Маркиз Прьего
Поделись знанием:
Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
(перенаправлено с «Кордоба (род)»)
Маркиз Приего или Прьего (исп. Marquesado de Priego) — испанский титул, созданный Фердинандом Католиком 9 декабря 1501 года для Педро Фернандеса де Кордоба-и-Пачеко, 7-го сеньора Агилара (1470—1517), из рода Кордоба. Он был одним из 25-ти первых грандов Испании.
Название титула отсылает к городу Приего-де-Кордова в Андалусии, в современной провинции Кордова. Помимо него, первым маркизам Прьего принадлежали также Агилар-де-ла-Фронтера, Монтилья, Пуэнте-Хениль, Кастро-дель-Рио, Каркабуэй, Монтурке, Монтеалегре, Менесес и иные имения.
В 1603 г. маркизу Прьего был пожалован титул маркиза Монтальбан. В середине XVII века члены этого семейства унаследовали древний и славный титул герцога Фериа с сопутствующими ему замками и земельными владениями.
После того, так в XVIII веке в род Кордоба перешли также титулы и имения герцогов Мединасели, Сегорбе и Кардона, эта фамилия стала одной из самых богатых на Пиренеях. Указанные титулы оставались в руках этого семейства до начала XXI века.
Список маркизов Прьего
| Титул | Период | |
|---|---|---|
| Креация Фердинанда V и Изабеллы I | ||
| I | Педро Фернандес де Кордоба и Пачеко (1470 — 14 января 1517), сын Альфонсо Фернандеса де Кордоба, 6-го сеньора де Агилар де ла Фронтера и де Прьего (ок. 1450—1501), и Каталины Пачеко и Портокарреро (ум. 1503) | 1501—1517 |
| II | Каталина Фернандес де Кордоба и Энрикес (1502 — июнь 1569), старшая дочь предыдущего и Эльвиры Энрикес, жена Лоренсо Суареса де Фигероа и Толедо, 3-го графа де Фериа (ок. 1460—1528) | 1517—1569 |
| III | Каталина Фернандес де Кордоба и Понсе де Леон, (25 августа 1547 — 27 сентября 1574), единственная дочь Педро Фернандеса де Кордоба и Фигероа, 4-го графа де Фериа (1518—1552), жена Альфонсо Фернандеса де Кордоба и Фигероа, 1-го маркиза де Виллафранка (ок. 1500—1589) | 1569—1574 |
| IV | Педро Фернандес де Кордоба и Фернандес де Кордоба (31 декабря 1563 — 24 августа 1606), старший сын Альфонсо Фернандеса де Кордоба и Фигероа, 1-го маркиза де Виллафранка (ок. 1500—1589), и Каталины Фернандес де Кордоба и Понсе де Леон, 3-й маркизы де Прьего | 1574—1606 |
| V | Алонсо Фернандес де Кордоба и Энрикес де Рибера (9 октября 1588 — 24 июля 1645), старший сын предыдущего и Хуаны Энрикес де Рибера и Кортес (ум. 1635) | 1606—1645 |
| VI | Луис Фернандес де Кордоба и Энрикес де Рибера (6 сентября 1623 — 20 августа 1665), младший сын предыдущего и Хуаны Энрикес де Рибера и Тельес-Хирон (ум. 1649) | 1645—1665 |
| VII | Луис Фернандес де Кордоба и Фернадес де Кордоба (4 октября 1650—1690), старший сын предыдущего и Марианы Фернандес де Кордовы (1628—1673) | 1665—1690 |
| VIII | Мануэль Фернандес де Кордоба и де ла Серда (25 декабря 1679 — 11 июня 1700), старший сын предыдущего и Феличе Марии Жозефы Бернарды Андре Луизы де ла Серда и Арагон-Фольк де Кардона (1657—1709) | 1690—1700 |
| IX | Николас Фернандес де Кордоба и де ла Серда (24 июня 1682 — 19 марта 1739), второй сын Луиса Фернандеса де Кордобы и Фернандеса де Кордобы, 7-го маркиза Прьего, Феличе Марии Жозефы Бернарды Андре Луизы де ла Серда и Арагон-Фольк де Кардона (1657—1709), младшийц брат предыдущего | 1700—1739 |
| X | Луис Фернандес де Кордоба и Спинола (24 сентября 1704 — 14 января 1768), старший сын предыдущего и Джеронимы Спинолы и де ла Серда (1687—1735) | 1739—1768 |
| XI | Педро де Алькантара Фернандес де Кордоба и Монкада (10 ноября 1730 — 24 ноября 1789), единственный сын предыдущего от первого брака с Марией Терезой де Монкада и Бенавидес, 7-й маркизой де Аутона (1707—1756) | 1768—1789 |
| XII | Луис Фернандес де Кордоба и Гонзага (17 апреля 1749 — 12 ноября 1806), единственный сын предыдущего от первого брака с Марией Франсиской Саверия Гонзага ди Кастильоне (1731—1757) | 1789—1806 |
| XIII | Луис Фернандес де Кордоба и Бенавидес (12 августа 1780 — 7 июля 1840), единственный сын предыдущего от Хоакины де Бенавидес и Пачеко, 3-й герцогини де Сантистебан-дель-Пуэрто (1746—1825) | 1806—1840 |
| XIV | Луис Фернандес де Кордоба и Понсе де Леон (18 сентября 1813 — 6 января 1873), старший сын предыдущего и Марии де ла Консепсьон Понсе де Леон и Карвахаль (1783—1856) | 1840—1873 |
| XV | Луис Фернандес де Кордоба и Перес де Баррадас (20 марта 1851 — 14 мая 1879), старший сын предыдущего от Анжелы Перес де Баррадас и Бернуй, 1-й герцогини де Тарифа (1827—1903) | 1873—1879 |
| XVI | Луис Фернандес де Кордоба и Салаберт (16 января 1880 — 13 июля 1956), единственный сын предыдущего от второго брака с Касильдой Ремигией де Салаберт и Артеага, 11-й герцогиней де Сьюдад-Реаль (1858—1936) | 1880—1956 |
| XVII | Виктория Евгения Фернандес де Кордоба и Фернандес де Хенестроса (16 апреля 1917 — 18 августа 2013), старшая дочь предыдущего от первого брака с Аной Марией Фернандес де Хенестроса и Гайосо де лос Кобос (1879—1939) | 1956—2013 |
Напишите отзыв о статье "Маркиз Прьего"
Ссылки
- [geneall.net/es/title/6125/marqueses-de-priego/ Marqueses de Priego]
- [www.fundacionmedinaceli.org/casaducal/fichaestado.aspx?id=103 Priego: señorío y marquesado]
