Королева Елизавета (фильм, 1912)
| Королева Елизавета | |
| Les Amours de la reine Élisabeth | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Адольф Цукор</br>Иозеф Энгель</br>Эдвин Портер |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
53 минуты |
| Страна | |
| Год | |
| IMDb | |
«Королева Елизавета»[1] (фр. La Reine Élisabeth, Les Amours de la reine Élisabeth) — французский художественный фильм Луи Меркантона[en] и Генри Десфонтейнеза[en], поставленный на студии Le Film d'Art в 1912 году.
Содержание
Сюжет
В фильме показан эпизод из жизни Елизаветы I, королевы Великобритании (1533—1603).
История создания
Осенью 1911 года франко-английский прокатчик Броклис занимался продажей (35 000 долларов) исключительного права демонстрации в США «Королевы Елизаветы» с Сарой Бернар. Однако на тот момент не было снято ни одного метра пленки, в наличии был только контракт, подписанный знаменитой актрисой. В результате переговоров цена была снижена до 18 000 долларов.[2]
Для съемок фильма была основана компания «Ингадин-филм», учредителями которой стали кинопрокатчик Иозеф Энгель, Эдвин Портер и Адольф Цукор.[2]
Фильм был снят в Лондоне, в мае 1912 года и тотчас же отправлен в США. Компания кинопатентов хотела запретить Адольфу Цукору демонстрировать картину, но он вышел из положения и привлек к рекламе фильма весьма известную в то время личность в нью-йоркском театральном мире — Даниеля Фромана[en]. В результате компания кинопатентов разрешила демонстрировать «Королеву Елизавету». Фильм вышел на экран 12 июля 1912 года в «Лисеум-тиэтр», арендованном на время мертвого театрального сезона. Большие плакаты с портретом Сары Бернар носили надпись: «Даниель Фроман показывает».[2]
«Королева Елизавета» пользовалась большим успехом. Несмотря на летний сезон, фильм проходит с триумфом в «Лисеум-тиэтр», «Дели-тиэтр» и чикагском «Пауэрс-тиэтр». Эл Лайтмен организовал демонстрацию фильма по всей стране, арендовав на время ряд театров. Прокат «Королевы Елизаветы» принес «Ингадин-филм» 80 000 долларов сбора.[2]
Художественные особенности
Режиссёр сумел избежать театрального штампа, характерного для фильмов общества Le Film d'Art[3].
В ролях
- Сара Бернар — королева Елизавета I
- Лу Теллеган[en] — Роберт Деверё, 2-й граф Эссекс
- Макс Максюдьян[fr]
- Жан Анжело[fr]
- Ги Фавьер[fr]
- Жорж Денеборг[fr]
Интересные факты
- Длина фильма составляет 1100 м (4 части)[3].
- Соратник Цукора Даниель Фроман[en] прежде торговал сосисками в Кони-Айленде.[2]
- Эл Лайтмен — бывший официант кафе.[2]
- В интервью американским журналистам Сара Бернар заявляла: «...С чувством глубокой благодарности обращаюсь я к богу, творцу человеческой изобретательности, ибо он дал людям власть сохранить для потомства мой величайший творческий успех - «Королеву Елизавету». Мне доставляет большую радость сознание, что отныне мой шедевр становится достоянием всех народов, и я надеюсь, что его оценят по заслугам еще до того, как я уйду в небытие, и будут долго ценить после моей смерти...». (Жордж Садуль[2])
См. также
- Киностудия Le Film d’Art
- Сара Бернар
Напишите отзыв о статье "Королева Елизавета (фильм, 1912)"
Примечания
Ссылки
|
Это заготовка статьи о французском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
Отрывок, характеризующий Королева Елизавета (фильм, 1912)
Как ни страшна казалась для графини мысль, что князь Андрей мог (весьма вероятно, по словам доктора) умереть во время дороги на руках ее дочери, она не могла противиться Наташе. Хотя вследствие теперь установившегося сближения между раненым князем Андреем и Наташей приходило в голову, что в случае выздоровления прежние отношения жениха и невесты будут возобновлены, никто, еще менее Наташа и князь Андрей, не говорил об этом: нерешенный, висящий вопрос жизни или смерти не только над Болконским, но над Россией заслонял все другие предположения.Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
