Список правителей Наварры

Это список королей Памплоны, впоследствии Наварры. Памплона, название столицы, употреблялось как единственное или основное название королевства до унии с Арагоном (1076—1134). Однако территориальное обозначение Наварра вошло в употребление в качестве альтернативного имени в конце X века, хотя употреблялось значительно реже. Арагонские короли создали графство под названием Наварра в центральной части королевства Памплона. После восстановления независимости (с 1134 г.) королевство именовалось Наварра.

Династия Иньигес (ок. 824—905)

Династия Иньигес Династия Иньигесов основала Наваррское королевство (в Памплоне) около 824 г. после успешного восстания против номинальной власти Франкской империи Каролингов. 824—852 Иньиго I Ариста 852—870 Гарсия I, сын, регент во время паралича Иньиго в (842—852) гг. Первым из правителей Наварры / Памплоны принял королевский титул 882—905 Фортун I Одноглазый, сын, в плену в Кордове 860—880 гг.

Династия Хименес Династия Хименес играла роль соправителей Иньигесов бо́льшую часть IX века. В конце концов, Хименесы сами заняли наваррский трон; эти монархи перечисляются ниже.  ???—??? Химено I, вместе с Иньиго Аристо посылал послов к франкскому двору в 850 г. 870—882 Гарсия II, сын, правил сначала в «другой части королевства», по-видимому, в качестве соправителя Гарсии I, а после его смерти — король всей Наварры 882—905 Иньиго II, сын, соправитель Фортуна Гарсеса

Портрет	Имя	Годы жизни	Годы правления	Комментарии	Ссылки
Династия Хименес
	Санчо I Гарсес	ок. 860 — 11 декабря 925	905—925	Сын Гарсии II Хименеса. Его супруга Тода была внучкой короля Фортуна Гарсеса
	Химено II Гарсес	? — 29 мая 931	925—931
	Гарсия I Санчес	ок. 919 — 22 февраля 970	931—970
	Санчо II Абарка	не ранее 935 — декабрь 994	970—994
	Гарсия II Санчес	ок. 964 — 29 июля 1000	994—1000
	Санчо III	ок. 985 — 18 октября 1035	1004—1035
	Гарсия III	? — 15 сентября 1054	1035—1054
	Санчо IV	? — 1076	1054—1076
With the assassination of Sancho IV, Navarre was partitioned by his cousins Alfonso VI of Castile and Sancho Ramirez of Aragon, and the latter made king, leading to more than half-a-century of Aragonese control.
	Санчо V	ок. 1042/1043 — 4 июня 1094	1076—1094
	Педро I	ок. 1068/1069 — 27 сентября 1104	1094—1104
	Альфонсо I Воитель	1073 — 7 сентября 1134	1104—1134
The death of Alfonso led to a succession crisis in Aragon, and the nobles of Navarre took advantage to reestablish an independent monarchy, crowning a grandnephew (through an illegitimate brother) of the assassinated Sancho IV.
	Гарсия IV	? — 1150	1134—1150
	Санчо VI	? — 27 июня 1194	1150—1194
	Санчо VII	? — 1234	1194—1234
Династия графов Шампани
	Теобальдо I Великий	3/30 мая 1201 — 8 июля 1253	1234—1253
	Теобальдо II	1238 — 4 декабря 1270	1253 — 4 декабря 1270
	Генрих I Толстый	ок. 1244 — 22 июля 1274	1270 — 22 июля 1274
	Иоанна I	17 апреля 1271 — 4 апреля 1305	22 июля 1274 — 4 апреля 1305
Династия Капетингов
	Филипп I Красивый	апрель/июнь 1268 — 29 ноября 1314	1284—1305
	Людовик I Сварливый	4 октября 1289 — 5 июня 1316	4 апреля 1305 — 5 июня 1316
	Иоанн I Посмертный	15 ноября 1316 — 20 ноября 1316	15 ноября 1316 — 20 ноября 1316	Родился через несколько месяцев после смерти отца и сразу был провозглашён королём, однако король-младенец умер уже через 5 дней сразу после крещения.
	Филипп II Длинный	17 ноября 1291 — 3 января 1322	20 ноября 1316 — 3 января 1322
	Карл I Красивый	18 июня 1294 — 1 февраля 1328	3 января 1322 — 1 февраля 1328
	Жанна (Хуанна) II	28 января 1312 — 6 октября 1349	1 февраля 1328 — 6 октября 1349
Династия Эврё
	Филипп III	27 марта 1306 — 23 сентября 1343	1 февраля 1328 — 23 сентября 1343
	Карл II Злой	10 октября 1332 — 1 января 1387	6 октября 1349 — 1 января 1387
	Карл III Благородный	22 июля 1361 — 8 сентября 1425	1 января 1387 — 8 сентября 1425
	Бланка I	6 июля 1387 — 1 апреля 1441	8 сентября 1425 — 1 апреля 1441
Династия Трастамара
	Хуан II	29 июня 1397 — 20 января 1479	1425—1479 (де-факто) 1425—1441 (де-юре)
	Карл IV Вианский	29 мая 1421 — 23 сентября 1461	1441—1461
	Бланка II Наваррская	9 июня 1424 — 2 декабря 1464	23 сентября 1461 — 2 декабря 1464
	Леонора	2 февраля 1426 — 12 февраля 1479	28 января 1479 — 12 февраля 1479	Регентша в 1455—1479 годах
Династия Фуа
	Франциск Феб	1467 — 30 января 1483	12 февраля 1479 — 7 января 1483
	Екатерина де Фуа	1468—1517	7 января 1483 — 12 февраля 1517
	Жан де Фуа	1450—1500	1483—1497
	Гастон де Фуа	10 декабря 1489 — 11 апреля 1512	1497 — 11 апреля 1512
	Жермена де Фуа	1488 — 18 октября 1538	1512 — 18 октября 1538
Династия Альбре
	Жан III д’Альбре		1484—1516
	Генрих II Наваррский	1503—1555	1516—1555
	Иоанна III	1528—1572	1555—1572
Династия Бурбонов
	Антуан де Бурбон	1518—1562	1555-1562
	Генрих III	1553—1610	1572—1610
	Людовик II	1601—1643	1610-1620