Отрывок, характеризующий Маркиз Прьего
Следовательно, стоило только Меттерниху, Румянцеву или Талейрану, между выходом и раутом, хорошенько постараться и написать поискуснее бумажку или Наполеону написать к Александру: Monsieur mon frere, je consens a rendre le duche au duc d'Oldenbourg, [Государь брат мой, я соглашаюсь возвратить герцогство Ольденбургскому герцогу.] – и войны бы не было.Понятно, что таким представлялось дело современникам. Понятно, что Наполеону казалось, что причиной войны были интриги Англии (как он и говорил это на острове Св. Елены); понятно, что членам английской палаты казалось, что причиной войны было властолюбие Наполеона; что принцу Ольденбургскому казалось, что причиной войны было совершенное против него насилие; что купцам казалось, что причиной войны была континентальная система, разорявшая Европу, что старым солдатам и генералам казалось, что главной причиной была необходимость употребить их в дело; легитимистам того времени то, что необходимо было восстановить les bons principes [хорошие принципы], а дипломатам того времени то, что все произошло оттого, что союз России с Австрией в 1809 году не был достаточно искусно скрыт от Наполеона и что неловко был написан memorandum за № 178. Понятно, что эти и еще бесчисленное, бесконечное количество причин, количество которых зависит от бесчисленного различия точек зрения, представлялось современникам; но для нас – потомков, созерцающих во всем его объеме громадность совершившегося события и вникающих в его простой и страшный смысл, причины эти представляются недостаточными. Для нас непонятно, чтобы миллионы людей христиан убивали и мучили друг друга, потому что Наполеон был властолюбив, Александр тверд, политика Англии хитра и герцог Ольденбургский обижен. Нельзя понять, какую связь имеют эти обстоятельства с самым фактом убийства и насилия; почему вследствие того, что герцог обижен, тысячи людей с другого края Европы убивали и разоряли людей Смоленской и Московской губерний и были убиваемы ими.
Для нас, потомков, – не историков, не увлеченных процессом изыскания и потому с незатемненным здравым смыслом созерцающих событие, причины его представляются в неисчислимом количестве. Чем больше мы углубляемся в изыскание причин, тем больше нам их открывается, и всякая отдельно взятая причина или целый ряд причин представляются нам одинаково справедливыми сами по себе, и одинаково ложными по своей ничтожности в сравнении с громадностью события, и одинаково ложными по недействительности своей (без участия всех других совпавших причин) произвести совершившееся событие. Такой же причиной, как отказ Наполеона отвести свои войска за Вислу и отдать назад герцогство Ольденбургское, представляется нам и желание или нежелание первого французского капрала поступить на вторичную службу: ибо, ежели бы он не захотел идти на службу и не захотел бы другой, и третий, и тысячный капрал и солдат, настолько менее людей было бы в войске Наполеона, и войны не могло бы быть.
Ежели бы Наполеон не оскорбился требованием отступить за Вислу и не велел наступать войскам, не было бы войны; но ежели бы все сержанты не пожелали поступить на вторичную службу, тоже войны не могло бы быть. Тоже не могло бы быть войны, ежели бы не было интриг Англии, и не было бы принца Ольденбургского и чувства оскорбления в Александре, и не было бы самодержавной власти в России, и не было бы французской революции и последовавших диктаторства и империи, и всего того, что произвело французскую революцию, и так далее. Без одной из этих причин ничего не могло бы быть. Стало быть, причины эти все – миллиарды причин – совпали для того, чтобы произвести то, что было. И, следовательно, ничто не было исключительной причиной события, а событие должно было совершиться только потому, что оно должно было совершиться. Должны были миллионы людей, отрекшись от своих человеческих чувств и своего разума, идти на Восток с Запада и убивать себе подобных, точно так же, как несколько веков тому назад с Востока на Запад шли толпы людей, убивая себе подобных.
Действия Наполеона и Александра, от слова которых зависело, казалось, чтобы событие совершилось или не совершилось, – были так же мало произвольны, как и действие каждого солдата, шедшего в поход по жребию или по набору. Это не могло быть иначе потому, что для того, чтобы воля Наполеона и Александра (тех людей, от которых, казалось, зависело событие) была исполнена, необходимо было совпадение бесчисленных обстоятельств, без одного из которых событие не могло бы совершиться. Необходимо было, чтобы миллионы людей, в руках которых была действительная сила, солдаты, которые стреляли, везли провиант и пушки, надо было, чтобы они согласились исполнить эту волю единичных и слабых людей и были приведены к этому бесчисленным количеством сложных, разнообразных причин.
Фатализм в истории неизбежен для объяснения неразумных явлений (то есть тех, разумность которых мы не понимаем). Чем более мы стараемся разумно объяснить эти явления в истории, тем они становятся для нас неразумнее и непонятнее.
