Кордегардия у Петербургской заставы

Достопримечательность
Кордегардия у Петербургской заставы
Северный фасад
Страна	Россия
Город	Великий Новгород
Тип здания	Кордегардия
Архитектурный стиль	классицизм
Автор проекта	Ф.И. Рерберг
Дата основания	1834 год
Статус	Объект культурного наследия РФ № 5310012000

Кордегардия у Петербургской заставы — помещение для караульных, отмечавшее границы города Новгорода со стороны Санкт-Петербурга. Расположена на Большой Санкт-Петербургской улице в линии Окольного города.

История

В 1763 году вышел указ Екатерины II «О сделании всем городам, их строению и улицам специальных планов по каждой губернии особо». «Комиссия каменного строения Санкт-Петербурга и Москвы» разработала генеральный план Новгорода, который был утвержден 16 июня 1778 года.

Наряду с застройкой главных улиц и прилегающих площадей внимание уделялось оформлению «ворот» в город: со стороны Москвы, Петербурга и Пскова возникли заставы, контролирующие въезд в Новгород и выезд из него.

В 1834 году два каменных караульных здания, со стороны Санкт-Петербурга, были перестроены. Об этом свидетельствует обнаруженный специалистами в архивах РГВИА «Проект перестройки и улучшения фасадов двух каменных караульных домов при заставе у С-Петербургского въезда в г. Новгород». На чертеже имеется подпись директора работ, генерал-майора Ф. И. Рерберга.

В итоге перестройки ранее невыразительные караульные домики стали подлинным украшением города. Караульни располагались с обеих сторон дороги, к полотну которой непосредственно примыкала чугунная ограда с фонарными столбами, а между ними — шлагбаум. Здесь караульные солдаты проверяли документы у въезжавших в Новгород.

К настоящему времени от комплекса сооружений Петербургской заставы сохранилось только одно из двух зданий кордегардии.

Ныне здания кордегардии используются в коммерческих целях.

Описание

Декоративное оформление фасадов кордегардии решено в стиле русского классицизма.

Северный и южный фасады здания решены одинаково. Оба фасада в центре имеют по арочной нише, оформленной двумя пилястрами дорического ордера, между которыми расположено окно. Верхняя часть ниши декорирована барельефом в виде герба Новгорода. Над её архивольтом проходит декорированный фриз с триглифами и метопами с розетками. Верх фасадов завершают треугольные фронтоны тимпаны, которые украшены горельефом двуглавого орла со щитом, на котором изображён вензель Николая I.

В западном фасаде, выходящем на дорогу, находится главный вход в кордегардию, который украшает полуциркульная лоджия с двумя колоннами дорического ордера. Верхняя часть лоджии декорирована таким же горельефом, что и фронтоны.

По краям фасады украшают лепные круглые щиты с перекрещенными за ними мечами.

Ссылки

• И. И. Кушнир [www.russiancity.ru/hbooks/h022.htm «Градостроительство Новгорода во второй половине XVIII — первой половине XIX веков»]

Отрывок, характеризующий Кордегардия у Петербургской заставы

«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.