Коровин, Ювеналий Дмитриевич

Ювеналий Дмитриевич Коровин (7 января 1914, Екатеринбург — 16 февраля 1991) — русский художник. Заслуженный художник РСФСР.

Биография

Ювеналий Коровин родился 7 января 1914 года в Екатеринбурге. Отец был юристом (репрессирован в 1938 году), мать — учительница математики. Подростком подрабатывал в геологической партии. Окончил Московский институт изобразительных искусств (графический факультет). Среди его учителей В. А. Фаворский, К. Н. Истомин, М. С. Родионов, П. Я. Павлинов. Участник Великой Отечественной войны, служил чертёжником в 7-й армии на Карельском фронте. Член Союза художников СССР с 1946 года.

Работал в различных техниках: станковой живописи, эстампа, рисунка, литографии. Автор большой серии эстампов и рисунков, посвящённых советскому цирку, удостоенной золотой медали на выставке в Лейпциге осенью 1959 г. Автор серии акварелей и карандашных рисунков о VI фестивале молодежи и студентов в Москве.

Коровин был председателем бюро графической секции Московского союза художников; после скандала с посещением Хрущёвым выставки в Манеже по распоряжению парторганизации МОСХа отстранён работы в бюро секции, где состояли вызвавшие нападки «абстракционисты»; сам Коровин выступал против их преследования.

Книжный иллюстратор русской классики («Ревизор» Н. В. Гоголя) и детской литературы («Почта» и «Хороший день» С. Я. Маршака; «Детям» В. В. Маяковского; «Дядя Стёпа» С. В. Михалкова; «Чем пахнут ремёсла» и «Какого цвета ремёсла» Дж. Родари; русские народные сказки: «Морозко», «Сестрица Алёнушка и братец Иванушка», «Терёшечка» и др.). Для его иллюстраций характерно использование акварели.

Персональные выставки проходили в Москве (1962, 1999, 2003). Работы художника находятся в Третьяковской галерее, во многих региональных музеях.

Жена Коровина, Антонина Замышляева-Коровина, также была иллюстратором книг для детей.

Литература

Ювеналий Дмитриевич Коровин : праздник будней / авт.-сост. Ю. Э. Осмоловский. — М. : Советский художник, 1977. — 32 с. : ил., цв.ил. — 20000 экз.

Ссылки

• sovcom.ru/index.php?category=painters&painterstype=painter&painter=531
• d-knigi.ru/korovin_01
• www.mirpechati.ru/mp/mp2003/jun03/5.php

Отрывок, характеризующий Коровин, Ювеналий Дмитриевич

– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.