Корнейчук, Александр Евдокимович

Александр Корнейчук
укр. Олександр Корнійчук
Место рождения:	ст. Христиновка, Киевская губерния, Российская империя
Место смерти:	Киев, УССР, СССР
Род деятельности:	драматург, политик
Годы творчества:	1928 — 1960
Направление:	социалистический реализм
Жанр:	драма, комедия
Язык произведений:	украинский
Дебют:	очерк «Он был велик» (1925)
Премии:
Награды:

Александр Евдокимович Корнейчук
Председатель Верховного Совета УССР
4 марта 1947 года — 8 сентября 1953 года
Предшественник:	должность вакантна после гибели Михаила Алексеевича Бурмистенко в 1941 году
Преемник:	Тычина, Павел Григорьевич
Председатель Верховного Совета УССР
24 марта 1959 года — 14 мая 1972 года
Предшественник:	Тычина, Павел Григорьевич
Преемник:	Белый, Михаил Ульянович
Вероисповедание:	отсутствует (атеист)
Рождение:	25 мая 1905(1905-05-25) станция Христиновка, ныне Черкасской области
Смерть:	14 мая 1972(1972-05-14) (66 лет) Киев
Место погребения:	Байково кладбище, Киев
Партия:	КПСС
Профессия:	писатель

Алекса́ндр Евдоки́мович Корнейчу́к (укр. Олександр Євдокимович Корнійчук; 12 (25) мая 1905 — 14 мая 1972, Киев) — украинский советский писатель и политический деятель. Академик АН СССР (1943). Герой Социалистического Труда (1967), Лауреат пяти Сталинских премий (1941, 1942, 1943, 1949, 1951) и Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами» (1960). Член ВКП(б) с 1940 года.

Биография

Александр Корнейчук родился на станции Христиновка (ныне Черкасская область, Украина) в семье железнодорожного мастера. В 1920—1923 годах работал на железной дороге: ремонтировал вагоны, простукивал железнодорожное полотно. В 1917 году начались революционные события, подросток наблюдал за молниеносной сменой властей, станция Христиновка множество раз переходила из рук в руки. В 1923 году поступил на рабфак. В 1924—1929 годах учился в Киевском университете (тогда Киевский институт народного образования). В 1929—1933 годах был сценаристом Киевской и Одесской кинофабрик. В 1933—1941 годах был редактором и сценаристом треста «Украинфильм». В 1934 году на Первом съезде советских писателей А. Е. Корнейчук был избран членом правления СП СССР. В 1934—1941 годах и в 1946—1953 годах был председателем Правления СП УССР. В 1942—1943 годах служил в РККА.

Путь к признанию

В студенческие годы дебютировал как писатель — очерк о Ленине «Он был велик» (1925). В дальнейшем посвятил себя в основном драматургии. С самого начала своего творческого пути Корнейчук выступал непримиримым противником национал-коммунистического направления в литературе, которое возглавлял Микола Хвильовий.

Первая пьеса «На грани» (1929) посвящёна разработке темы места художника в советском обществе. Пьесы 1929—1933 годов остро выступают против «национализма» во всех его проявлениях. Они ещё не достаточно совершенны в художественном отношении, слишком публицистичны, хотя в них уже начинает проявляться характерное для драматурга соединение патетики и народного юмора (комедия «Фиолетовая щука», 1932).

Литературное творчество 1930-х годов

Первое значительное произведение Корнейчука — драма «Гибель эскадры» (1933) — революционный романтический миф о большевиках-черноморцах, которые топят свои корабли, чтобы они не достались немцам. Пьеса произвела большое впечатление на украинское руководство, в особенности на П. П. Постышева, который стал продвигать «украинского самородка».

В пьесе «Платон Кречет» (1934) драматург создал образ нового советского интеллигента-гуманиста, неутомимого искателя правды.

