Кормчая книга
Поделись знанием:
пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
| ||||
| ||||
| Синодальная Кормчая 1282 г. (Новгород), в числе других статей содержащая Русскую Правду | ||||
| Автор(ы) | священнослужители, монахи | |||
| Дата написания | с XI в. | |||
| Язык оригинала | старославянский, древнерусский | |||
| Описывает | XI—XIX вв. | |||
| Оригинал | сохранился | |||
|
| ||||
Ко́рмчая книга, Ко́рмчая (церк.-слав. кормчий, ст.-слав. кръмьчии — рулевой), Пида́лион (греч. Πηδάλιον, Πηδαλίων — кормовое весло, кормило, рукоять кормила или руль), или Номокано́н (греч. Νομοκανών от греч. νόμος - закон, устав + греч. κᾰνών - канон, правило) — сборники церковных и светских законов (см. также Византийское право), являвшихся руководством при управлении церковью и в церковном суде православных славянских стран; также служили для передачи различных древних текстов. Языки: старославянский, древнерусский.
Содержание
История
Восходят к византийскому Номоканону, составленному в VI веке константинопольским патриархом Иоанном Схоластиком. Во второй половине XI века Номоканон был переведён для болгарской церкви и затем распространён на Руси.[1][2] С конца XIII века Номоканоны в русской переработке получили название "Кормчие книги", они дополнялись на Руси нормами светского права.
В 1274 году на церковном соборе во Владимире[3] (ряд исследователей считают, что это событие произошло в Киеве на год раньше[4]) митрополит Кирилл предложил в качестве руководства для управления церковью Кормчую книгу, переведённую около 1225 года в Сербии с греческого языка на церковнославянский.
В XIII веке появилась ещё одна разновидность Кормчей, где некоторые элементы болгарских и сербских Кормчих книг были сведены воедино. Эта так называемая Софийская, или Синодальная, редакция (получившая название по месту обнаружения в Софийском соборе Новгорода и хранившаяся затем в Синодальной библиотеке в Москве) дополнена была и русскими статьями: Русской правды, уставами князей Владимира и Ярослава, правилами Владимирского собора 1274 года и др. Синодальная Кормчая книга получила широкое распространение и дошла до нас в большом количестве списков.
В конце XV — начале XVI вв. Кормчие книги из-за значительного числа разночтений подверглись пересмотру. В 1650 году была издана в типографии так называемая Иосифовская Кормчая книга, основанная на Законоправиле Святого Саввы, в 1653 году — Никоновская (по имени патриархов Иосифа и Никона), в 1787 году — так называемая Екатерининская Кормчая книга. Последнее издание Кормчей книги — 1816 год.
С 1816 года вместо Кормчей в России издается Книга правил. Книга правил содержит в себе сборник единых поместных канонов (правил) Русской Православной Церкви и древних канонов, принятых на Вселенских Всеправославных Соборах.[5]
Некоторые Кормчие
- Древнеславянская кормчая XIV титулов
- Ефремовская Кормчая
- Сербская Кормчая
- Иловицкая Кормчая
- Синодальная Кормчая
- Расская Кормчая
- Дечанская Кормчая
- Пчинская Кормчая
- Морачская Кормчая
- Иосифовская Кормчая
- Никоновская Кормчая
- Екатерининская Кормчая
См. также
Напишите отзыв о статье "Кормчая книга"
Примечания
- ↑ [txt.drevle.com/person/beneshevich.html Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкования том 1 (Домонгольская)]
- ↑ [commons.wikimedia.org/wiki/Special:UploadWizard Бенешевич Древнеславянская кормчая XIV титулов том 1]
- ↑ [ancient-orthodoxy.narod.ru/doc/1274.htm Определения Владимирского собора 1274 года]
- ↑ Ивакин Г. Киев в XII—XV веках — Киев, «Наукова думка», 1982 — с.22
- ↑ [azbyka.ru/dictionary/10/kanony_tserkovnye.shtml Церковные каноны Азбука веры.]
