княжна Марья в эту минуту была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых, князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали. Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую нибудь выходку, так как он казался очень взволнованным приездом Ростовых.
– Ну вот, я вам, княжна милая, привез мою певунью, – сказал граф, расшаркиваясь и беспокойно оглядываясь, как будто он боялся, не взойдет ли старый князь. – Уж как я рад, что вы познакомились… Жаль, жаль, что князь всё нездоров, – и сказав еще несколько общих фраз он встал. – Ежели позволите, княжна, на четверть часика вам прикинуть мою Наташу, я бы съездил, тут два шага, на Собачью Площадку, к Анне Семеновне, и заеду за ней.
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой (как он сказал это после дочери) и еще для того, чтобы избежать возможности встречи с князем, которого он боялся. Он не сказал этого дочери, но Наташа поняла этот страх и беспокойство своего отца и почувствовала себя оскорбленною. Она покраснела за своего отца, еще более рассердилась за то, что покраснела и смелым, вызывающим взглядом, говорившим про то, что она никого не боится, взглянула на княжну. Княжна сказала графу, что очень рада и просит его только пробыть подольше у Анны Семеновны, и Илья Андреич уехал.