В 1937 году в пьесе «Правда» Корнейчук первым из украинских драматургов вывел на сцену В. И. Ленина. Н. С. Хрущёв и Л. М. Каганович рекомендовали И. В. Сталину молодого писателя, и в 1938 году состоялась личная встреча в Кремле. Писатель понравился Сталину, и для его произведений была открыта «зелёная улица» — они были переведены на все языки народов СССР, прежде всего — на русский, и ставились во всех советских театрах.

В 1939 году Корнейчук написал одно из лучших своих произведений — пятиактную историческую драму «Богдан Хмельницкий», посвящённую освободительной борьбе украинского народа в XVII веке и воссоединению Украины с Россией.

Будучи активным сторонником коллективизации, А. Е. Корнейчук пишет пьесу в поддержку колхозного движения «В степях Украины» (1941). Здесь впервые в совершенстве он применяет комедийные, а порою даже фарсовые средства для достижения идеологического эффекта и борьбы против пережитков старой психологии, за новую социалистическую колхозную деревню. Благодаря своему острому юмору, пьеса пользовалась большим успехом у зрителей. И. В. Сталин писал А. Е. Корнейчуку: «Товарищ Корнейчук! Прочитал вашу пьесу „В степях Украины“. Хохотал от души. И. Сталин». Тему колхозной комедии Корнейчук продолжил в пьесах «Приезжайте в Звонковое» (1946), «Калиновая роща», «Над Днепром» (1960).

Литературное творчество военного периода

В годы Великой отечественной войны Корнейчук находился в действующей армии в качестве политработника, корреспондента центральных газет. Широкую известность получила его пьеса «Фронт» (1942), написанная по личному указанию и с правкой Сталина, где подвергались критике старые генералы — герои Гражданской войны, не умевшие воевать в новых условиях. В ответ на возмущение генералов Сталин сказал: «Воюйте лучше, тогда не будет таких пьес».

В ряде публикаций^{[каких?]} утверждается, что пьеса, переделанная в издевательский памфлет над Красной Армией, была якобы поставлена В. А. Блюменталь-Тамариным в оккупированном немцами Киеве под названием «Вот так они воюют». Тем не менее, киевские газеты времён оккупации, где публиковался подробный театральный репертуар, не содержат информации ни о данной постановке, ни даже о пребывании Блюменталь-Тамарина в Киеве^{[неавторитетный источник? 3033 дня]}. Писатель передал Сталинскую премию, полученную им за пьесу «Фронт», в Фонд обороны.

Поздний период творчества

В 1951 году Корнейчук вместе со своей тогдашней женой-писательницей В. Л. Василевской написал либретто для оперы К. Ф. Данькевича «Богдан Хмельницкий» по мотивам своей же пьесы. Совершенно неожиданно опера подверглась разгромной критике со стороны Сталина за недостаточность показа борьбы народа против польских угнетателей и украинско-российской дружбы. Им пришлось дописать несколько новых сцен. Опера в новой редакции была представлена в 1953 году.

В послевоенные годы писал пьесы о современности: «Макар Дубрава» (1948), «Почему улыбались звёзды» (1957) и другие. Острая полемика возникла вокруг пьесы «Крылья» (1954), в которой выведен остро сатирический образ партийного руководителя. Н. С. Хрущёв, посмотрев пьесу, заявил: «Как же мы можем Корнейчуку запретить „Крылья“? Царь ведь разрешил Гоголю „Ревизора“!».

Поздние пьесы Корнейчука «Страница дневника» (1964), «Память сердца» (1969) — попытка психологического анализа духовного мира людей военного и послевоенного периода, поиски ими своего места в быстро меняющемся мире.

