Корнуоллис, Фредерик

Фредерик Корнуоллис Frederick Cornwallis
Архиепископ Кентерберийский
Епископское посвящение	1750
Интронизация	1768
Конец правления	1783
Предшественник	Томас Секкер
Преемник	Джон Мур
Другая должность	Епископ Личфилдский (1750-1768)
Родился	22 февраля 1713(1713-02-22) (Лондон)
Умер	19 марта 1783(1783-03-19) (70 лет) Ламбет (боро Лондона)
Похоронен	Ламбет

Фредерик Корнуоллис (англ. Frederick Cornwallis; Лондон, 22 февраля 1713 — Ламбет, 19 марта 1783) — 87-й архиепископ Кентерберийский (1768—1783).

Биография

Ранние годы

Фредерик Корнуоллис был седьмым сыном Чарльза, 4-го барона Корнуоллиса (1675—1722) и его жены Шарлотты Батлер (ум. 1725), дочери Ричарда Батлера, 1-го герцога Аррана. Братом-близнецом Фредерика был Эдвард Корнуоллис, ставший известным военачальником.

В 1725—1728 годах Корнуоллис обучался в Итонском колледже, в 1732 году поступил в Колледж Христа (Кембридж), в 1737 получил степень бакалавра искусств.

В 1739 году Корнуоллис был посвящён в диакона и стал фелло в своём колледже, в 1742 году рукоположён в священника, в 1748 году получил степень доктора богословия.

Церковное служение

В 1740 году стал ректором церкви в Келмондистоне (Саффолк), а в 1742 — в Тиветшэлле (Норфолк). В 1746 году стал капелланом Георга II и каноником Виндзора (то есть настоятелем домовой часовни Святого Георгия в королевской резиденции — Виндзорском замке). В 1747 году Корнуоллис стал пребендарием Линкольнского собора, в 1750 году — каноником собора Святого Павла, а в 1766 году — деканом этого собора. В 1750 году Корнуоллис стал епископом Личфилдским.

Архиепископ Кентерберийский

В 1768 году после смерти Томаса Секкера Корнуоллис при поддержке герцога Графтона занял Кентерберийскую архиепископскую кафедру, хотя ранее ему не далось добиться перевода на кафедру Сэлисбери. Он не только совершал положенные объезды епархий, но и регулярно принимал представителей духовенства в Ламбетском дворце (правда, король Георг III однажды высказал своё неудовольствие по поводу превращения архиепископской резиденции в место светских раутов). Архиепископ не слишком усердно участвовал в работе Палаты лордов, но поддержал кампанию за введение поправок в законодательство о присяге духовенства и университетских преподавателей на верность 39 статьям англиканского вероисповедания и выступил в 1772 году против так называемой «петиции таверны Feathers» о замене для диссентеров письменного признания истинности 39 статей на декларацию веры в Библию. Корнуоллис делал пожертвования в фонд помощи американскому епископальному духовенству, низложенному в 1776 году и всячески поддерживал деятельность Объединённого общества распространения Евангелия. Он также не разделял усилившейся во второй половине XVIII века паранойи относительно «католической угрозы», и в 1780 году Ламбетский дворец едва не стал объектом нападений участников «бунта Гордона».

Фредерик Корнуоллис умер 19 марта 1783 года в Ламбетском дворце и был похоронен в Ламбетской церкви 27 марта.

Семья

8 февраля 1759 года Корнуоллис женился на Каролине Таунсенд, дочери Уильяма Таунсенда и внучке Чарльза Таунсенда, 2-го виконта Таунсенда. Каролина умерла 5 января1809 года, детей у супругов не было.

Литература

• Carpenter E., Hastings A. [books.google.ru/books?id=ee0-EsYR9aEC&printsec=frontcover&dq=Cantuar:+The+Archbishops+in+Their+Office++%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B:+Edward+Carpenter&hl=ru&sa=X&ei=0cJCUu_1Auj74QTl9ICICQ&ved=0CDEQ6AEwAA#v=onepage&q=Cantuar%3A%20The%20Archbishops%20in%20Their%20Office%20%20%D0%90%D0%B2%D1%82%D0%BE%D1%80%D1%8B%3A%20Edward%20Carpenter&f=false Cantuar: The Archbishops in Their Office]. — Continuum, 1997. — 607 p. — ISBN 978-08-2643-089-2.
• Dr Gibson W., Gibson W. [books.google.ru/books?id=t-X1oZZvcFgC&pg=PT1&dq=The+Church+of+England+1688-1832:+Unity+and+Accord&hl=ru&sa=X&ei=8Zx_UpqgHpi84AP8x4H4BQ&ved=0CC8Q6AEwAA#v=onepage&q=The%20Church%20of%20England%201688-1832%3A%20Unity%20and%20Accord&f=false The Church of England 1688-1832: Unity and Accord]. — Routledge, 2012. — 288 p. — ISBN 978-11-3455-205-4.
• Rowden A. W. The primates of the four Georges. — New York: E. P. Dutton & Company, 1916. — 430 p.

