Корвин (Хроники Амбера)

Корвин
Создатель:	Роджер Желязны
Пол:	Мужской
Семья:	Сын Оберона

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Ко́рвин (англ. Corwin) — главный герой первых пяти романов Роджера Желязны из серии «Хроники Амбера». Принц Амбера, второй после Эрика, но первый законный сын Фейеллы и Оберона. На Земле был известен под именем Карл Кори. Отец Мерлина, предполагаемого автора первых книг Хроник, записанных им со слов самого Корвина, и главного героя последних пяти романов серии.

Внешний вид (как он изображён на карте): чёрные волосы, зелёные глаза, одет в чёрное с серебром, с развевающимся чёрным плащом . На вид лет тридцати. Цвета Корвина — чёрный с серебром. Символ Корвина — серебряная роза. Его меч, Грейсвандир, называется несколько раз «клинком ночи» и обладает некими магическими свойствами. Хотя Корвин смертен, как и все члены его семьи, естественная продолжительность его жизни очень велика (много тысяч лет). Кроме того, он обладает высокой способностью к регенерации (например, он за три с небольшим года вырастил новые глаза после того, как его ослепили по приказу Эрика) и сверхчеловеческой физической силой.

Безудержный романтик — по всему Янтарному королевству и на Земле известны баллады Корвина. Пользуется успехом у женщин: Мойры, королевы Ребмы («Девять принцев Амбера»), Лоррейн, простолюдинки из одноимённой страны («Ружья Авалона»), а в пятой книге («Владения Хаоса») появляется Мерлин, сын Корвина от Дары, знатной особы со стороны Владений Хаоса.

Биография

До событий, описываемых в романе

Принц Корвин родился в королевской семье Амбера, в которой было 15 (не включая непризнанных отцом Корвина, Обероном) детей. У Корвина было 4 старших брата: Бенедикт (отказался от трона), Озрик и Финндо (оба были убиты на войне ещё в довольно юном возрасте) и незаконнорожденный Эрик. Именно все эти факты делали Корвина главным наследником трона Амбера, что совсем не нравилось Эрику, который считал себя наследником.

Первоначально получил домашнее образование. Кроме родного (тари) знает несколько языков, включая английский, владеет всеми видами холодного оружия (его учителем фехтования был старший брат Бенедикт, считавшийся лучшим фехтовальщиком Амбера), теорией и практикой хирургии, экспериментальной химии (случайно открыл состав, заменяющий в Амбере порох) и геологии (работал на алмазных приисках в Южной Африке), знаком с навигацией и картографией. Обладает первоначальными навыками колдовства (учился у Дворкина). В юности принимал участие в нескольких сражениях, защищая Амбер от нападений, в частности, лунных всадников из Генеша, и был правителем Авалона.

Проиграв дуэль своему брату Эрику, был сослан в Тень Земля (наш мир) в средневековый Лондон, где заразился чумой, но выжил, потеряв память. Провёл на Земле несколько столетий с XVII по ХХ век. Здесь завершил своё образование в нескольких университетах и медицинском институте, специализируясь по фармакологии. В качестве наёмника участвовал во многих войнах, включая поход Наполеона на Москву, где воевал на стороне французов. Является автором многих популярных песен, не названных, однако, в романе. Был лично знаком со многими известными людьми, включая Винсента ван Гога и Зигмунда Фрейда (последний безуспешно лечил его от амнезии). Во время франко-прусской войны был серьёзно ранен и парализован, но через два года снова встал на ноги. В американской армии служил сначала под командованием генерала Ли, а позже — генерала Макартура, затем ушел в отставку и остался в США, где проживал в уединённом особняке в штате Нью-Йорк. По просьбе Брандона Кори (в реальности это был ещё один брат Корвина, Бранд) был заключен в санаторий имени Портера, где Корвина лечили электрошоком. Корвин сбежал оттуда, что не понравилось Бранду, и тот начал стрелять по колесам машины Корвина, когда тот входил в крутой поворот, в результате чего Корвин свалился в озеро. После автомобильной катастрофы был помещён сестрой Флорой в частный госпиталь, с чего начинается первый роман Хроник.