Награды и премии

• Сталинская премия первой степени (1941) — за пьесы «Платон Кречет» (1934) и «Богдан Хмельницкий» (1939)
• Сталинская премия первой степени (1942) — за пьесу «В степях Украины» (1941)
• Сталинская премия первой степени (1943) — за пьесу «Фронт» (1942)
• Сталинская премия второй степени (1949) — за пьесу «Макар Дубрава» (1948)
• Сталинская премия третьей степени (1951) — за пьесу «Калиновая роща» (1950)
• Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами» (1960)
• Государственная премия УССР имени Т. Г. Шевченко (1971) — за пьесу «Память сердца» (1969)
• Герой Социалистического Труда (1967)
• 6 орденов Ленина (31.01.1939; 23.01.1948; 24.05.1955; 24.11.1960; 24.05.1965; 23.02.1967)
• орден Октябрьской Революции (02.07.1971)
• орден Красного Знамени (13.09.1943)
• орден Красной Звезды (01.10.1944)
• медаль «Партизану Отечественной войны» 1-й степени (14.11.1944)
• другие медали

Политическая деятельность

А. Е. Корнейчук активно занимался политической и общественной деятельностью. С 1940 года член ЦК ЛКСМУ. С 23 мая 1943 г. по 2 февраля 1944 г. он был заместителем наркома иностранных дел СССР. Председатель Комитета по делам искусств УССР. В феврале 1944 года, когда был воссоздан Народный комиссариат иностранных дел Украинской ССР, Корнейчука назначили наркомом. Деятельность его на этом посту вошла в противоречие с планами И. В. Сталина. А. Е. Корнейчук всерьёз воспринял вхождение Украины в ООН, начал разрабатывать планы самостоятельного подписания Украиной мирных договоров после окончания войны — и в июле того же года был отправлен в отставку.

В 1949—1972 член ЦК КПУ, в 1952—1972 член ЦК КПСС.

Депутат ВС СССР и ВС УССР 1—8 созывов (1937—1972). В 1953—1954 заместитель Председателя СМ УССР. В 1947—1953 и 1959—1972 председатель ВС УССР.

Участник Всемирных Конгрессов защитников мира. В 1959—1972 член Президиума Всемирного совета мира. Был знаком с П. Пикассо, П. Нерудой, Ж. Амаду. Амаду о Корнейчуке: «Александр Корнейчук, драматург — я видел в Москве спектакль по его пьесе, и это было ужасно, — вице-президент — или как это тогда называлось? — Украины, член ЦК КПСС. В миру, так сказать, в свободное от государственных забот и партийных обязанностей время это был вполне приятный человек, не дурак выпить, любитель и ценитель женского пола — отлично помню, как в 1952 году в Вене на Всемирном конгрессе в защиту мира я познакомил его с актрисой Марией делла Коста, членом нашей бразильской делегации, и Корнейчук влюбился в неё без памяти, потерял голову».

Увековечение памяти и посмертная критика

А. Е. Корнейчук умер в Киеве, похоронен на Байковом кладбище.

На могиле в 1973 году установлено мраморное надгробие (скульптор А. П. Скобликов, архитектор А. Ф. Игнащенко), а на фасаде дома № 10 по ул. К. Либкнехта (ныне Шелковичная), где писатель жил в 1957—1972 гг., открыта мемориальная доска (бронзовый барельеф) тех же авторов.

В 1975 году в села Плюты под Киевом открыт Дом-Музей А. Е. Корнейчука. На территории Музея в 1980 году установлен бюст писателя. В 1973—1993 годах в честь А. Е. Корнейчука назывался проспект в Киеве (ныне — Оболонский). В 1980—1993 — станция метро «Проспект Корнейчука» (ныне — «Оболонь»).

Имя А. Е. Корнейчука носил Киевский национальный университет культуры и искусств. В 1993 году посмертно Корнейчук на Украине был подвергнут острой критике как приспешник коммунистического режима. Все наименования в его честь были отменены. Художественная ценность его творческого наследия была подвергнута серьёзному сомнению. Произведения А. Е. Корнейчука были изъяты из школьной программы и преданы забвению.

Доска на доме № 32 улицы Корнейчука в Москве в начале 2000-х гг.