Литература
- Каталог славяно-русских рукописных книг XVI века, хранящихся в Российском государственном архиве древних актов / Федер. арх. агентство; сост.: О. В. Беляков и др.; под ред. Л. В. Мошковой. — 2-е стер. изд.. — М. : Древлехранилище, 2006. Вып. 1 : Апостол — Кормчая. — 2006. — 589 с.
Издания
- Палеографический снимок текста Русской правды по новгородской Кормчей книге XIII века / Скопир. с подлинника студентами Ист.-филол. фак. Имп. с-петерб. ун-та под рук. И. И. Срезневского. — СПб. : Тип. Якобсон, 1888.
- Мазуринская кормчая : Памятник межславянских культурных связей XIV—XVI вв.: Исследование. Тексты. — М. : Индрик, 2002. — 853 с.
- Кормчая, напечатанная с оригинала патриарха Иосифа. — М.: Журнал «Церковь», 1912 (1650). — 1481 с.[commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_1.djvu Часть 1][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_2.djvu Часть 2][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_3.djvu Часть 3][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_4.djvu Часть 4][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_5.djvu Часть 5][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_6.djvu Часть 6][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_7.djvu Часть 7][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_8.djvu Часть 8][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_9.djvu Часть 9][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_10.djvu Часть 10][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_11.djvu Часть 11][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_12.djvu Часть 12][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_13.djvu Часть 13][commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_%D1%87%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C_14.djvu Часть 14]
Исследования
- Розенкампф Густав Андреевич. [dlib.rsl.ru/01003542004 О Кормчей книге : Введение к сочинению барона Г.А. Розенкампфа. Санктпетербург : В типографии Карла Крайя, 1827]
- Розенкампф Густав Андреевич. [dlib.rsl.ru/viewer/01003542031#?page=3 Обозрение Кормчей книги в историческом виде / соч. бар. Розенкампфа; Издано О-вом истории и древностей рос. при Имп. Моск. ун-те. — Москва : В Университетской типографии, 1829. — 274 c.]
- Розенкампф Густав Андреевич. [dlib.rsl.ru/viewer/01003558221#?page=1 Обозрение Кормчей книги в историческом виде / соч. бар. Г. А. Розенкампфа. — 2-е изд.. — СПб. : В тип. Имп. Акад. наук, 1839. — Второе тиснение с многими переменами и прибавлениями, начатое сочинителем, а по кончине его изданное В.Анастасевичем. (Розенкампф Густав Андреевич, Печерин Владимир Сергеевич).]
- Калачов Николай Васильевич. [dlib.rsl.ru/01003542327 О значении Кормчей в системе древнего русского права / соч. Н. Калачова, д. чл. Имп. о-ва истории и древностей рос. при Моск. ун-те. — М. : В унив. тип., 1850. — Из № 3 и 4 Чтений, издав. Имп. о-вом истории и древностей рос. при Моск. ун-те, 1847 г.]
- Павлов Алексей Степанович. [dlib.rsl.ru/viewer/01003579479#?page=9 Первоначальный славяно-русский Номоканон / соч. А Павлова. — Казань : В унив. тип., 1869. (Павлов Алексей Степанович, Срезневский Измаил Иванович)]
- Павлов Алексей Степанович. 50-я глава Кормчей книги, как исторический и практический источник русского брачного права / А. Павлова, заслуж. орд. проф. Имп. моск. ун-та. — М. : В унив. тип. (М. Катков), 1887. — 452 с.. — Отт. из Ученых зап. Имп. моск. ун-та. — Посвящ. архиеп. Алексию Виленскому и Литовскому.
- Срезневский Измаил Иванович. Обозрение древних русских списков Кормчей книги : С прил. фототип. снимка из Ефрем. Кормчей. — СПб. : Тип. Имп. Акад. наук, 1897. — 206 с.
- Срезневский Измаил Иванович. Обозрение древних русских списков Кормчей книги : с прил. фототип. снимка из Ефремовской кормчей / труд И. И. Срезневского. — Из Сб. ОРЯС, Т.65, N 2.