Образ Корвина является собирательным и кроме короля Артура из Авалона включает в себя ряд исторических лиц с тем же именем. Среди них древнеримский полководец Марк Валерий Корвyc (от него в романе появился мотив ворона, чёрной птицы судьбы Корвина), средневековый польский поэт Ваврзинек Корвин и венгерский король Матьяш I Корвин, которые, по представлениям автора, по-видимому, являлись земными отражениями Корвина из Амбера, рождавшимися на Земле ещё до его собственного появления.

События, описываемые в романе

Девять принцев Амбера

В результате автомобильной катастрофы Карл Кори (так героя звали на Земле) вновь лишился памяти, теперь уже и о своей земной жизни. Из госпиталя, где он узнал адрес сестры, Флоры (которую на Земле звали Эвелин Фломель), Кори направляется к ней и, будучи в гостях, начинает вспоминать некоторые моменты прошлого. Неожиданно встречает брата Рэндома, который спасается от 6 странных существ, преследовавших его. Корвин помог разобраться с тварями и Рэндом, в знак благодарности, помогает ему попасть в Амбер. По дороге Корвин победил своего младшего брата, Джулиана, и выпытал все данные о родственниках. После того, как в машине кончился бензин, Корвин и Рэндом вошли в Арденский лес, где встретили сестру, Дейдру, которая сбежала из амберской тюрьмы, но была схвачена стражниками Эрика. Братья освобождают Дейдру. Одновременно выясняется, что король Оберон бесследно исчез, и принц Корвин — один из претендентов на престол. Эрик же, по мнению Корвина, узурпировал трон без ведома отца. Тут же Корвин признаётся, что у него проблемы с памятью. Тогда Дейдра советует пройти отражение Огненного Пути в Ребме, подводном отражении Амбера. Рэндом наотрез отказывался идти в Ребму, поскольку когда-то он был женат на Морганте, дочери королевы Ребмы, Мойры. Рэндом оставил Морганту одну, с новорождённым сыном Мартином, за что Мойра приговорила Рэндома в качестве наказания жениться на слепой девушке Виале. Корвин же проходит Образ, и у него восстанавливается память.

Дойдя до конца Образа, Корвин отдал Образу приказ перенести его в Дворец Амбера. Там Корвин сразился с Эриком и чуть было не убил его, но подоспевшая стража не позволила Корвину сделать это. Он успел спастись бегством к Блейзу через Козыри, фамильные карты, которые в семье Амбера играют роль телефона или телепортатора. Он присоединился к брату, собравшему в Тенях армию и флот для атаки на Амбер, так как брат Эрик не намерен им уступать. Также Корвину с помощью Козырей удаётся выяснить, что Оберон жив и разрешает ему, Корвину, занять пустующий трон. Корвин командует флотом, но проигрывает морское сражение флоту ещё одного брата, Каина, и бежит к Блейзу. При штурме Амбера с суши Блейз срывается в пропасть, а Корвин бросил Козыри падавшему брату. Как оказалось потом, Блейз успел переместиться к ещё одной сестре, Фионе. Самого Корвина схватили и заставили короновать Эрика. На церемонии Корвин надел корону на себя, но после того, как её скинули с головы, он бросил корону в Эрика, стараясь попасть в глаза. Эрик же поймал корону, надел на голову и издал свой первый королевский приказ: бросить Корвина в темницу и ослепить его. В ответ Корвин накладывает проклятие на Эрика, чтобы тот никогда не правил спокойно. Спустя 3,5 года, когда глаза узника восстановились, Дворкин, создатель Козыря и Образа, таинственным образом появившийся в камере, помог Корвину бежать, нарисовав портрет маяка Кабры, который, также как и Козырь, мог перетащить человека в определенное место.