В России, в Москве, память о Корнейчуке хранит улица, названная в 1976 году его именем. 4 сентября 2011 года прошли торжественные мероприятия, посвящённые 35-летию улицы Корнейчука.

Семья

• 1-я жена — Шарлотта Моисеевна Варшавер — режиссёр театра им. Франко, тётка писателя Юрия Щеглова.
• 2-я жена — Ванда Львовна Василевская — писательница польского происхождения.
• 3-я жена — Марина Федотовна Захаренко (1964) — актриса театра им. Франко, ранее — жена театрального режиссёра Владимира Бортко, мать кинорежиссёра В. В. Бортко.

Пьесы

• «На грани» (1926)
• «Каменный остров» (1930)
• «Штурм» (1930)
• «Фиолетовая щука» (1932)
• «Гибель эскадры» (1933)
• «Платон Кречет» (1934)
• «Банкир» (1936)
• «Правда» (1937)
• «Богдан Хмельницкий» (1939)
• «В степях Украины» (1941) — экранизация в 1952 году
• «Партизаны в степях Украины» (1942)
• «Фронт» (1942)
• «Миссия мистера Перкинса в страну большевиков» (1944)
• «Приезжайте в Звонковое» (1946)
• «Макар Дубрава» (1948)
• «Калиновая Роща» (1950)
• «Крылья» (1954)
• «Почему улыбались звёзды» (1957)
• «Над Днепром» (1960)
• «Страница дневника» (1964)
• «Расплата» (1965)
• «Мои друзья» (1967)
• «Память сердца» (1969)

Экранизации

• «Богдан Хмельницкий» (СССР, 1941, режиссёр И. А. Савченко).
• «Партизаны в степях Украины» (СССР, 1942, режиссёр И. А. Савченко)
• «Фронт» (СССР, 1943, режиссёры братья Васильевы).
• «В степях Украины» (СССР, 1952, режиссёр Г. П. Юра).
• «Калиновая роща» (СССР, 1953, режиссёр Т. В. Левчук).
• «Триста лет тому…» (СССР, 1956, режиссёр В. М. Петров) — по пьесе «Богдан Хмельницкий».
• «Крылья» (СССР, 1956, режиссёр Т. Н. Лукашевич).
• «Макар Дубрава» (СССР, 1960, режиссёр И. П. Бжеский).
• «Гибель эскадры» (СССР, 1966, режиссёр В. З. Довгань).
• «А теперь суди…» (СССР, 1967, режиссёр В. З. Довгань) — по пьесе «Страница дневника».
• «Память сердца» (СССР, 1974, режиссёры Алина Казьмина, Е. Р. Симонов).

Произведения в музыкальном театре

• Опера «Гибель эскадры» (1967, композитор В. С. Губаренко).
• Опера «Богдан Хмельницкий» (1951, вторая редакция 1953, композитор К. Ф. Данькевич).

Издание сочинений

• Сочинения: В 3 т. — М.: Сов. писатель, 1956.
• Твори: У 5 т. — Київ: Рад. письменник, 1966—1968.
• Собрание сочинений: В 4 т. — М.: Сов. писатель, 1976—1977.
• Зібрання творів: У 5 т. — Київ: Наук. думка, 1986—1988.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10381 Корнейчук, Александр Евдокимович]. Сайт «Герои Страны».

• [www.hrono.ru/biograf/korneichuk.html Биография]
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50814.ln-ru.dl-.pr-inf.uk-0 Информация на сайте РАН]
• [www.bulvar.com.ua/arch/2005/5/429343725ad27/ Интервью вдовы Корнейчука М.Захаренко-Корнейчук]
• [www.rgali.ru/showObject.do?object=19079991&viewMode=D_70515215 Фонд А. Е. Корнейчука] в РГАЛИ
• [www.rgali.ru/showObject.do?object=19079991&viewMode=D_10686095 Дружеские шаржи] Ю. Гомбарга на актёров из спектакля «Гибель эскадры» Центрального театра Красной Армии, 1934 / РГАЛИ

