Кормянское гетто

Кормянское гетто
Тип	закрытое
Местонахождение	Корма Гомельской области
Период существования	август — 8 ноября 1941

Кормя́нское гетто — (август 1941 — 8 ноября 1941) — еврейское гетто, место принудительного переселения евреев городского посёлка Корма Гомельской области и близлежащих населённых пунктов в процессе преследования и уничтожения евреев во время оккупации территории Белоруссии войсками нацистской Германии в период Второй мировой войны.

В соответствии с переписью населения 1939 года в Корме проживал 981 еврей — 40,27 % от общего числа жителей.

Местечко было оккупировано подразделениями вермахта 15 августа 1941 года. Территория Кормы была включена в военную зону оккупации, являвшейся тыловой областью группы армий «Центр».

Создание гетто

Корма находилась под немецкой оккупацией 2 года 3 месяца — с 15 августа 1941 года по 26 ноября 1943 года. Сразу после захвата Кормы гитлеровцы стали проводить антиеврейские мероприятия. Одним из основных пунктов в программе уничтожения еврейского населения была сегрегация. С этой целью оккупанты согнали все еврейское население (около 700 человек, по другим данным 1 500) местечка в два гетто на улицах Абатурова и Школьную, причём все оставленное имущество у евреев было изъято.

Причина существования двух гетто в местечке Корма объясняется стремлением местных оккупационных властей разделить еврейское население по половому признаку «… было согнано в два лагеря (мужской и женский) еврейское население м. Корма». Территория обоих гетто была обнесена колючей проволокой и охранялась полицейскими.

Условия в гетто

Режим содержания узников в гетто был чрезвычайно тяжелым, была большая скученность узников, не соблюдались элементарные требования санитарии и гигиены. Пищи выдавалось мало или её не было вообще. По свидетельству Протиковой Е. А., когда к ней в дом заходили знакомые евреи, то «они были измученные, голодные и просили кусочек хлеба».

За время существования гетто нацисты, используя различные методы, отобрали все найденные у евреев ценные вещи и лучшую одежду. Обитателей гетто ежедневно изнуряли тяжелым физическим трудом (земляные работы, заготовка дров и т. д.).

Уничтожение гетто

В отношении евреев нацистами применялись репрессивные меры, осуществлявшиеся на фоне полного беззакония. Находившиеся в гетто люди подвергались систематическому избиению, пыткам и издевательствам. В сентябре 1941 года нацисты убили немощных узников гетто, причем планы свои они тщательно скрывали: «…к лагерю, где находилось еврейское население, подъехала автомашина немецкой комендатуры. Переводчик, фамилия которого не установлена, заявил, что кто чувствует себя больным выходите, отправим в больницу. На предложение дали согласие много женщин, стариков и детей. Их погрузили в автомашину и отвезли в ров за гор. пос. Корма, где и расстреляли».

Голод, отсутствие санитарно-медицинского обслуживания, изнурительный труд, скученность в местах изоляции приводили к большой смертности евреев местечка. Часть из них умерла в гетто, однако большинство было расстреляно нацистами.

Накануне массовой казни в ночь с 7 на 8 ноября 1941 года всех евреев согнали в здание средней школы Кормы. Здесь над ними глумились, требуя драгоценности, и вырвали у людей золотые коронки.

Утром, 8 ноября 1941 года, евреев местечка под конвоем подразделения жандармерии повели к месту убийства — оврагу, который находился в 500 метрах от посёлка. Гитлеровцы раздевали евреев, после чего убивали выстрелом в затылок. Детей бросали в яму живыми, а затем засыпали землёй. Убийством руководил военный комендант Кормы майор Розмайзель (чех по национальности). Вещи расстрелянных евреев после казни были разграблены.

Всего в Корме были замучены и убиты от 700 до 1500 евреев.

Память

В 1966 году в Корме на месте расстрела евреев был установлен обелиск.

