Корейво, Витольд-Чеслав Симфорианович

Витольд-Чеслав Симфорианович Корейво
Дата рождения	18 августа 1859(1859-08-18)
Место рождения	Бендеры, Бессарабская губерния, Российская империя
Дата смерти	29 ноября 1938(1938-11-29) (79 лет)
Место смерти	Куйбышев, РСФСР, СССР
Принадлежность	Российская империя Российская империя Россия Россия СССР СССР
Род войск	пехота, военно-судебное ведомство
Годы службы	1875—1920
Звание	генерал-лейтенант
Командовал	Петербургский военно-окружной суд
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1877—1878), Русско-японская война, Первая мировая война
Награды и премии	Орден Святой Анны 4-й ст. (1877), Орден Святого Станислава 3-й ст. (1878), Орден Святой Анны 3-й ст. (1878), Орден Святого Станислава 2-й ст. (1893), Орден Святой Анны 2-й ст. (1895), Орден Святого Владимира 4-й ст. (1898), Орден Святого Владимира 3-й ст. (1904), Орден Святого Станислава 1-й ст. (1905), Орден Святой Анны 1-й ст. (1905), Орден Святого Владимира 2-й ст. (1911), Орден Белого орла (1914), Орден Святого Александра Невского (1915)

Витольд-Чеслав Симфорианович Корейво (1859—1938) — военный юрист, участник Русско-турецкой войны 1877—1878 годов, Русско-японской войны 1904—1905 годов и Первой мировой войны, член Главного военного суда, генерал-лейтенант Русской императорской армии, военный специалист РККА.

Биография

Из дворян Ковенской губернии. Католического вероисповедания. Его отец Симфориан Викентьевич Корейво был подполковником Русской императорской армии и служил в крепости Бендеры, где и родился Витольд-Чеслав; старший брат — Пётр Симфорианович Корейво (1856—1923) также посвятил себя военной службе и занимал высокие посты по военно-судебному ведомству, дослужившись до чина генерал-лейтенанта.

Получив образование в Полоцкой военной гимназии, Корейво 3 сентября 1875 поступил на военную службу и по окончании 2-го военного Константиновского училища был выпущен в армию с чином подпоручика (22 мая 1877 года), затем переведён в лейб-гвардии Гренадерский полк чином прапорщика. В составе полка участвовал в Русско-турецкой войне 1877—1878 годов, был ранен, за отличие в боях получил 3 боевых ордена и был произведён в подпоручики (16 апреля 1878 года).

Поступив в Военно-юридическую академию, поручик (17 апреля 1883 года) лейб-гвардии Гренадерского полка Корейво окончил курс академии по 1-му разряду (1883 год) и перешёл на службу в военно-судебное ведомство с переименованием в штабс-капитаны. С 31 мая 1884 года он являлся помощником военного прокурора Киевского военно-окружного суда, затем служил в Петербургском военно-окружном суде на должностях военного следователя (26 мая 1887 года — 26 августа 1891 года) и помощника военного прокурора (26 августа 1891 года — 7 ноября 1901 года), получив за это время чины капитана (29 марта 1885 года), подполковника (24 апреля 1888 года) и, за отличие по службе, полковника (30 августа 1892 года).

7 ноября 1901 года Корейво был назначен военным судьёй Московского военно-окружного суда и вскоре, 6 декабря, произведён в генерал-майоры. После начала Русско-японской войны 1904—1905 годов был командирован на Дальний Восток и назначен заведующим военно-судной частью при командующем Маньчжурской армией, с оставлением в ранее занимаемой должности (22 мая 1904 года). 29 ноября 1904 года назначен заведующим военно-судной частью при Главнокомандующем сухопутными и морскими силами, действующими против Японии, и оставался в этой должности до окончания войны.

11 марта 1906 года Корейво был назначен военным прокурором Петербургского военно-окружного суда и 6 декабря 1907 года произведён в генерал-лейтенанты. Среди дел участников первой русской революции 1905—1907 годов, рассматривавшихся судом при его участии, наиболее известным был состоявшийся 26 августа 1906 года процесс З. В. Коноплянниковой, приговорённой за убийство генерал-майора Г. А. Мина к смертной казни.