Отрывок, характеризующий Корнейчук, Александр Евдокимович

Русский император между тем более месяца уже жил в Вильне, делая смотры и маневры. Ничто не было готово для войны, которой все ожидали и для приготовления к которой император приехал из Петербурга. Общего плана действий не было. Колебания о том, какой план из всех тех, которые предлагались, должен быть принят, только еще более усилились после месячного пребывания императора в главной квартире. В трех армиях был в каждой отдельный главнокомандующий, но общего начальника над всеми армиями не было, и император не принимал на себя этого звания.
Чем дольше жил император в Вильне, тем менее и менее готовились к войне, уставши ожидать ее. Все стремления людей, окружавших государя, казалось, были направлены только на то, чтобы заставлять государя, приятно проводя время, забыть о предстоящей войне.
После многих балов и праздников у польских магнатов, у придворных и у самого государя, в июне месяце одному из польских генерал адъютантов государя пришла мысль дать обед и бал государю от лица его генерал адъютантов. Мысль эта радостно была принята всеми. Государь изъявил согласие. Генерал адъютанты собрали по подписке деньги. Особа, которая наиболее могла быть приятна государю, была приглашена быть хозяйкой бала. Граф Бенигсен, помещик Виленской губернии, предложил свой загородный дом для этого праздника, и 13 июня был назначен обед, бал, катанье на лодках и фейерверк в Закрете, загородном доме графа Бенигсена.
В тот самый день, в который Наполеоном был отдан приказ о переходе через Неман и передовые войска его, оттеснив казаков, перешли через русскую границу, Александр проводил вечер на даче Бенигсена – на бале, даваемом генерал адъютантами.
Был веселый, блестящий праздник; знатоки дела говорили, что редко собиралось в одном месте столько красавиц. Графиня Безухова в числе других русских дам, приехавших за государем из Петербурга в Вильну, была на этом бале, затемняя своей тяжелой, так называемой русской красотой утонченных польских дам. Она была замечена, и государь удостоил ее танца.
Борис Друбецкой, en garcon (холостяком), как он говорил, оставив свою жену в Москве, был также на этом бале и, хотя не генерал адъютант, был участником на большую сумму в подписке для бала. Борис теперь был богатый человек, далеко ушедший в почестях, уже не искавший покровительства, а на ровной ноге стоявший с высшими из своих сверстников.
В двенадцать часов ночи еще танцевали. Элен, не имевшая достойного кавалера, сама предложила мазурку Борису. Они сидели в третьей паре. Борис, хладнокровно поглядывая на блестящие обнаженные плечи Элен, выступавшие из темного газового с золотом платья, рассказывал про старых знакомых и вместе с тем, незаметно для самого себя и для других, ни на секунду не переставал наблюдать государя, находившегося в той же зале. Государь не танцевал; он стоял в дверях и останавливал то тех, то других теми ласковыми словами, которые он один только умел говорить.
При начале мазурки Борис видел, что генерал адъютант Балашев, одно из ближайших лиц к государю, подошел к нему и непридворно остановился близко от государя, говорившего с польской дамой. Поговорив с дамой, государь взглянул вопросительно и, видно, поняв, что Балашев поступил так только потому, что на то были важные причины, слегка кивнул даме и обратился к Балашеву. Только что Балашев начал говорить, как удивление выразилось на лице государя. Он взял под руку Балашева и пошел с ним через залу, бессознательно для себя расчищая с обеих сторон сажени на три широкую дорогу сторонившихся перед ним. Борис заметил взволнованное лицо Аракчеева, в то время как государь пошел с Балашевым. Аракчеев, исподлобья глядя на государя и посапывая красным носом, выдвинулся из толпы, как бы ожидая, что государь обратится к нему. (Борис понял, что Аракчеев завидует Балашеву и недоволен тем, что какая то, очевидно, важная, новость не через него передана государю.)
Но государь с Балашевым прошли, не замечая Аракчеева, через выходную дверь в освещенный сад. Аракчеев, придерживая шпагу и злобно оглядываясь вокруг себя, прошел шагах в двадцати за ними.
Пока Борис продолжал делать фигуры мазурки, его не переставала мучить мысль о том, какую новость привез Балашев и каким бы образом узнать ее прежде других.
В фигуре, где ему надо было выбирать дам, шепнув Элен, что он хочет взять графиню Потоцкую, которая, кажется, вышла на балкон, он, скользя ногами по паркету, выбежал в выходную дверь в сад и, заметив входящего с Балашевым на террасу государя, приостановился. Государь с Балашевым направлялись к двери. Борис, заторопившись, как будто не успев отодвинуться, почтительно прижался к притолоке и нагнул голову.
Государь с волнением лично оскорбленного человека договаривал следующие слова:
– Без объявления войны вступить в Россию. Я помирюсь только тогда, когда ни одного вооруженного неприятеля не останется на моей земле, – сказал он. Как показалось Борису, государю приятно было высказать эти слова: он был доволен формой выражения своей мысли, но был недоволен тем, что Борис услыхал их.
– Чтоб никто ничего не знал! – прибавил государь, нахмурившись. Борис понял, что это относилось к нему, и, закрыв глаза, слегка наклонил голову. Государь опять вошел в залу и еще около получаса пробыл на бале.
Борис первый узнал известие о переходе французскими войсками Немана и благодаря этому имел случай показать некоторым важным лицам, что многое, скрытое от других, бывает ему известно, и через то имел случай подняться выше во мнении этих особ.