Источники

• Г. Р. Винница. Холокост на оккупированной территории Восточной Беларуси в 1941—1945 годах. — Мн., 2011, ISBN 978-985-6950-96-7
• Адамушко В. И., Бирюкова О. В., Крюк В. П., Кудрякова Г. А. Справочник о местах принудительного содержания гражданского населения на оккупированной территории Беларуси 1941-1944. — Мн.: Национальный архив Республики Беларусь, Государственный комитет по архивам и делопроизводству Республики Беларусь, 2001. — 158 с. — 2000 экз. — ISBN 985-6372-19-4.
• "Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в Белорусской ССР (15—29 января 1946 года)" Мн., 1947, стр. 269;
• [rujen.ru/index.php/%D0%9A%D0%BE%D1%80%D0%BC%D0%B0 Корма] — статья из Российской еврейской энциклопедии
• [www.statearchive.ru/ Государственный архив Российской Федерации] (ГАРФ). — фонд 7021, опись 85, дело 215, листы 1, 2, 9;
• Судебный процесс по делу о злодеяниях, совершённых немецко-фашистскими захватчиками в БССР, стр. 269;
• [narb.by Национальный архив Республики Беларусь] (НАРБ). — ф. 4, оп. 29, д. 113, л. 667;
• Государственный архив Гомельской обл., ф. 1345, оп. 1, д. 5, лл. 1-2, 9;

Литература

• Ицхак Арад. Уничтожение евреев СССР в годы немецкой оккупации (1941—1944). Сборник документов и материалов, Иерусалим, издательство Яд ва-Шем, 1991, стр. 16 ISBN 9653080105
• Л. Смиловицкий, «Катастрофа евреев в Белоруссии, 1941—1944 гг.», Тель-Авив, 2000
• Р. А. Черноглазова, Х. Хеер. Трагедия евреев Белоруссии в 1941—1944 гг.: сборник материалов и документов Мн.: издательство Э. С. Гальперин, 1997, ISBN 985627902X

Отрывок, характеризующий Кормянское гетто

Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…
– Ну, вот всегда так, – махнув рукой, сказал Несвицкий. – Ты как здесь? – обратился он к Жеркову.
– Да за тем же. Однако ты отсырел, дай я тебя выжму.
– Вы сказали, господин штаб офицер, – продолжал полковник обиженным тоном…
– Полковник, – перебил свитский офицер, – надо торопиться, а то неприятель пододвинет орудия на картечный выстрел.
Полковник молча посмотрел на свитского офицера, на толстого штаб офицера, на Жеркова и нахмурился.
– Я буду мост зажигайт, – сказал он торжественным тоном, как будто бы выражал этим, что, несмотря на все делаемые ему неприятности, он всё таки сделает то, что должно.
Ударив своими длинными мускулистыми ногами лошадь, как будто она была во всем виновата, полковник выдвинулся вперед к 2 му эскадрону, тому самому, в котором служил Ростов под командою Денисова, скомандовал вернуться назад к мосту.
«Ну, так и есть, – подумал Ростов, – он хочет испытать меня! – Сердце его сжалось, и кровь бросилась к лицу. – Пускай посмотрит, трус ли я» – подумал он.
Опять на всех веселых лицах людей эскадрона появилась та серьезная черта, которая была на них в то время, как они стояли под ядрами. Ростов, не спуская глаз, смотрел на своего врага, полкового командира, желая найти на его лице подтверждение своих догадок; но полковник ни разу не взглянул на Ростова, а смотрел, как всегда во фронте, строго и торжественно. Послышалась команда.
– Живо! Живо! – проговорило около него несколько голосов.
Цепляясь саблями за поводья, гремя шпорами и торопясь, слезали гусары, сами не зная, что они будут делать. Гусары крестились. Ростов уже не смотрел на полкового командира, – ему некогда было. Он боялся, с замиранием сердца боялся, как бы ему не отстать от гусар. Рука его дрожала, когда он передавал лошадь коноводу, и он чувствовал, как со стуком приливает кровь к его сердцу. Денисов, заваливаясь назад и крича что то, проехал мимо него. Ростов ничего не видел, кроме бежавших вокруг него гусар, цеплявшихся шпорами и бренчавших саблями.
– Носилки! – крикнул чей то голос сзади.
Ростов не подумал о том, что значит требование носилок: он бежал, стараясь только быть впереди всех; но у самого моста он, не смотря под ноги, попал в вязкую, растоптанную грязь и, споткнувшись, упал на руки. Его обежали другие.
– По обоий сторона, ротмистр, – послышался ему голос полкового командира, который, заехав вперед, стал верхом недалеко от моста с торжествующим и веселым лицом.
Ростов, обтирая испачканные руки о рейтузы, оглянулся на своего врага и хотел бежать дальше, полагая, что чем он дальше уйдет вперед, тем будет лучше. Но Богданыч, хотя и не глядел и не узнал Ростова, крикнул на него:
– Кто по средине моста бежит? На права сторона! Юнкер, назад! – сердито закричал он и обратился к Денисову, который, щеголяя храбростью, въехал верхом на доски моста.
– Зачем рисковайт, ротмистр! Вы бы слезали, – сказал полковник.
– Э! виноватого найдет, – отвечал Васька Денисов, поворачиваясь на седле.