Ружья Авалона

Скрываясь в Тенях, беглец, сам того не зная, попадает к отцу, который, также скрываясь от предавших его детей, принял облик Ганелона, старого боевого товарища Корвина по Авалону. Они встретились в Лоррейне, Тени Авалона, в которой Ганелон правил, после того как предал Корвина и был сослан им туда за это. В Лоррейне появился странный Чёрный Круг, грозившийся захватить Лоррейн. Корвин и отец побеждают и уничтожают этот Круг. Сам Корвин узнал от Стригалвира, главаря орд Чёрного Круга, что именно он, Корвин, своим проклятьем в адрес Эрика, выпустил из Хаоса, породившего Чёрный Круг, силы, которые грозились уничтожить все Тени и Амбер. Далее отец сопровождает сына в его скитаниях и скрытно направляет его действия. Когда Корвин дошёл до Авалона, когда-то бывший под властью его, он увидел, что Авалоном правит его старший брат Бенедикт. Он борется с Черной Дорогой (Чёрный Круг в Лоррейне был её подобием), и во время одной из битв, адская дева Линтра отсекает Бенедикту правую руку. Бенедикт в приступе злости убил её. Будучи в Авалоне, Корвин получает вещество, способное заменить в Амбере порох, для того чтобы атаковать Амбер. Там же, в Авалоне, Корвин встречается с девушкой по имени Дара. Она называет себя правнучкой Бенедикта и Линтры. Девушка сказала, что видела Джулиана и ещё одного брата, Джерарда (раненого), которые пришли к Бенедикту. Как окажется потом, Дара принадлежала королевской семье Хаоса и спасла Оберона из тюрьмы, заключив с ним договор. По нему Корвин, являющийся наследником трона, должен жениться на Даре, и та должна родить преемника. Девушке пришлось обманывать Корвина, чтобы выпытать интересные ей данные о королевской семье Амбера.

Отец, под обликом Ганелона, продолжил контролировать действия Корвина и чтобы привлечь его к Даре, он убивает 4 стражников Бенедикта. Корвин, прийдя на место убийства, встречает там Дару, где они занимаются любовью.

Боясь того, что Бенедикт узнал о отношениях с Дарой, Корвин вместе с отцом, сбегает из Авалона. Бенедикт преследует их, но не из-за Дары, а из-за тех 4 стражников, которыми Бенедикт очень дорожил. Чтобы спастись от разъяренного брата, Корвин пересекает Черную Дорогу. Для её пересечения Корвин думал об Образе, и тот пробил как был тропу в дороге. Бенедикт успел сильно приблизиться к Корвину и Ганелону. И тогда Корвин бьётся с Бенедиктом, который считался непобедимым. Но Корвин сумел одержать победу над братом, заманив того в Чёрную Дорогу и нанеся ему удар. Далее Корвин по Козырю, забранному у Бенедикта, вызывает Джерарда, чтобы тот позаботился о брате. Джерард согласился, а также порекомендовал Корвину пока не атаковать Амбер, поскольку Чёрная Дорога дошла до Амбера и орды чудовищ постоянно атакуют город. Но несмотря на это, Корвин всё равно входит в Тень Земля, где заказывает оружие и серебряные пули. Он также побывал в своём бывшем доме, где в сейфе нашёл письмо от Эрика с призывом о помощи. Далее Корвин, со своим вооружением находит сторонников, из которых формирует мобильную стрелковую дивизию и возвращается с ней в Амбер. Здесь он застаёт грандиозное сражение, и Амбер уже должен был пасть под ударами сил Хаоса, если бы не неожиданное нападение Корвина на общего врага. Но для короля Эрика все кончено; в бою за Амбер он смертельно ранен и едва успевает дружески проститься с бывшим заклятым врагом, братом Корвином, которому он завещал трон и Камень Правосудия - самоцвет, с помощью которого можно менять погоду.