Неожиданное известие о переходе французами Немана было особенно неожиданно после месяца несбывавшегося ожидания, и на бале! Государь, в первую минуту получения известия, под влиянием возмущения и оскорбления, нашел то, сделавшееся потом знаменитым, изречение, которое самому понравилось ему и выражало вполне его чувства. Возвратившись домой с бала, государь в два часа ночи послал за секретарем Шишковым и велел написать приказ войскам и рескрипт к фельдмаршалу князю Салтыкову, в котором он непременно требовал, чтобы были помещены слова о том, что он не помирится до тех пор, пока хотя один вооруженный француз останется на русской земле.
На другой день было написано следующее письмо к Наполеону.
«Monsieur mon frere. J'ai appris hier que malgre la loyaute avec laquelle j'ai maintenu mes engagements envers Votre Majeste, ses troupes ont franchis les frontieres de la Russie, et je recois a l'instant de Petersbourg une note par laquelle le comte Lauriston, pour cause de cette agression, annonce que Votre Majeste s'est consideree comme en etat de guerre avec moi des le moment ou le prince Kourakine a fait la demande de ses passeports. Les motifs sur lesquels le duc de Bassano fondait son refus de les lui delivrer, n'auraient jamais pu me faire supposer que cette demarche servirait jamais de pretexte a l'agression. En effet cet ambassadeur n'y a jamais ete autorise comme il l'a declare lui meme, et aussitot que j'en fus informe, je lui ai fait connaitre combien je le desapprouvais en lui donnant l'ordre de rester a son poste. Si Votre Majeste n'est pas intentionnee de verser le sang de nos peuples pour un malentendu de ce genre et qu'elle consente a retirer ses troupes du territoire russe, je regarderai ce qui s'est passe comme non avenu, et un accommodement entre nous sera possible. Dans le cas contraire, Votre Majeste, je me verrai force de repousser une attaque que rien n'a provoquee de ma part. Il depend encore de Votre Majeste d'eviter a l'humanite les calamites d'une nouvelle guerre.
Je suis, etc.
(signe) Alexandre».
[«Государь брат мой! Вчера дошло до меня, что, несмотря на прямодушие, с которым соблюдал я мои обязательства в отношении к Вашему Императорскому Величеству, войска Ваши перешли русские границы, и только лишь теперь получил из Петербурга ноту, которою граф Лористон извещает меня, по поводу сего вторжения, что Ваше Величество считаете себя в неприязненных отношениях со мною, с того времени как князь Куракин потребовал свои паспорта. Причины, на которых герцог Бассано основывал свой отказ выдать сии паспорты, никогда не могли бы заставить меня предполагать, чтобы поступок моего посла послужил поводом к нападению. И в действительности он не имел на то от меня повеления, как было объявлено им самим; и как только я узнал о сем, то немедленно выразил мое неудовольствие князю Куракину, повелев ему исполнять по прежнему порученные ему обязанности. Ежели Ваше Величество не расположены проливать кровь наших подданных из за подобного недоразумения и ежели Вы согласны вывести свои войска из русских владений, то я оставлю без внимания все происшедшее, и соглашение между нами будет возможно. В противном случае я буду принужден отражать нападение, которое ничем не было возбуждено с моей стороны. Ваше Величество, еще имеете возможность избавить человечество от бедствий новой войны.
(подписал) Александр». ]