3 мая 1909 года генерал-лейтенант Корейво был назначен председателем Петербургского военно-окружного суда, а 2 февраля 1911 года перешёл на должность помощника начальника Главного военно-судного управления и главного военного прокурора (этот пост в указанные годы занимал генерал А. С. Макаренко). Эту должность Корейво занимал в течение 6 лет вплоть до Февральской революции 1917 года; во время Первой мировой войны 1914—1918 годов направлялся в особую командировку в действующую армию, за что 11 мая 1915 года ему была объявлена Высочайшая благодарность. Служба Корейво в период войны была отмечена орденами Белого орла и Святого Александра Невского.

Временное правительство вскоре после прихода к власти провело радикальное обновление руководящего состава Главного военно-судного управления и Главного военного суда: были уволены от службы главный военный прокурор А. С. Макаренко и его помощник В. Е. Игнатович, председатель Главного военного суда С. А. Быков и четверо из пяти постоянных членов суда. В числе лиц, определённых на освободившиеся вакансии, был Корейво, назначенный 31 марта 1917 года постоянным членом Главного военного суда.

В качестве постоянного члена этого суда Корейво прослужил до Октябрьской революции 1917 года. К установлению Советской власти отнёсся лояльно. В связи с упразднением Главного военного суда 17 января 1918 года уволен от службы приказом народного комиссара по военным делам. После отставки первоначально (с мая 1918 года) работал в Комиссариате финансов Северной области, а 15 апреля 1919 года добровольно вступил в РККА, заняв должность окружного юрисконсульта штаба Западного военного округа (штаб округа находился в Смоленске).

По окончании Гражданской войны 1918—1920 годов уволен из кадров РККА в отставку по возрастному цензу (как достигший 60 лет) (10 ноября 1920 года), но продолжал работать до 1923 года в военно-учебных заведениях, являясь преподавателем военной администрации на Смоленских кавалерийских курсах, командных курсах Всевобуча Западного военного округа, военно-инженерном отделении Объединённых высших военных курсов того же округа. Одновременно работал в Смоленском губернском совнархозе (в 1920—1923 годах), Смоленском губернском суде (в 1923—1924 годах) и Смоленском банке (в 1925—1928 годах). В июле 1928 года вышел на пенсию как инвалид труда и проживал с семьёй дочери в Ленинграде.

После убийства 1 декабря 1934 года С. М. Кирова Екатерина Витольдовна Ковтун, работавшая в Электротехническом институте, постановлением Особого совещания при Управлении НКВД по Ленинградской области от 26 марта 1935 года вместе с членами своей семьи (включая отца) была выслана из Ленинграда на 5 лет «как дочь потомственного дворянина и генерала» и выбрала в качестве места проживания Куйбышев. В 1936 году Корейво удалось добиться отмены постановления о высылке семьи дочери, но так как по отношению к нему самому запрет на проживание в Ленинграде сохранялся, семья осталась на жительстве в Куйбышеве.

Дальнейшим репрессиям Витольд-Чеслав Симфорианович Корейво не подвергался, скончался от воспаления лёгких в возрасте 79 лет 29 ноября 1938 года и был похоронен в Куйбышеве на городском кладбище.

Награды

За свою службу Корейво был награждён многочисленными орденами, в их числе:

• Орден Святой Анны 4-й степени с надписью «За храбрость» (1877 год)
• Орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (1878 год)
• Орден Святой Анны 3-й степени с мечами и бантом (1878 год)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1893 год)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1895 год)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1898 год)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1904; 19 декабря того же года пожалованы мечи к этому ордену)
• Орден Святого Станислава 1-й степени с мечами (1905 год)
• Орден Святой Анны 1-й степени с мечами (13 октября 1905 года)
• Орден Святого Владимира 2-й степени (1911 год)
• Орден Белого орла (6 декабря 1914 года)
• Орден Святого Александра Невского (22 марта 1915 года)

Ссылки

• [www.grwar.ru/persons/persons.html?id=2099 Корейво, Витольд-Чеслав Симфорианович] на сайте «[www.grwar.ru/ Русская армия в Великой войне]»

Источники

• Волков С. В. Генералитет Российской империи. Энциклопедический словарь генералов и адмиралов от Петра I до Николая II. Том I. А—Л. — М., 2009. — С. 691. — ISBN 978-5-9524-4167-5
• Список генералам по старшинству. Составлен по 15 апреля 1914 года. — СПб., 1914. — С. 212.
• Кавалеры Императорского ордена Святого Александра Невского. 1725—1917 / Авт.-сост. В. П. Пономарёв, В. М. Шабанов. — Т. 3. — М., 2009. — С. 658. — ISBN 978-5-89577-147-7