Между тем Несвицкий, Жерков и свитский офицер стояли вместе вне выстрелов и смотрели то на эту небольшую кучку людей в желтых киверах, темнозеленых куртках, расшитых снурками, и синих рейтузах, копошившихся у моста, то на ту сторону, на приближавшиеся вдалеке синие капоты и группы с лошадьми, которые легко можно было признать за орудия.
«Зажгут или не зажгут мост? Кто прежде? Они добегут и зажгут мост, или французы подъедут на картечный выстрел и перебьют их?» Эти вопросы с замиранием сердца невольно задавал себе каждый из того большого количества войск, которые стояли над мостом и при ярком вечернем свете смотрели на мост и гусаров и на ту сторону, на подвигавшиеся синие капоты со штыками и орудиями.
– Ох! достанется гусарам! – говорил Несвицкий, – не дальше картечного выстрела теперь.
– Напрасно он так много людей повел, – сказал свитский офицер.
– И в самом деле, – сказал Несвицкий. – Тут бы двух молодцов послать, всё равно бы.
– Ах, ваше сиятельство, – вмешался Жерков, не спуская глаз с гусар, но всё с своею наивною манерой, из за которой нельзя было догадаться, серьезно ли, что он говорит, или нет. – Ах, ваше сиятельство! Как вы судите! Двух человек послать, а нам то кто же Владимира с бантом даст? А так то, хоть и поколотят, да можно эскадрон представить и самому бантик получить. Наш Богданыч порядки знает.
– Ну, – сказал свитский офицер, – это картечь!
Он показывал на французские орудия, которые снимались с передков и поспешно отъезжали.
На французской стороне, в тех группах, где были орудия, показался дымок, другой, третий, почти в одно время, и в ту минуту, как долетел звук первого выстрела, показался четвертый. Два звука, один за другим, и третий.
– О, ох! – охнул Несвицкий, как будто от жгучей боли, хватая за руку свитского офицера. – Посмотрите, упал один, упал, упал!
– Два, кажется?
– Был бы я царь, никогда бы не воевал, – сказал Несвицкий, отворачиваясь.
Французские орудия опять поспешно заряжали. Пехота в синих капотах бегом двинулась к мосту. Опять, но в разных промежутках, показались дымки, и защелкала и затрещала картечь по мосту. Но в этот раз Несвицкий не мог видеть того, что делалось на мосту. С моста поднялся густой дым. Гусары успели зажечь мост, и французские батареи стреляли по ним уже не для того, чтобы помешать, а для того, что орудия были наведены и было по ком стрелять.
– Французы успели сделать три картечные выстрела, прежде чем гусары вернулись к коноводам. Два залпа были сделаны неверно, и картечь всю перенесло, но зато последний выстрел попал в середину кучки гусар и повалил троих.
Ростов, озабоченный своими отношениями к Богданычу, остановился на мосту, не зная, что ему делать. Рубить (как он всегда воображал себе сражение) было некого, помогать в зажжении моста он тоже не мог, потому что не взял с собою, как другие солдаты, жгута соломы. Он стоял и оглядывался, как вдруг затрещало по мосту будто рассыпанные орехи, и один из гусар, ближе всех бывший от него, со стоном упал на перилы. Ростов побежал к нему вместе с другими. Опять закричал кто то: «Носилки!». Гусара подхватили четыре человека и стали поднимать.