Корнилов, Фёдор Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фёдор Петрович Корнилов

<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">статс-секретарь, член Государственного совета, действительный тайный советник</td></tr>

Управляющий делами Комитета министров
6 мая (18 мая1861 — 1 января (13 января1875
Монарх: Александр II
Московский гражданский губернатор
3 июля (15 июля1859 — 6 мая (18 мая1861
Монарх: Александр II
Предшественник: Николай Александрович Щербатов
Преемник: Алексей Васильевич Оболенский
 
Вероисповедание: православный
Рождение: 7 (19) марта 1809(1809-03-19)
м. Домбровица, Ровенский уезд, Волынская губерния, Российская империя
Смерть: 24 августа (5 сентября) 1895(1895-09-05) (86 лет)
около Харькова, в поезде по пути в Крым, Российская империя
Место погребения: на погосте Введенское Костромского уезда
Отец: генерал-лейтенант Пётр Яковлевич Корнилов
Мать: Мария Фёдоровна Корнилова, ур. Аристова
Образование: Благородный пансион Императорского Царскосельского лицея
Деятельность: государственный деятель
 
Награды:
1 ст. с алм.
2 ст. 1 ст. 1 ст.
3 ст. 2 ст. 3 ст.

Фёдор Петрович Корнилов (7 марта [19 марта1809, м. Домбровица, Ровенский уезд, Волынская губерния, Российская империя — 24 августа [5 сентября1895, около Харькова, в поезде по пути в Крым, Российская империя) — государственный деятель Российской империи.





Биография

Из рода Корниловых. Сын генерал-лейтенанта П. Я. Корнилова (1770—1828) и его жены — костромской помещицы Марии Фёдоровны Аристовой (? — 1825)[1].

Чины

Награды

Отзывы современников

В 1848 году писатель В. И. Даль в письме к Погодину так охарактеризовал его качества: «Корнилов человек весьма хороший. Вы найдете в нём очень образованного, умного, любознательного и благородного человека»[3]

Семья

Из русского дворянского рода конца XVI века. Сын героя Отечественной войны 1812 года генерал-лейтенанта Петра Яковлевича Корнилова от брака с Марией Фёдоровной урождённой Аристовой.

Имел 9 братьев и сестёр, среди которых:

  • Иван Петрович Корнилов (1811—1901) — известный географ, педагог, историк школ и системы образования в России, член Совета Министра народного просвещения.
  • Павел Петрович Корнилов (1803—1864) — статский советник.
  • Петр Петрович Корнилов (1804—1869) — генерал-лейтенант, комендант Москвы.

Женат не был, детей не имел.

Напишите отзыв о статье "Корнилов, Фёдор Петрович"

Примечания

  1. Руммель В. В., Голубцов В. В. Родословный сборник русских дворянских фамилий. — СПб., 1886. — [www.runivers.ru/bookreader/book10055/#page/426/mode/1up Т. 1. — С. 420].
  2. Это был последний выпуск Благородного Пансиона при Царскосельском лицее.
  3. [feb-web.ru/feb/rosarc/ra6/ra6-518-.htm Некролог Ф. П. Корнилова // Д. Д. Языков Материалы для «Обзора жизни и сочинений русских писателей и писательнц» Выпуск 15 (Русские писатели и писательницы, умершие в 1895 году)]

Литература

  • Корнилов Фёеор Петрович // Шилов Д. Н., Кузьмин Ю. А. Члены Государственного совета Российской империи. 1801—1906: Биографический справочник. — СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. — C. 383—385. — ISBN 5-86007-515-4

Ссылки

  • [feb-web.ru/feb/rosarc/ra6/ra6-518-.htm Некролог Ф. П. Корнилова]. // Языков Д. Д. Материалы для «Обзора жизни и сочинений русских писателей и писательниц». — Вып. 15 (Русские писатели и писательницы, умершие в 1895 году).

Отрывок, характеризующий Корнилов, Фёдор Петрович



Уже были зазимки, утренние морозы заковывали смоченную осенними дождями землю, уже зелень уклочилась и ярко зелено отделялась от полос буреющего, выбитого скотом, озимого и светло желтого ярового жнивья с красными полосами гречихи. Вершины и леса, в конце августа еще бывшие зелеными островами между черными полями озимей и жнивами, стали золотистыми и ярко красными островами посреди ярко зеленых озимей. Русак уже до половины затерся (перелинял), лисьи выводки начинали разбредаться, и молодые волки были больше собаки. Было лучшее охотничье время. Собаки горячего, молодого охотника Ростова уже не только вошли в охотничье тело, но и подбились так, что в общем совете охотников решено было три дня дать отдохнуть собакам и 16 сентября итти в отъезд, начиная с дубравы, где был нетронутый волчий выводок.
В таком положении были дела 14 го сентября.
Весь этот день охота была дома; было морозно и колко, но с вечера стало замолаживать и оттеплело. 15 сентября, когда молодой Ростов утром в халате выглянул в окно, он увидал такое утро, лучше которого ничего не могло быть для охоты: как будто небо таяло и без ветра спускалось на землю. Единственное движенье, которое было в воздухе, было тихое движенье сверху вниз спускающихся микроскопических капель мги или тумана. На оголившихся ветвях сада висели прозрачные капли и падали на только что свалившиеся листья. Земля на огороде, как мак, глянцевито мокро чернела, и в недалеком расстоянии сливалась с тусклым и влажным покровом тумана. Николай вышел на мокрое с натасканной грязью крыльцо: пахло вянущим лесом и собаками. Чернопегая, широкозадая сука Милка с большими черными на выкате глазами, увидав хозяина, встала, потянулась назад и легла по русачьи, потом неожиданно вскочила и лизнула его прямо в нос и усы. Другая борзая собака, увидав хозяина с цветной дорожки, выгибая спину, стремительно бросилась к крыльцу и подняв правило (хвост), стала тереться о ноги Николая.
– О гой! – послышался в это время тот неподражаемый охотничий подклик, который соединяет в себе и самый глубокий бас, и самый тонкий тенор; и из за угла вышел доезжачий и ловчий Данило, по украински в скобку обстриженный, седой, морщинистый охотник с гнутым арапником в руке и с тем выражением самостоятельности и презрения ко всему в мире, которое бывает только у охотников. Он снял свою черкесскую шапку перед барином, и презрительно посмотрел на него. Презрение это не было оскорбительно для барина: Николай знал, что этот всё презирающий и превыше всего стоящий Данило всё таки был его человек и охотник.
– Данила! – сказал Николай, робко чувствуя, что при виде этой охотничьей погоды, этих собак и охотника, его уже обхватило то непреодолимое охотничье чувство, в котором человек забывает все прежние намерения, как человек влюбленный в присутствии своей любовницы.
– Что прикажете, ваше сиятельство? – спросил протодиаконский, охриплый от порсканья бас, и два черные блестящие глаза взглянули исподлобья на замолчавшего барина. «Что, или не выдержишь?» как будто сказали эти два глаза.
– Хорош денек, а? И гоньба, и скачка, а? – сказал Николай, чеша за ушами Милку.
Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.


Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.