- Бенешевич Владимир Николаевич. Древнеславянская Кормчая XIV титулов без толкований = Syntagma XIV titulorum sine scholiis / изд. Отд-ния рус. яз. и словесности Имп. Акад. анук. — СПб. : Тип. Имп. Акад. наук, 1906—1907. — 3 т.
- Обнорский Сергей Петрович. О языке Ефремовской кормчей XII века. — СПб. : Тип. Имп. Акад. наук, 1912. (Исследования по русскому языку; Т.3, вып.1)
- Максимович К. А. Законъ соудьныи людьмъ. Источниковедческие и лингвистические аспекты исследования славянского юридического памятника. — М., 2004. (в том числе об Устюжской Кормчей XIII—XIV веков).
- Максимович К. А. К вопросу о «мефодиевских» папистских схолиях в Кормчей Ефремовской редакции / К. А. Максимович // Славяноведение. — 2006. — N 2. — С. 78-88.
- Белякова Елена Владимировна. Мазуринская редакция кормчей и её историко-культурное значение на Руси : Автореф. дис… канд. ист. наук. — М. : б. и., 1998.
- Белякова Е. В. «Латгальские листы» — древнейший список Чудовской редакции Кормчей / Е. В. Белякова, Н. Морозова // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. — 2011. — № 3, Ч. 1 (сентябрь). — С. 17-18.
- Белякова Е. В. Издание Кормчей Книги и проблема смены культурной ориентации / Е. В. Белякова // Российская история. — 2011. — N 4. — С. 103—113. — Примеч.: с. 111—113.
- Белякова Е. В. Издание печатной Кормчей (1653) и «византизм» в русской государственности / Е. В. Белякова // Вестник Московского университета. Сер. 8, История. — 2012. — № 5. — С. 34-50.
- Полознев Д. Ф. Место Церкви в государстве и обществе по Соборному уложению 1649 года и Кормчей 1650 года. — С. 101—104
Ссылки
- [commons.wikimedia.org/wiki/File:%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D1%87%D0%B0%D1%8F_1650.pdf Кормчая 1650 года] в Викимедии
|
кормчая книга в Викисловаре? |
|---|---|
|
кормчая книга в Викицитатнике? |
- [drevo-info.ru/ Открытая православная энциклопедия «Древо»]
- [kopajglubze.ucoz.ru/load/5 Кормчая, напечатанная с оригинала патриарха Иосифа]. — М.: Журнал «Церковь», 1912 (1650). — 1481 с.
- Кормчая [www.stsl.ru/manuscripts/staropechatnye-knigi/9-1] [www.stsl.ru/manuscripts/staropechatnye-knigi/16-1]. — М., 1653.
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кормчая книга
и т. д. (французская песня) ]пропел Морель, подмигивая глазом.
Сe diable a quatre…
– Виварика! Виф серувару! сидябляка… – повторил солдат, взмахнув рукой и действительно уловив напев.
– Вишь, ловко! Го го го го го!.. – поднялся с разных сторон грубый, радостный хохот. Морель, сморщившись, смеялся тоже.
– Ну, валяй еще, еще!
Qui eut le triple talent,
De boire, de battre,
Et d'etre un vert galant…
[Имевший тройной талант,
пить, драться
и быть любезником…]
– A ведь тоже складно. Ну, ну, Залетаев!..
– Кю… – с усилием выговорил Залетаев. – Кью ю ю… – вытянул он, старательно оттопырив губы, – летриптала, де бу де ба и детравагала, – пропел он.
– Ай, важно! Вот так хранцуз! ой… го го го го! – Что ж, еще есть хочешь?
– Дай ему каши то; ведь не скоро наестся с голоду то.
Опять ему дали каши; и Морель, посмеиваясь, принялся за третий котелок. Радостные улыбки стояли на всех лицах молодых солдат, смотревших на Мореля. Старые солдаты, считавшие неприличным заниматься такими пустяками, лежали с другой стороны костра, но изредка, приподнимаясь на локте, с улыбкой взглядывали на Мореля.
– Тоже люди, – сказал один из них, уворачиваясь в шинель. – И полынь на своем кореню растет.
– Оо! Господи, господи! Как звездно, страсть! К морозу… – И все затихло.
