Корнилий (сотник)

Корни́лий, со́тник (др.-греч. Κορνήλιος ἑκατον­τάρχης, лат. Cornelius, centurio — «Корнелий кентурио») — римский сотник (центурион) из Кесарии Палестинской, обращённый в христианство апостолом Петром, епископ. Рассказ о сотнике Корнилии приводится в книге Деяния апостолов (Деян. 10:1-48).

Согласно новозаветному рассказу, Корнилий был «благочестивый и боящийся Бога» человек. Боящимися Бога называли тех из язычников, кто почитал Бога Израиля, но не вступал в иудейскую общину и не становился прозелитом. Однажды Корнилию явился ангел, сказавший: «молитвы твои и милостыни твои пришли на память пред Богом. Итак пошли людей в Иоппию и призови Симона, называемого Петром» (Деян. 10:4-5). Корнилий выполнил указание ангела и, после проповеди Петра в его доме, крестился. Корнилий первым из язычников стал христианином. Других сведений о нём Новый Завет не содержит.

Согласно церковному преданию, Корнилий был рукоположен Петром в епископа и прославился чудом разрушения языческого храма в мизийском городе Скепсии, где обратил жителей в христианство. Согласно его житию, Корнилий скончался в глубокой старости и был похоронен рядом с разрушенным им языческим храмом.

В Православной церкви Корнилий почитается в лике священномученика, память совершается 26 сентября (13 сентября по старому стилю). В Католической церкви память Корнилия совершается 2 февраля.

По мнению многих комментаторов, Корнилий мог быть потомком одного из 10 000 рабов, освобождённых и сделанных римскими гражданами диктатором Луцием Корнелием Суллой, а также получивших его родовое имя Корнелий.

Ссылки

• [days.pravoslavie.ru/Life/life1522.htm Священномученик Корнилий сотник на сайте Православие.RU]

Отрывок, характеризующий Корнилий (сотник)

«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.