И тут появляется Дара, прошедшая по Чёрной Дороге в Амбер. Она прошла Образ, и когда дошла до центра сказала: "Амбер будет разрушен" и исчезла.

Знак Единорога

Но правление Корвина нельзя назвать удачным. Уже через неделю после возвращения Корвина был убит Каин. Тогда Рэндом, который при Эрике сидел, вместе со своей слепой женой Виалой, в тюрьме, рассказал о том, что он пытался спасти брата Бранда. Как оказалось, Бранд смог вызвать Рэндома по Козырю и позвать на помощь. Рэндом дошёл до тюрьмы, но несмотря на то, что он убил главаря стражи, змея, он отступил, поскольку за ним погнались те 6 странных существ, которые были убиты в доме Флоры в первой части серии. Тут стало ясно, что плетется масштабный заговор в семейных кругах.

Для защиты себя от нападения армий противника, Корвин проходит Образ вместе с Камнем Правосудия. Дойдя до середины, Корвин спроецировал себя в Камень, где прошёл Образ, хранившийся в недрах Самоцвета.

На похоронах Каина Джерард силой заставил дать Корвина клятву, что если окажется, что Корвин виноват в смерти Каина, он понесёт жесткое наказание. Буквально сразу же на кладбище появился Единорог, волшебное существо, символ Амбера, редко появляющийся в черте города. Тем же вечером состоялось семейное собрание, на котором из тюрьмы, с помощью Козыря, был вызволен Бранд. Однако кто-то успел пырнуть Бранда кинжалом. Странным образом, однако, он выживает и Джерард встаёт на защиту Бранда. Через несколько минут к Корвину подошла Фиона, которая предупредила Корвина относительно Камня. Оказывается, при долгом использовании Самоцвет начинает высасывать силы из своего владельца, и если это не прекратить, человек, носящий Камень умрёт. Именно это Фиона назвала причиной смерти Эрика.

Возвращаясь с собрания в свои покои, на Корвина было совершено покушение. Но Камень Правосудия, висевший на шее Корвина, переместил своего владельца в его бывший дом в Тени Земля. Там Корвин, боясь, что Камень убьёт его, зарыл Самоцвет в компостную кучу. Увидя умирающего Корвина, Билл Рот, друг персонажа в Тени Земли подобрал его и отвёз в больницу. На следующий день на встрече с Биллом Корвин продаёт дом, а также узнаёт, что записи, которые свидетельствовали о его психических проблемах были подделаны неким Брандоном Кори, пока настоящий доктор был в командировке. С помощью Козыря Рэндома, Корвин возвращается в Амбер, где внезапно исчезли Фиона и Джулиан. Тогда герой пошёл к Бранду, который пришёл в сознание, и узнал для себя очень много нового. Например, в семье сформировались две коалиции, которые хотели сместить Оберона и Корвина от власти. В первой были Эрик, Джулиан и Каин, во второй - Фиона, Блейз и Бранд. Вторая группировка была сильнее, и именно они упрятали отца в тюрьму. Эрик же расправился с Корвином, так что в итоге всё шло к отстранению одной из группировок. Но тут из-за разногласий, вторая группировка распалась, и, по словам Бранда, Фиона и Блейз продолжили противиться Эрику. Также по словам Бранда, Корвин мешал осуществить планы Фионы и Блейза, так что Блейз и стрелял в Корвина. Бранд же оказал первую медицинскую помощь перед прибытием полицейский, за что и был пойман Блейзом и Фионой и посажен в тюрьму. А так же он сказал, что ножом пырнула его Фиона, боясь возвращения его.

