Корельский уезд

Коре́льский уезд — один из уездов на северо-западе Водской пятины Новгородской земли. Центр — город Корела (ныне — Приозерск). Уезд включал земли востока Карельского перешейка и Северное Приладожье, населённые в основном корелой — племенем, предком современных карел.

История

Первые упоминания уезда содержатся в Писцовой книге 1500 года, в которой он является административной единицей Водской пятины. В таком качестве уезд существовал до 1580 года, когда был захвачен шведскими войсками под командованием Понтуса Делагарди. Под властью Швеции он носит названия «Кексгольмский лен» и делится на герцогства и графства. В 1595 году приладожские земли вновь возвращаются России по Тявзинскому миру, и на них восстанавливается прежнее русское административное деление. В 1609 году, пытаясь при помощи шведов изгнать с русской территории польские войска, царь Василий Шуйский заключает со Швецией Выборгский договор, по которому в обмен на военную помощь обещает передать королю Корельский уезд. И хотя договор не был выполнен, в 1611 год шведы силой захватывают уезд, который вновь становится Кексгольмским лёном. В 1617 год по Столбовскому миру он официально входит в состав Шведского государства. Создаётся генерал-губернаторство с центром в Нарве, объединяющее Ореховский и Кексгольмский лён. Первым губернатором становится Якоб Делагарди, отвоевавший эти земли для Швеции. С 1630 года Кексгольмский лён становится владением короля, и имеет особую юрисдикцию — не имея представителей в риксдаге и не поставляя в армию рекрутов.

Впоследствии, когда его территория по Ништадскому миру 1721 года вернулась к России, городу Кореле было оставлено его шведское название Кексгольм, а уезд стал называться Кексгольмской провинцией. В 1743 году, вошёл в Выборгскую губернию как Кексгольмский уезд, и впоследствии был разделён на три уезда: Нижнекексгольмский, Среднекексгольмский и Верхнекексгольмский. В середине XIX века вновь объединён в единый уезд.

В 1918 году оказывается в составе независимой Финляндии и прекращает своё существование как административная единица.

Состав

Деление земли карел на погосты существовало с древнейших времён, по крайней мере, они упоминаются как сложившиеся единицы в Ореховецком договоре 1323 года. Существовал ли тогда Корельский уезд — неясно, и о включении погостов в его состав можно говорить уверенно только применительно к XV веку, когда составленная в 1500 году Переписная окладная книга Водской пятины зафиксировала названия уездов, в том числе Корельского, и деление их на погосты. В частности, там перечисляются:

• Городенский погост с центром в городе Кореле, ныне — Приозерск (Приозерский район Ленинградской области)
• Михайловский Сакульский погост с центром в селении Сакула (Саккула, Саккола), ныне — Громово (Приозерский район Ленинградской области)
• Васильевский Ровдужский погост с центром в селении Рауту (Реутово), ныне — Сосново (Приозерский район Ленинградской области)
• Богородицкий Кирьяжский погост с центром в селении Куркиёки (Кирьяж?), ныне — Куркиёки (Лахденпохский район Карелии)
• Никольский Сердовольский погост с центром в селении Сердоволь (Сердоболь, Сордавала), ныне — Сортавала (Сортавальский район Карелии)
• Воскресенской Соломянский погост с центром в селении Салми (Питкярантский район Карелии).
• Ильинский Иломонский погост с центром в селении Иломанси (Северная Карелия Финляндии);

Погосты именовались следующим образом: первое прилагательное происходило от имени святого, во славу которого была освящена погоская церковь, а второе — по названию главного поселения погоста. Очевидно, что прежде деление на погосты могло быть иным, например, в бересте № 248 упоминается неизвестный по переписной книге 1500 года Кюлолакский погост, наряду с известным Кирьяжским:

Беют челом корила погоская Кюлолакская и Кюриеская Господину Новугороду…

Следует упомянуть ещё три погоста, которые до захвата их Швецией в конце XIII века имели общую судьбу с землями будущего Корельского уезда, это Огребу, Яскы и Севилакша — они располагались на западе и севере Карельского перешейка, и также были населены карелами.

География

Уезд охватывал основную племенную территорию племени корела, за исключением погостов, находящихся с 1323 года в составе Швеции: это восточная часть Карельского перешейка и Северное Приладожье. На западе он граничил со Швецией, на севере — с Норвегией и Северным Ледовитым океаном, на востоке — с Обонежской пятиной Новгородской республики. Более плотно были населены погосты на северо-западном берегу Ладоги — Кирьяжский и Сердовольский, наименее — обширные погосты севера уезда, Иломанский и Соломенский. Населявшие уезд карелы занимались земледелием: выращивали рожь, ячмень; разводили скот, охотились, в том числе на пушного зверя, ловили рыбу. Особенно славились лошади особой корельской породы, о которых упоминалось в договорах Новгорода с немецкими купцами.

См. также

• Корельская земля

Литература

• Неволин К. А. [elibrary.karelia.ru/book.shtml?levelID=004002&id=2570&cType=2 О пятинах и погостах новгородских в XVI веке, с приложением карты. Санкт-петербург: Тип. императорской Академии Наук, 1853]
• [www.aroundspb.ru/history/temple/eparh1.php Дмитриев А. П. История Корельской (Кексгольмской) епархии. «Вуокса». Приозерский краеведческий альманах. Приозерск. 2000 г.]

Отрывок, характеризующий Корельский уезд

Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.