Отрывок, характеризующий Корейво, Витольд-Чеслав Симфорианович

– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.
Долохов с бутылкой рома в руке вскочил на окно. «Слушать!»
крикнул он, стоя на подоконнике и обращаясь в комнату. Все замолчали.
– Я держу пари (он говорил по французски, чтоб его понял англичанин, и говорил не слишком хорошо на этом языке). Держу пари на пятьдесят империалов, хотите на сто? – прибавил он, обращаясь к англичанину.
– Нет, пятьдесят, – сказал англичанин.
– Хорошо, на пятьдесят империалов, – что я выпью бутылку рома всю, не отнимая ото рта, выпью, сидя за окном, вот на этом месте (он нагнулся и показал покатый выступ стены за окном) и не держась ни за что… Так?…
– Очень хорошо, – сказал англичанин.
Анатоль повернулся к англичанину и, взяв его за пуговицу фрака и сверху глядя на него (англичанин был мал ростом), начал по английски повторять ему условия пари.
– Постой! – закричал Долохов, стуча бутылкой по окну, чтоб обратить на себя внимание. – Постой, Курагин; слушайте. Если кто сделает то же, то я плачу сто империалов. Понимаете?
Англичанин кивнул головой, не давая никак разуметь, намерен ли он или нет принять это новое пари. Анатоль не отпускал англичанина и, несмотря на то что тот, кивая, давал знать что он всё понял, Анатоль переводил ему слова Долохова по английски. Молодой худощавый мальчик, лейб гусар, проигравшийся в этот вечер, взлез на окно, высунулся и посмотрел вниз.
– У!… у!… у!… – проговорил он, глядя за окно на камень тротуара.
– Смирно! – закричал Долохов и сдернул с окна офицера, который, запутавшись шпорами, неловко спрыгнул в комнату.
Поставив бутылку на подоконник, чтобы было удобно достать ее, Долохов осторожно и тихо полез в окно. Спустив ноги и расперевшись обеими руками в края окна, он примерился, уселся, опустил руки, подвинулся направо, налево и достал бутылку. Анатоль принес две свечки и поставил их на подоконник, хотя было уже совсем светло. Спина Долохова в белой рубашке и курчавая голова его были освещены с обеих сторон. Все столпились у окна. Англичанин стоял впереди. Пьер улыбался и ничего не говорил. Один из присутствующих, постарше других, с испуганным и сердитым лицом, вдруг продвинулся вперед и хотел схватить Долохова за рубашку.
– Господа, это глупости; он убьется до смерти, – сказал этот более благоразумный человек.
Анатоль остановил его:
– Не трогай, ты его испугаешь, он убьется. А?… Что тогда?… А?…
Долохов обернулся, поправляясь и опять расперевшись руками.
– Ежели кто ко мне еще будет соваться, – сказал он, редко пропуская слова сквозь стиснутые и тонкие губы, – я того сейчас спущу вот сюда. Ну!…
Сказав «ну»!, он повернулся опять, отпустил руки, взял бутылку и поднес ко рту, закинул назад голову и вскинул кверху свободную руку для перевеса. Один из лакеев, начавший подбирать стекла, остановился в согнутом положении, не спуская глаз с окна и спины Долохова. Анатоль стоял прямо, разинув глаза. Англичанин, выпятив вперед губы, смотрел сбоку. Тот, который останавливал, убежал в угол комнаты и лег на диван лицом к стене. Пьер закрыл лицо, и слабая улыбка, забывшись, осталась на его лице, хоть оно теперь выражало ужас и страх. Все молчали. Пьер отнял от глаз руки: Долохов сидел всё в том же положении, только голова загнулась назад, так что курчавые волосы затылка прикасались к воротнику рубахи, и рука с бутылкой поднималась всё выше и выше, содрогаясь и делая усилие. Бутылка видимо опорожнялась и с тем вместе поднималась, загибая голову. «Что же это так долго?» подумал Пьер. Ему казалось, что прошло больше получаса. Вдруг Долохов сделал движение назад спиной, и рука его нервически задрожала; этого содрогания было достаточно, чтобы сдвинуть всё тело, сидевшее на покатом откосе. Он сдвинулся весь, и еще сильнее задрожали, делая усилие, рука и голова его. Одна рука поднялась, чтобы схватиться за подоконник, но опять опустилась. Пьер опять закрыл глаза и сказал себе, что никогда уж не откроет их. Вдруг он почувствовал, что всё вокруг зашевелилось. Он взглянул: Долохов стоял на подоконнике, лицо его было бледно и весело.