Следующей ночью Корвин пошёл в Тир-на Ног-т, воздушную копию Амбера, город призраков и видений. Благодаря могуществу Грейсвандира (меча Корвина) он мог, коснувшись призрака, начать общение с ним. Когда он зашёл во дворец, Корвин увидел Бенедикта, сидящего на троне, и Дару. Коснувшись Дары, Корвин спросил кто она такая. На что она ответила, что её генеалогическое дерево восходит к Бенедикту и Линтре, и просила Корвина вернуться в могилу. А Бенедикт, на месте правой нормальной руки которого была металлическая, вступил в поединок с Корвином. Когда с восходом солнца Тир-на Ног-т начал исчезать, Корвин в падении отсёк руку Бенедикту и с нею приземлилися. Возвращаясь оттуда с Рэндомом и Ганелоном, Корвин рассказал Ганелону о генеалогическом древе королевской семьи Амбера. Но по ходу этого, кто-то (как позднее выяснится, это был Оберон в облике Ганелона) переместил их из долины Гарнат, в которой находился Амбер, сквозь Тени, в настоящий подлинный Амбер. В нём находился первозданный Образ, начертанный Дворкином. Он был слегка сломан.

Рука Оберона

Как только Корвин подошёл к подлинному Образу, он увидел странные чёрные пятна на линии и стало ясно, что именно отсюда берёт истоки Чёрная Дорога. Также на линии лежал какой-то предмет. Благодаря Ганелону, доставшему предмет с линии (это был Козырь. на котором Рэндом опознал Мартина), сразу стало ясно, что кто-то вызвал по Козырю Мартина, сына Рэндома, изображенного на карте, для того, чтобы пролить его кровь на Образ. Это было нужно для повреждения линий узора. Для охраны Образа кто-то поставил грифона, который был чувствителен к повреждениям линий лабиринта. Для того, чтобы узнать побольше информации о Мартине, Корвин решил обратиться к Бенедикту. В своё время Дара сказала Корвину, что у Авалона был некто по имени Мартин. С помощью Козыря Корвин, Рэндом и Ганелон переходят к Бенедикту, от которого узнают, что Мартин, после того как прошел Образ в Ребме, перенесся в Авалон, где был Бенедикт, научился обращению с Козырями и оружием и уехал. После этого разговора Бенедикт и Рэндом поехали искать Мартина, а Корвин вернулся в Амбер, где он повстречался с женой Рэндома, Виалой. По ходу разговора с ней герой призадумался о надобности ему трона. Ночью Корвин решил навестить Дворкина. Он принял Корвина за Оберона, принявшего обличие собственного сына, и

Владения Хаоса

Кроме многочисленных и запутанных придворных интриг, он с помощью отца и Дворкина раскрывает грандиозный заговор, который устроил брат Бренд. Это Бренд по сговору с Хаосом заманил короля Оберона в ловушку, и тому нескоро удалось освободиться из заключения. Это Бренд, лучший ученик Дворкина, нашёл способ уничтожить Амбер и почти сумел его осуществить. Заманив Мартина, сына Рэндома, в настоящий Огненный Путь, для которого даже Амбер является лишь Отражением, он пролил там королевскую кровь, смывшую часть волшебного рисунка и открывшую по смытому участку проход силам Хаоса через все Отражения до самого Амбера. Чтобы восстановить смытый рисунок, Оберону пришлось пожертвовать собственной жизнью, а Корвин, не будучи уверен, что отцу это удалось, создал ещё один Огненный Путь (Путь Корвина), чтобы Хаос не мог восторжествовать над порядком.

После цикла Корвина

После проводов отца, Корвин отправляется в самостоятельное путешествие по Хаосу, где в итоге и был схвачен отрядом, посланным Дарой. Несмотря на поражение в битве, она продолжила строить козни Амберу и убрала главную преграду для этого — Корвина. Его заключили в заколдованную тюрьму, в которую с помощью Козырей не пробраться. В итоге Мерлин, в конце 10-й, заключительной книге цикла спасает Корвина и с помощью спикарта отправляет его в Амбер В последний раз Корвин появляется в рассказе «Зеркальный коридор» («Hall of Mirrors», 1996), когда он, освобождённый Мерлином из темницы, возвращается в Амбер.