Генрих III Наваррский стал королём Франции Генрихом IV, и с этого времени корона Наварры перешла к королям Франции. В 1620 г. Нижняя Наварра включена в состав Франции, хотя французские короли продолжали носить титул Король Наварры до 1791 г.; впоследствии он был восстановлен с 1814 по 1830 г. в период Реставрации.

Претенденты на трон Испании из карлистской ветви Бурбонов использовали испанскую Наварру как оплот в годы т. н. Карлистских войн, но они равным образом претендовали на все титулы испанской короны.

Нынешние претенденты

• Алиса, герцогиня Калабрийская претендует на трон королевства Наварра в соответствии с его «исконным феодальным порядком престолонаследия», как гласит информация на официальном сайте её и её сына инфанта Карлоса [www.borbone-due-sicilie.org/english/genealogy.html].
• Луи-Альфонс, герцог Анжуйский — нынешний легитимистский претендент на трон Франции и Наварры. Его претензия на наваррскую корону основывается на изменённом порядке престолонаследия (в соответствии с салическим законом), введенном в действие Людовиком XIII.

Хуан Карлос I, царствующий король Испании (которой принадлежит основная часть исторической наваррской территории), носит титул король Наварры как часть его расширенной титулатуры, унаследованной от прежних монархов Испании (королей Кастилии и Арагона).

Ссылки

• Анонимные авторы. [kuprienko.info/las-cronicas-de-la-espana-medieval-reconquista-chronicon-de-cardena-los-anales-toledanos-al-ruso/ Испанские средневековые хроники: Хроника Карденьи I. Хроника Карденьи II. Анналы Толедо I. Анналы Толедо II. Анналы Толедо III.]. www.kuprienko.info (А. Скромницкий) (24 августа 2011). Проверено 17 ноября 2012. [archive.is/qiOz Архивировано из первоисточника 4 декабря 2012].