13 го июня, в два часа ночи, государь, призвав к себе Балашева и прочтя ему свое письмо к Наполеону, приказал ему отвезти это письмо и лично передать французскому императору. Отправляя Балашева, государь вновь повторил ему слова о том, что он не помирится до тех пор, пока останется хотя один вооруженный неприятель на русской земле, и приказал непременно передать эти слова Наполеону. Государь не написал этих слов в письме, потому что он чувствовал с своим тактом, что слова эти неудобны для передачи в ту минуту, когда делается последняя попытка примирения; но он непременно приказал Балашеву передать их лично Наполеону.
Выехав в ночь с 13 го на 14 е июня, Балашев, сопутствуемый трубачом и двумя казаками, к рассвету приехал в деревню Рыконты, на французские аванпосты по сю сторону Немана. Он был остановлен французскими кавалерийскими часовыми.
Французский гусарский унтер офицер, в малиновом мундире и мохнатой шапке, крикнул на подъезжавшего Балашева, приказывая ему остановиться. Балашев не тотчас остановился, а продолжал шагом подвигаться по дороге.
Унтер офицер, нахмурившись и проворчав какое то ругательство, надвинулся грудью лошади на Балашева, взялся за саблю и грубо крикнул на русского генерала, спрашивая его: глух ли он, что не слышит того, что ему говорят. Балашев назвал себя. Унтер офицер послал солдата к офицеру.
Не обращая на Балашева внимания, унтер офицер стал говорить с товарищами о своем полковом деле и не глядел на русского генерала.
Необычайно странно было Балашеву, после близости к высшей власти и могуществу, после разговора три часа тому назад с государем и вообще привыкшему по своей службе к почестям, видеть тут, на русской земле, это враждебное и главное – непочтительное отношение к себе грубой силы.
Солнце только начинало подниматься из за туч; в воздухе было свежо и росисто. По дороге из деревни выгоняли стадо. В полях один за одним, как пузырьки в воде, вспырскивали с чувыканьем жаворонки.
Балашев оглядывался вокруг себя, ожидая приезда офицера из деревни. Русские казаки, и трубач, и французские гусары молча изредка глядели друг на друга.
Французский гусарский полковник, видимо, только что с постели, выехал из деревни на красивой сытой серой лошади, сопутствуемый двумя гусарами. На офицере, на солдатах и на их лошадях был вид довольства и щегольства.
Это было то первое время кампании, когда войска еще находились в исправности, почти равной смотровой, мирной деятельности, только с оттенком нарядной воинственности в одежде и с нравственным оттенком того веселья и предприимчивости, которые всегда сопутствуют началам кампаний.
Французский полковник с трудом удерживал зевоту, но был учтив и, видимо, понимал все значение Балашева. Он провел его мимо своих солдат за цепь и сообщил, что желание его быть представленну императору будет, вероятно, тотчас же исполнено, так как императорская квартира, сколько он знает, находится недалеко.
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.
Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.