Путь Корвина

Путь Корвина, наделённый разумом точно так же, как истинный Огненный Путь и Логрус, вынужден был ограждать себя от Сил Амбера и Хаоса. Одной из его способностей была возможность проникать в пространство между Тенями, или в Подтенье, которое было недоступно ни Огненному Пути, ни Логрусу. Кроме того, он способен извлекать из памяти людей, «прошедших» его узоры, видения и воплощать их в реальности. Помимо вещей и обстановки, новый Огненный Путь материализовывал двойников своих посвящённых, в частности, так появились Призрак Корвина и Призрак Ринальдо. Призраки существовали за счёт подпитки энергией Пути.

Призрак Корвина

Так как мир Пути Корвина не заселён, чтобы взаимодействовать с мирами окружающих его Сил, Путь создал Призрак Корвина. Призрак выполнял задачи агента, выполняя различные поручения и являлся хранителем и защитником своего Пути.

Грейсвандир

Грейсвандир (Grayswandir) — ночной клинок Огненного Пути, принадлежавший принцу Корвину. По свидетельству самого Корвина, был откован на первых ступеньках призрачной лестницы Тир на Ног'тх.

Внешний вид: на поверхность клинка нанесён узор, повторяющий часть линий Огненного Пути. Обладает магическими свойствами — позволяет владельцу проходить через повреждённые участки Огненного Пути, также им можно поразить призраков Огненного Пути и Логруса, позволяет устанавливать контакт с привидениями Тир на Ног'тха.

Сестрой-близнецом Грейсвандира считается Вервиндль, Дневной клинок Огненного Пути, (клинок принца Бренда, позже — Ринальдо).

В рассказе «Зеркальный коридор», опубликованном после смерти Желязны, упоминается, что и Грейсвандир и Вервиндль являются спикардами, перевоплощёнными в клинки, да так ими и оставшимися. В рассказе «Кстати о шнурке» мы узнаем имя спикарда, который был перевоплощен в Вервиндль. Это имя — Раут.

Критика и отзывы

• Корвин занял 9 место в списке 10 самых главных персонажей фэнтези по версии журнала «Мир фантастики». Автор назвал Корвина самым ярким персонажем цикла.

Литература

1. Carl B. Yoke. [www.google.ru/books?id=dBF7-xn7oukC&pg=PA18 Roger Zelazny]. — Wildside Press, 1979. — P. 18. — 111 p. — ISBN 9780916732042.

Отрывок, характеризующий Корвин (Хроники Амбера)

