Ламонт, Корлисс

Корлисс Ламонт (англ. Corliss Lamont) (28 марта 1902 — 26 апреля 1995) — американский философ и общественный деятель, защитник гражданских свобод, один из создателей теории так называемого натуралистического гуманизма, впоследствии явившегося основой для возникновения одного из направлений гуманистической мысли — светского гуманизма.

Автор 16 книг, сотен памфлетов и тысяч писем в редакции периодических изданий по значительным социальным вопросам, имевшим отношение к его деятельности в защиту мира и гражданских свобод.

Политические убеждения

Бо́льшую часть своей жизни Ламонт придерживался левых взглядов. В 1930-е гг. он открыто заявлял о своих симпатиях к марксизму и Советскому Союзу, оказывал ему финансовую помощь. Ламонт многое сделал для развития американо-советских связей. Он возглавлял Конгресс американо-советской дружбы (с 1942 г.), а затем — Национальный совет американо-советской дружбы (1943-46).

В 1936 г. участвовал в создании и финансировании журнала «Marxist Quarterly». После публикации результатов расследования комиссии Дьюи о фальсификации материалов Московских процессов Ламонт, как и многие другие левые интеллектуалы на Западе, отказался признать их правоту и подписал совместное «Открытое письмо американским либералам» с призывом поддержать действия Сталина ради «сохранения прогрессивной демократии».

Ламонт сохранял свои симпатии к СССР и во время Второй мировой войны, и после создания в Восточной Европе прокоммунистических режимов и разделения Европы на два лагеря. В 1952 г. он даже опубликовал памфлет под заглавием «Миф о советской агрессии» (The Myth of Soviet Aggression). Лишь годом спустя, в 1953 г., он выпустил свою работу «Почему я не коммунист» (Why I Am Not a Communist). Несмотря на увлечение марксизмом, он никогда не состоял в Коммунистической партии США.

В 1932—1954 гг. Ламонт возглавлял Американский союз гражданских свобод (American Civil Liberties Union) и до самой смерти являлся председателем Национального чрезвычайного комитета по гражданским свободам (National Emergency Civil Liberties Committee), который успешно противостоял разгулу маккартизма.

В 1950-е — 1960-е гг. он подвергался преследованиям за свои убеждения. В конце 1950-х гг. он выиграл судебный иск против Государственного департамента, отказывавшегося с 1951 по 1958 гг. оформлять ему паспорт под предлогом, что его поездка за границу «может противоречить интересам Соединённых Штатов». В 1959 г. Ламонт с восторгом принял победу кубинской революции и стал горячим сторонником Фиделя Кастро. В 1965 г. он добился решения Верховного суда об отмене цензуры входящей почты. В 1973 г. он обнаружил, что ФБР в течение 30 лет занималось прослушиванием его телефонных переговоров и анализом налоговых деклараций и банковских чеков. Он выиграл ещё один иск против Центрального разведывательного управления, вскрывавшего его переписку.

Философия гуманизма

Одним из наиболее известных трудов Ламонта стала неоднократно переиздававшаяся книга «Философия гуманизма» (The philosophy of humanism), вышедшая в свет в 1949 г. под названием «Гуманизм как философия» (Humanism as a Philosophy). Это произведение многими рассматривается как классическая работа по натуралистическому гуманизму (naturalistic humanism). Книга, фактически представляющая собой учебный курс, раскрывает смысл гуманизма, гуманистическую традицию в философии и культуре, гуманистическое понимание жизни и представления о Вселенной, отношение гуманизма к разуму и науке, а также проблемы гуманистической этики.

Ламонт отмечал, что предлагаемую им философию гуманизма в его современной форме можно «охарактеризовать более определённо как научный гуманизм, светский (secular) гуманизм, натуралистический гуманизм или демократический гуманизм, в зависимости от акцента, который ему стремятся придать». Это философское кредо базируется на следующих утверждениях:

• все формы сверхъестественного являются мифом, а Природа (Nature) как существующая независимо от сознания и находящаяся в постоянном изменении система материи и энергии, составляет полноту бытия;
• человек является продуктом природной эволюции, его сознание неразрывно связано с деятельностью мозга и не имеет шансов выжить после смерти;
• люди обладают способностью решать собственные проблемы, руководствуясь разумом и применяя научный метод;
• люди, хотя и связаны с прошлым, но, тем не менее, обладают свободой творческого выбора и действия;
• этика составляет основу всех человеческих ценностей в посюсторонних (this-earthly) формах опыта и видах отношений;
• индивид достигает блага, гармонично сочетая личные желания и непрерывное саморазвитие с работой, вносящей вклад в благосостояние общества;
• необходимо возможно более широкое развитие искусства; эстетический опыт может стать одной из основных реальностей в жизни людей;
• необходима долгосрочная социальная программа, предусматривающая установление во всём мире демократии, мира и высокого уровня жизни;
• полное осуществление разума и научного метода возможно во всех областях экономической, политической и культурной жизни;
• в соответствии с научным методом гуманизм предполагает бесконечное развитие своих основных предположений и убеждений. Гуманизм – это не новая догма, но развивающаяся философия, остающаяся всегда открытой к экспериментальной проверке, новым фактам и более строгим рассуждениям.