Звезды, как будто зная, что теперь никто не увидит их, разыгрались в черном небе. То вспыхивая, то потухая, то вздрагивая, они хлопотливо о чем то радостном, но таинственном перешептывались между собой.
Х
Войска французские равномерно таяли в математически правильной прогрессии. И тот переход через Березину, про который так много было писано, была только одна из промежуточных ступеней уничтожения французской армии, а вовсе не решительный эпизод кампании. Ежели про Березину так много писали и пишут, то со стороны французов это произошло только потому, что на Березинском прорванном мосту бедствия, претерпеваемые французской армией прежде равномерно, здесь вдруг сгруппировались в один момент и в одно трагическое зрелище, которое у всех осталось в памяти. Со стороны же русских так много говорили и писали про Березину только потому, что вдали от театра войны, в Петербурге, был составлен план (Пфулем же) поимки в стратегическую западню Наполеона на реке Березине. Все уверились, что все будет на деле точно так, как в плане, и потому настаивали на том, что именно Березинская переправа погубила французов. В сущности же, результаты Березинской переправы были гораздо менее гибельны для французов потерей орудий и пленных, чем Красное, как то показывают цифры.
Единственное значение Березинской переправы заключается в том, что эта переправа очевидно и несомненно доказала ложность всех планов отрезыванья и справедливость единственно возможного, требуемого и Кутузовым и всеми войсками (массой) образа действий, – только следования за неприятелем. Толпа французов бежала с постоянно усиливающейся силой быстроты, со всею энергией, направленной на достижение цели. Она бежала, как раненый зверь, и нельзя ей было стать на дороге. Это доказало не столько устройство переправы, сколько движение на мостах. Когда мосты были прорваны, безоружные солдаты, московские жители, женщины с детьми, бывшие в обозе французов, – все под влиянием силы инерции не сдавалось, а бежало вперед в лодки, в мерзлую воду.
Стремление это было разумно. Положение и бегущих и преследующих было одинаково дурно. Оставаясь со своими, каждый в бедствии надеялся на помощь товарища, на определенное, занимаемое им место между своими. Отдавшись же русским, он был в том же положении бедствия, но становился на низшую ступень в разделе удовлетворения потребностей жизни. Французам не нужно было иметь верных сведений о том, что половина пленных, с которыми не знали, что делать, несмотря на все желание русских спасти их, – гибли от холода и голода; они чувствовали, что это не могло быть иначе. Самые жалостливые русские начальники и охотники до французов, французы в русской службе не могли ничего сделать для пленных. Французов губило бедствие, в котором находилось русское войско. Нельзя было отнять хлеб и платье у голодных, нужных солдат, чтобы отдать не вредным, не ненавидимым, не виноватым, но просто ненужным французам. Некоторые и делали это; но это было только исключение.
Назади была верная погибель; впереди была надежда. Корабли были сожжены; не было другого спасения, кроме совокупного бегства, и на это совокупное бегство были устремлены все силы французов.
Чем дальше бежали французы, чем жальче были их остатки, в особенности после Березины, на которую, вследствие петербургского плана, возлагались особенные надежды, тем сильнее разгорались страсти русских начальников, обвинявших друг друга и в особенности Кутузова. Полагая, что неудача Березинского петербургского плана будет отнесена к нему, недовольство им, презрение к нему и подтрунивание над ним выражались сильнее и сильнее. Подтрунивание и презрение, само собой разумеется, выражалось в почтительной форме, в той форме, в которой Кутузов не мог и спросить, в чем и за что его обвиняют. С ним не говорили серьезно; докладывая ему и спрашивая его разрешения, делали вид исполнения печального обряда, а за спиной его подмигивали и на каждом шагу старались его обманывать.
Всеми этими людьми, именно потому, что они не могли понимать его, было признано, что со стариком говорить нечего; что он никогда не поймет всего глубокомыслия их планов; что он будет отвечать свои фразы (им казалось, что это только фразы) о золотом мосте, о том, что за границу нельзя прийти с толпой бродяг, и т. п. Это всё они уже слышали от него. И все, что он говорил: например, то, что надо подождать провиант, что люди без сапог, все это было так просто, а все, что они предлагали, было так сложно и умно, что очевидно было для них, что он был глуп и стар, а они были не властные, гениальные полководцы.