Оторвав по солдатски эти последние слова и махнув руками, как будто он бросал что то на землю, барабанщик, сухой и красивый солдат лет сорока, строго оглянул солдат песенников и зажмурился. Потом, убедившись, что все глаза устремлены на него, он как будто осторожно приподнял обеими руками какую то невидимую, драгоценную вещь над головой, подержал ее так несколько секунд и вдруг отчаянно бросил ее:
Ах, вы, сени мои, сени!
«Сени новые мои…», подхватили двадцать голосов, и ложечник, несмотря на тяжесть амуниции, резво выскочил вперед и пошел задом перед ротой, пошевеливая плечами и угрожая кому то ложками. Солдаты, в такт песни размахивая руками, шли просторным шагом, невольно попадая в ногу. Сзади роты послышались звуки колес, похрускиванье рессор и топот лошадей.
Кутузов со свитой возвращался в город. Главнокомандующий дал знак, чтобы люди продолжали итти вольно, и на его лице и на всех лицах его свиты выразилось удовольствие при звуках песни, при виде пляшущего солдата и весело и бойко идущих солдат роты. Во втором ряду, с правого фланга, с которого коляска обгоняла роты, невольно бросался в глаза голубоглазый солдат, Долохов, который особенно бойко и грациозно шел в такт песни и глядел на лица проезжающих с таким выражением, как будто он жалел всех, кто не шел в это время с ротой. Гусарский корнет из свиты Кутузова, передразнивавший полкового командира, отстал от коляски и подъехал к Долохову.
Гусарский корнет Жерков одно время в Петербурге принадлежал к тому буйному обществу, которым руководил Долохов. За границей Жерков встретил Долохова солдатом, но не счел нужным узнать его. Теперь, после разговора Кутузова с разжалованным, он с радостью старого друга обратился к нему:
– Друг сердечный, ты как? – сказал он при звуках песни, ровняя шаг своей лошади с шагом роты.
– Я как? – отвечал холодно Долохов, – как видишь.
Бойкая песня придавала особенное значение тону развязной веселости, с которой говорил Жерков, и умышленной холодности ответов Долохова.
– Ну, как ладишь с начальством? – спросил Жерков.
– Ничего, хорошие люди. Ты как в штаб затесался?
– Прикомандирован, дежурю.
Они помолчали.
«Выпускала сокола да из правого рукава», говорила песня, невольно возбуждая бодрое, веселое чувство. Разговор их, вероятно, был бы другой, ежели бы они говорили не при звуках песни.
– Что правда, австрийцев побили? – спросил Долохов.
– А чорт их знает, говорят.
– Я рад, – отвечал Долохов коротко и ясно, как того требовала песня.
– Что ж, приходи к нам когда вечерком, фараон заложишь, – сказал Жерков.
– Или у вас денег много завелось?
– Приходи.
– Нельзя. Зарок дал. Не пью и не играю, пока не произведут.
– Да что ж, до первого дела…
– Там видно будет.
Опять они помолчали.
– Ты заходи, коли что нужно, все в штабе помогут… – сказал Жерков.
Долохов усмехнулся.
– Ты лучше не беспокойся. Мне что нужно, я просить не стану, сам возьму.
– Да что ж, я так…
– Ну, и я так.
– Прощай.
– Будь здоров…
… и высоко, и далеко,
На родиму сторону…
Жерков тронул шпорами лошадь, которая раза три, горячась, перебила ногами, не зная, с какой начать, справилась и поскакала, обгоняя роту и догоняя коляску, тоже в такт песни.


Возвратившись со смотра, Кутузов, сопутствуемый австрийским генералом, прошел в свой кабинет и, кликнув адъютанта, приказал подать себе некоторые бумаги, относившиеся до состояния приходивших войск, и письма, полученные от эрцгерцога Фердинанда, начальствовавшего передовою армией. Князь Андрей Болконский с требуемыми бумагами вошел в кабинет главнокомандующего. Перед разложенным на столе планом сидели Кутузов и австрийский член гофкригсрата.
– А… – сказал Кутузов, оглядываясь на Болконского, как будто этим словом приглашая адъютанта подождать, и продолжал по французски начатый разговор.
– Я только говорю одно, генерал, – говорил Кутузов с приятным изяществом выражений и интонации, заставлявшим вслушиваться в каждое неторопливо сказанное слово. Видно было, что Кутузов и сам с удовольствием слушал себя. – Я только одно говорю, генерал, что ежели бы дело зависело от моего личного желания, то воля его величества императора Франца давно была бы исполнена. Я давно уже присоединился бы к эрцгерцогу. И верьте моей чести, что для меня лично передать высшее начальство армией более меня сведущему и искусному генералу, какими так обильна Австрия, и сложить с себя всю эту тяжкую ответственность для меня лично было бы отрадой. Но обстоятельства бывают сильнее нас, генерал.
И Кутузов улыбнулся с таким выражением, как будто он говорил: «Вы имеете полное право не верить мне, и даже мне совершенно всё равно, верите ли вы мне или нет, но вы не имеете повода сказать мне это. И в этом то всё дело».
Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?