Список монархов христианских королевств Иберийского полуострова, от Реконкисты до наших дней
Португалия	Испания
	Корона Кастилии				Наварра	Корона Арагона
	Галисия	Астурия	Леон	Кастилия		Арагон	Барселона	Валенсия	Мальорка

Отрывок, характеризующий Список правителей Наварры

Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.


В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.


В третьем часу еще никто не заснул, как явился вахмистр с приказом выступать к местечку Островне.
Все с тем же говором и хохотом офицеры поспешно стали собираться; опять поставили самовар на грязной воде. Но Ростов, не дождавшись чаю, пошел к эскадрону. Уже светало; дождик перестал, тучи расходились. Было сыро и холодно, особенно в непросохшем платье. Выходя из корчмы, Ростов и Ильин оба в сумерках рассвета заглянули в глянцевитую от дождя кожаную докторскую кибиточку, из под фартука которой торчали ноги доктора и в середине которой виднелся на подушке чепчик докторши и слышалось сонное дыхание.
– Право, она очень мила! – сказал Ростов Ильину, выходившему с ним.
– Прелесть какая женщина! – с шестнадцатилетней серьезностью отвечал Ильин.
Через полчаса выстроенный эскадрон стоял на дороге. Послышалась команда: «Садись! – солдаты перекрестились и стали садиться. Ростов, выехав вперед, скомандовал: «Марш! – и, вытянувшись в четыре человека, гусары, звуча шлепаньем копыт по мокрой дороге, бренчаньем сабель и тихим говором, тронулись по большой, обсаженной березами дороге, вслед за шедшей впереди пехотой и батареей.
Разорванные сине лиловые тучи, краснея на восходе, быстро гнались ветром. Становилось все светлее и светлее. Ясно виднелась та курчавая травка, которая заседает всегда по проселочным дорогам, еще мокрая от вчерашнего дождя; висячие ветви берез, тоже мокрые, качались от ветра и роняли вбок от себя светлые капли. Яснее и яснее обозначались лица солдат. Ростов ехал с Ильиным, не отстававшим от него, стороной дороги, между двойным рядом берез.
Ростов в кампании позволял себе вольность ездить не на фронтовой лошади, а на казацкой. И знаток и охотник, он недавно достал себе лихую донскую, крупную и добрую игреневую лошадь, на которой никто не обскакивал его. Ехать на этой лошади было для Ростова наслаждение. Он думал о лошади, об утре, о докторше и ни разу не подумал о предстоящей опасности.
Прежде Ростов, идя в дело, боялся; теперь он не испытывал ни малейшего чувства страха. Не оттого он не боялся, что он привык к огню (к опасности нельзя привыкнуть), но оттого, что он выучился управлять своей душой перед опасностью. Он привык, идя в дело, думать обо всем, исключая того, что, казалось, было бы интереснее всего другого, – о предстоящей опасности. Сколько он ни старался, ни упрекал себя в трусости первое время своей службы, он не мог этого достигнуть; но с годами теперь это сделалось само собою. Он ехал теперь рядом с Ильиным между березами, изредка отрывая листья с веток, которые попадались под руку, иногда дотрогиваясь ногой до паха лошади, иногда отдавая, не поворачиваясь, докуренную трубку ехавшему сзади гусару, с таким спокойным и беззаботным видом, как будто он ехал кататься. Ему жалко было смотреть на взволнованное лицо Ильина, много и беспокойно говорившего; он по опыту знал то мучительное состояние ожидания страха и смерти, в котором находился корнет, и знал, что ничто, кроме времени, не поможет ему.
Только что солнце показалось на чистой полосе из под тучи, как ветер стих, как будто он не смел портить этого прелестного после грозы летнего утра; капли еще падали, но уже отвесно, – и все затихло. Солнце вышло совсем, показалось на горизонте и исчезло в узкой и длинной туче, стоявшей над ним. Через несколько минут солнце еще светлее показалось на верхнем крае тучи, разрывая ее края. Все засветилось и заблестело. И вместе с этим светом, как будто отвечая ему, раздались впереди выстрелы орудий.