В особенности после соединения армий блестящего адмирала и героя Петербурга Витгенштейна это настроение и штабная сплетня дошли до высших пределов. Кутузов видел это и, вздыхая, пожимал только плечами. Только один раз, после Березины, он рассердился и написал Бенигсену, доносившему отдельно государю, следующее письмо:
«По причине болезненных ваших припадков, извольте, ваше высокопревосходительство, с получения сего, отправиться в Калугу, где и ожидайте дальнейшего повеления и назначения от его императорского величества».
Но вслед за отсылкой Бенигсена к армии приехал великий князь Константин Павлович, делавший начало кампании и удаленный из армии Кутузовым. Теперь великий князь, приехав к армии, сообщил Кутузову о неудовольствии государя императора за слабые успехи наших войск и за медленность движения. Государь император сам на днях намеревался прибыть к армии.
Старый человек, столь же опытный в придворном деле, как и в военном, тот Кутузов, который в августе того же года был выбран главнокомандующим против воли государя, тот, который удалил наследника и великого князя из армии, тот, который своей властью, в противность воле государя, предписал оставление Москвы, этот Кутузов теперь тотчас же понял, что время его кончено, что роль его сыграна и что этой мнимой власти у него уже нет больше. И не по одним придворным отношениям он понял это. С одной стороны, он видел, что военное дело, то, в котором он играл свою роль, – кончено, и чувствовал, что его призвание исполнено. С другой стороны, он в то же самое время стал чувствовать физическую усталость в своем старом теле и необходимость физического отдыха.
29 ноября Кутузов въехал в Вильно – в свою добрую Вильну, как он говорил. Два раза в свою службу Кутузов был в Вильне губернатором. В богатой уцелевшей Вильне, кроме удобств жизни, которых так давно уже он был лишен, Кутузов нашел старых друзей и воспоминания. И он, вдруг отвернувшись от всех военных и государственных забот, погрузился в ровную, привычную жизнь настолько, насколько ему давали покоя страсти, кипевшие вокруг него, как будто все, что совершалось теперь и имело совершиться в историческом мире, нисколько его не касалось.
Чичагов, один из самых страстных отрезывателей и опрокидывателей, Чичагов, который хотел сначала сделать диверсию в Грецию, а потом в Варшаву, но никак не хотел идти туда, куда ему было велено, Чичагов, известный своею смелостью речи с государем, Чичагов, считавший Кутузова собою облагодетельствованным, потому что, когда он был послан в 11 м году для заключения мира с Турцией помимо Кутузова, он, убедившись, что мир уже заключен, признал перед государем, что заслуга заключения мира принадлежит Кутузову; этот то Чичагов первый встретил Кутузова в Вильне у замка, в котором должен был остановиться Кутузов. Чичагов в флотском вицмундире, с кортиком, держа фуражку под мышкой, подал Кутузову строевой рапорт и ключи от города. То презрительно почтительное отношение молодежи к выжившему из ума старику выражалось в высшей степени во всем обращении Чичагова, знавшего уже обвинения, взводимые на Кутузова.
Разговаривая с Чичаговым, Кутузов, между прочим, сказал ему, что отбитые у него в Борисове экипажи с посудою целы и будут возвращены ему.
– C'est pour me dire que je n'ai pas sur quoi manger… Je puis au contraire vous fournir de tout dans le cas meme ou vous voudriez donner des diners, [Вы хотите мне сказать, что мне не на чем есть. Напротив, могу вам служить всем, даже если бы вы захотели давать обеды.] – вспыхнув, проговорил Чичагов, каждым словом своим желавший доказать свою правоту и потому предполагавший, что и Кутузов был озабочен этим самым. Кутузов улыбнулся своей тонкой, проницательной улыбкой и, пожав плечами, отвечал: – Ce n'est que pour vous dire ce que je vous dis. [Я хочу сказать только то, что говорю.]