Ссылки

• G. M. Ditchfield [www.oxforddnb.com/view/article/6340?docPos=1 Cornwallis Frederick]//Oxford Dictionary of National Biography

Отрывок, характеризующий Корнуоллис, Фредерик

Не смеет утруждать Алкидов русских боле…»
Но еще он не кончил стихов, как громогласный дворецкий провозгласил: «Кушанье готово!» Дверь отворилась, загремел из столовой польский: «Гром победы раздавайся, веселися храбрый росс», и граф Илья Андреич, сердито посмотрев на автора, продолжавшего читать стихи, раскланялся перед Багратионом. Все встали, чувствуя, что обед был важнее стихов, и опять Багратион впереди всех пошел к столу. На первом месте, между двух Александров – Беклешова и Нарышкина, что тоже имело значение по отношению к имени государя, посадили Багратиона: 300 человек разместились в столовой по чинам и важности, кто поважнее, поближе к чествуемому гостю: так же естественно, как вода разливается туда глубже, где местность ниже.
Перед самым обедом граф Илья Андреич представил князю своего сына. Багратион, узнав его, сказал несколько нескладных, неловких слов, как и все слова, которые он говорил в этот день. Граф Илья Андреич радостно и гордо оглядывал всех в то время, как Багратион говорил с его сыном.
Николай Ростов с Денисовым и новым знакомцем Долоховым сели вместе почти на середине стола. Напротив них сел Пьер рядом с князем Несвицким. Граф Илья Андреич сидел напротив Багратиона с другими старшинами и угащивал князя, олицетворяя в себе московское радушие.
Труды его не пропали даром. Обеды его, постный и скоромный, были великолепны, но совершенно спокоен он всё таки не мог быть до конца обеда. Он подмигивал буфетчику, шопотом приказывал лакеям, и не без волнения ожидал каждого, знакомого ему блюда. Всё было прекрасно. На втором блюде, вместе с исполинской стерлядью (увидав которую, Илья Андреич покраснел от радости и застенчивости), уже лакеи стали хлопать пробками и наливать шампанское. После рыбы, которая произвела некоторое впечатление, граф Илья Андреич переглянулся с другими старшинами. – «Много тостов будет, пора начинать!» – шепнул он и взяв бокал в руки – встал. Все замолкли и ожидали, что он скажет.
– Здоровье государя императора! – крикнул он, и в ту же минуту добрые глаза его увлажились слезами радости и восторга. В ту же минуту заиграли: «Гром победы раздавайся».Все встали с своих мест и закричали ура! и Багратион закричал ура! тем же голосом, каким он кричал на Шенграбенском поле. Восторженный голос молодого Ростова был слышен из за всех 300 голосов. Он чуть не плакал. – Здоровье государя императора, – кричал он, – ура! – Выпив залпом свой бокал, он бросил его на пол. Многие последовали его примеру. И долго продолжались громкие крики. Когда замолкли голоса, лакеи подобрали разбитую посуду, и все стали усаживаться, и улыбаясь своему крику переговариваться. Граф Илья Андреич поднялся опять, взглянул на записочку, лежавшую подле его тарелки и провозгласил тост за здоровье героя нашей последней кампании, князя Петра Ивановича Багратиона и опять голубые глаза графа увлажились слезами. Ура! опять закричали голоса 300 гостей, и вместо музыки послышались певчие, певшие кантату сочинения Павла Ивановича Кутузова.
«Тщетны россам все препоны,
Храбрость есть побед залог,
Есть у нас Багратионы,
Будут все враги у ног» и т.д.
Только что кончили певчие, как последовали новые и новые тосты, при которых всё больше и больше расчувствовался граф Илья Андреич, и еще больше билось посуды, и еще больше кричалось. Пили за здоровье Беклешова, Нарышкина, Уварова, Долгорукова, Апраксина, Валуева, за здоровье старшин, за здоровье распорядителя, за здоровье всех членов клуба, за здоровье всех гостей клуба и наконец отдельно за здоровье учредителя обеда графа Ильи Андреича. При этом тосте граф вынул платок и, закрыв им лицо, совершенно расплакался.


Пьер сидел против Долохова и Николая Ростова. Он много и жадно ел и много пил, как и всегда. Но те, которые его знали коротко, видели, что в нем произошла в нынешний день какая то большая перемена. Он молчал всё время обеда и, щурясь и морщась, глядел кругом себя или остановив глаза, с видом совершенной рассеянности, потирал пальцем переносицу. Лицо его было уныло и мрачно. Он, казалось, не видел и не слышал ничего, происходящего вокруг него, и думал о чем то одном, тяжелом и неразрешенном.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос, были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки, и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него. Пьер решительно не поверил ни намекам княжны, ни письму, но ему страшно было теперь смотреть на Долохова, сидевшего перед ним. Всякий раз, как нечаянно взгляд его встречался с прекрасными, наглыми глазами Долохова, Пьер чувствовал, как что то ужасное, безобразное поднималось в его душе, и он скорее отворачивался. Невольно вспоминая всё прошедшее своей жены и ее отношения с Долоховым, Пьер видел ясно, что то, что сказано было в письме, могло быть правда, могло по крайней мере казаться правдой, ежели бы это касалось не его жены. Пьер вспоминал невольно, как Долохов, которому было возвращено всё после кампании, вернулся в Петербург и приехал к нему. Пользуясь своими кутежными отношениями дружбы с Пьером, Долохов прямо приехал к нему в дом, и Пьер поместил его и дал ему взаймы денег. Пьер вспоминал, как Элен улыбаясь выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.