Библиография

• «Россия день за днём» («Russia day by day», совместно с Маргарет И. Ламонт, 1933),
• [ijkl.ru/a510 «Иллюзия бессмертия»] («The illusion of immortality», 1935; рус. пер. — 1984) — переработанный вариант докторской диссертации,
• «Свобода должна быть свободой на деле: гражданские свободы в Америке» («Freedom is as freedom does: civil liberties in America», 1942; рус. пер. — 1958),
• «Народы Советского Союза» («The peoples of the Soviet Union», 1946),
• «Гуманистические похороны» («A humanist funeral service», 1947),
• «Гуманизм как философия» («Humanism as a Philosophy», 1949) — несколько раз переиздавалась под названием «Философия гуманизма» («The philosophy of humanism»),
• «Независимый разум» («The independent mind», 1951),
• «Советская цивилизация» («Soviet civilization», 1955),
• «Диалог о Джоне Дьюи» («Dialogue on John Dewey», 1959),
• «Диалог о Джордже Сантаяне» («Dialogue on George Santayana», 1959),
• «Гуманистическая свадьба» («A humanist wedding service», 1970),
• «Голоса в пустыне: избранные эссе за пятьдесят лет» («Voices in the wilderness: collected essays of fifty years», 1974),
• «Жизни — да. Мемуары Корлисса Ламонта» («Yes to life — memoirs of Corliss Lamont», 1981),
• «Вспоминая Джона Мэйсфилда» («Remembering John Masefield», 1990)

Отрывок, характеризующий Ламонт, Корлисс

– Что тебе? – спросила графиня испуганно, но, по лицу дочери увидев, что это была шалость, строго замахала ей рукой, делая угрожающий и отрицательный жест головой.
Разговор притих.
– Мама! какое пирожное будет? – еще решительнее, не срываясь, прозвучал голосок Наташи.
Графиня хотела хмуриться, но не могла. Марья Дмитриевна погрозила толстым пальцем.
– Казак, – проговорила она с угрозой.
Большинство гостей смотрели на старших, не зная, как следует принять эту выходку.
– Вот я тебя! – сказала графиня.
– Мама! что пирожное будет? – закричала Наташа уже смело и капризно весело, вперед уверенная, что выходка ее будет принята хорошо.
Соня и толстый Петя прятались от смеха.
– Вот и спросила, – прошептала Наташа маленькому брату и Пьеру, на которого она опять взглянула.
– Мороженое, только тебе не дадут, – сказала Марья Дмитриевна.
Наташа видела, что бояться нечего, и потому не побоялась и Марьи Дмитриевны.
– Марья Дмитриевна? какое мороженое! Я сливочное не люблю.
– Морковное.
– Нет, какое? Марья Дмитриевна, какое? – почти кричала она. – Я хочу знать!
Марья Дмитриевна и графиня засмеялись, и за ними все гости. Все смеялись не ответу Марьи Дмитриевны, но непостижимой смелости и ловкости этой девочки, умевшей и смевшей так обращаться с Марьей Дмитриевной.
Наташа отстала только тогда, когда ей сказали, что будет ананасное. Перед мороженым подали шампанское. Опять заиграла музыка, граф поцеловался с графинюшкою, и гости, вставая, поздравляли графиню, через стол чокались с графом, детьми и друг с другом. Опять забегали официанты, загремели стулья, и в том же порядке, но с более красными лицами, гости вернулись в гостиную и кабинет графа.


