Корнелия Метелла

Корнелия Метелла

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Корнелия Метелла (лат. Cornelia Metella; ок. 73 до н. э. — после 48 до н. э.) — древнеримская матрона, жена Публия Лициния Красса, а после его гибели — Гнея Помпея Великого.

Корнелия была дочерью Квинта Цецилия Метелла Пия Сципиона Назики и Эмилии Лепиды. Не позднее 54 года она вышла замуж за Публия Лициния Красса, сына триумвира Марка Лициния Красса. Однако уже в следующем году Публий вместе с отцом погиб во время парфянского похода, и вскоре Корнелия вышла замуж за Помпея. Плутарх указывает на сдержанное отношение современников к браку из-за «…большой разницы в возрасте жениха и невесты: ведь по годам Корнелия скорее годилась в жёны сыну Помпея». В 52 году Помпей добился назначения своего нового тестя в качестве консула на оставшиеся несколько месяцев. Во время гражданской войны 49-45 годов Помпей отправил Корнелию в Митилену на Лесбосе. Отступая после поражения в битве при Фарсале, Помпей специально посетил Лесбос, чтобы забрать с собой семью. 29 сентября 48 года в гавани Пелузия Корнелия наблюдала, как на берегу убивают её мужа. Впоследствии Корнелия вернулась в Италию, где получила прощение от Цезаря и жила, вероятно, на вилле Помпея в Альбане. По сообщению Плутарха, Корнелия впоследствии перезахоронила прах второго мужа. Аппиан, впрочем, сообщает, что могилу Помпея в Египте засыпало песком, и только император Адриан разыскал её и восстановил; о том, что тело полководца захоронено в Египте, сообщает и Страбон. О дальнейшей судьбе Корнелии ничего не известно.

Историк Плутарх сообщает о красоте Корнелии, а также о её образованности:

«По прибытии в город Помпей женился на Корнелии, дочери Метелла Сципиона и вдове погибшего в войне с парфянами Публия, сына Красса, на которой тот женился, когда она была ещё девушкой. У этой молодой женщины, кроме юности и красоты, было много и других достоинств. Действительно, она получила прекрасное образование, знала музыку и геометрию и привыкла с пользой для себя слушать рассуждения философов. Эти её качества соединялись с характером, лишённым несносного тщеславия — недостатка, который у молодых женщин вызывается занятием науками. Происхождение и доброе имя её отца были безупречны».

Литература

• Горбулич И. С. [centant.spbu.ru/centrum/publik/kafsbor/mnemon/2006/22.pdf Династический брак как политическое орудие в карьере Помпея Великого] // МНЕМОН. Исследования и публикации по истории античного мира. — Выпуск 5. Под ред. Э. Д. Фролова. — СПб., 2006. — С. 287—298.
• Haley S. P. The Five Wives of Pompey the Great // Greece & Rome. Second Series. — 1985, Apr. — Vol. 32, № 1. — P. 49-59.

Отрывок, характеризующий Корнелия Метелла

Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]