Раздвинули бостонные столы, составили партии, и гости графа разместились в двух гостиных, диванной и библиотеке.
Граф, распустив карты веером, с трудом удерживался от привычки послеобеденного сна и всему смеялся. Молодежь, подстрекаемая графиней, собралась около клавикорд и арфы. Жюли первая, по просьбе всех, сыграла на арфе пьеску с вариациями и вместе с другими девицами стала просить Наташу и Николая, известных своею музыкальностью, спеть что нибудь. Наташа, к которой обратились как к большой, была, видимо, этим очень горда, но вместе с тем и робела.
– Что будем петь? – спросила она.
– «Ключ», – отвечал Николай.
– Ну, давайте скорее. Борис, идите сюда, – сказала Наташа. – А где же Соня?
Она оглянулась и, увидав, что ее друга нет в комнате, побежала за ней.
Вбежав в Сонину комнату и не найдя там свою подругу, Наташа пробежала в детскую – и там не было Сони. Наташа поняла, что Соня была в коридоре на сундуке. Сундук в коридоре был место печалей женского молодого поколения дома Ростовых. Действительно, Соня в своем воздушном розовом платьице, приминая его, лежала ничком на грязной полосатой няниной перине, на сундуке и, закрыв лицо пальчиками, навзрыд плакала, подрагивая своими оголенными плечиками. Лицо Наташи, оживленное, целый день именинное, вдруг изменилось: глаза ее остановились, потом содрогнулась ее широкая шея, углы губ опустились.
– Соня! что ты?… Что, что с тобой? У у у!…
И Наташа, распустив свой большой рот и сделавшись совершенно дурною, заревела, как ребенок, не зная причины и только оттого, что Соня плакала. Соня хотела поднять голову, хотела отвечать, но не могла и еще больше спряталась. Наташа плакала, присев на синей перине и обнимая друга. Собравшись с силами, Соня приподнялась, начала утирать слезы и рассказывать.
– Николенька едет через неделю, его… бумага… вышла… он сам мне сказал… Да я бы всё не плакала… (она показала бумажку, которую держала в руке: то были стихи, написанные Николаем) я бы всё не плакала, но ты не можешь… никто не может понять… какая у него душа.
И она опять принялась плакать о том, что душа его была так хороша.
– Тебе хорошо… я не завидую… я тебя люблю, и Бориса тоже, – говорила она, собравшись немного с силами, – он милый… для вас нет препятствий. А Николай мне cousin… надобно… сам митрополит… и то нельзя. И потом, ежели маменьке… (Соня графиню и считала и называла матерью), она скажет, что я порчу карьеру Николая, у меня нет сердца, что я неблагодарная, а право… вот ей Богу… (она перекрестилась) я так люблю и ее, и всех вас, только Вера одна… За что? Что я ей сделала? Я так благодарна вам, что рада бы всем пожертвовать, да мне нечем…
Соня не могла больше говорить и опять спрятала голову в руках и перине. Наташа начинала успокоиваться, но по лицу ее видно было, что она понимала всю важность горя своего друга.
– Соня! – сказала она вдруг, как будто догадавшись о настоящей причине огорчения кузины. – Верно, Вера с тобой говорила после обеда? Да?
– Да, эти стихи сам Николай написал, а я списала еще другие; она и нашла их у меня на столе и сказала, что и покажет их маменьке, и еще говорила, что я неблагодарная, что маменька никогда не позволит ему жениться на мне, а он женится на Жюли. Ты видишь, как он с ней целый день… Наташа! За что?…
И опять она заплакала горьче прежнего. Наташа приподняла ее, обняла и, улыбаясь сквозь слезы, стала ее успокоивать.
– Соня, ты не верь ей, душенька, не верь. Помнишь, как мы все втроем говорили с Николенькой в диванной; помнишь, после ужина? Ведь мы всё решили, как будет. Я уже не помню как, но, помнишь, как было всё хорошо и всё можно. Вот дяденьки Шиншина брат женат же на двоюродной сестре, а мы ведь троюродные. И Борис говорил, что это очень можно. Ты знаешь, я ему всё сказала. А он такой умный и такой хороший, – говорила Наташа… – Ты, Соня, не плачь, голубчик милый, душенька, Соня. – И она целовала ее, смеясь. – Вера злая, Бог с ней! А всё будет хорошо, и маменьке она не скажет; Николенька сам скажет, и он и не думал об Жюли.
И она целовала ее в голову. Соня приподнялась, и котеночек оживился, глазки заблистали, и он готов был, казалось, вот вот взмахнуть хвостом, вспрыгнуть на мягкие лапки и опять заиграть с клубком, как ему и было прилично.
– Ты думаешь? Право? Ей Богу? – сказала она, быстро оправляя платье и прическу.
– Право, ей Богу! – отвечала Наташа, оправляя своему другу под косой выбившуюся прядь жестких волос.
И они обе засмеялись.
– Ну, пойдем петь «Ключ».
– Пойдем.
– А знаешь, этот толстый Пьер, что против меня сидел, такой смешной! – сказала вдруг Наташа, останавливаясь. – Мне очень весело!
И Наташа побежала по коридору.
Соня, отряхнув пух и спрятав стихи за пазуху, к шейке с выступавшими костями груди, легкими, веселыми шагами, с раскрасневшимся лицом, побежала вслед за Наташей по коридору в диванную. По просьбе гостей молодые люди спели квартет «Ключ», который всем очень понравился; потом Николай спел вновь выученную им песню.