Королевская аудиенсия Манилы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Королевская аудиенсия и канцелярия Манилы (исп. Audiencia y Cancillería Real de Manila) — суд апелляционной инстанции и административная структура в вице-королевстве Новая Испания.

В XVI веке испанские мореплаватели открыли много островов в Тихом океане, объявив их владениями испанской короны. Для управления заселяемыми и завоёвываемыми территориями в 1574 году было образовано Генерал-капитанство Филиппины, в административном плане входящее в состав вице-королевства Новая Испания. 5 мая 1583 года король Филипп II издал декрет об учреждении в Новой Испании королевской аудиенсии в Маниле на острове Лусон.

Президентом Аудиенсии являлся губернатор и генерал-капитан Филиппин. В состав Аудиенсии входили четверо заседателей, которые также были судьями по уголовным делам, налоговый инспектор, главный альгуасиль, лейтенант главного канцлера и ряд других министров и должностных лиц, которые управляли всеми территориями Испанской Ост-Индии, как уже открытыми на тот момент, так и теми что будут открыты в дальнейшем. Королевский декрет устанавливал, что президент аудиенсии (то есть генерал-губернатор) должен консультироваться с членами Аудиенсии по вопросам управления, чтобы они высказали ему своё мнение, и выслушав его, поступал наиболее подходящим образом во благо господа и короля.

6-й губернатор Филиппин Гомес Перес дас Мариньас, недовольный ограничениями, которыми Аудиенсия ограничивала его власть, в 1590 году распустил её, отправив судей в Мексику. В 1596 году генерал-губернатор Франсиско де Тельо де Гусман воссоздал Аудиенсию.

За долгую историю Филиппин Аудиенсия не раз временно исполняла функции губернатора, когда тот находился в дальних военных походах, или организовывала оборону от англичан и голландцев во время военных действий.


Напишите отзыв о статье "Королевская аудиенсия Манилы"

Отрывок, характеризующий Королевская аудиенсия Манилы

– Как здоровье…
Он замялся, не зная, прилично ли назвать умирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.
– Il a eu encore un coup, il y a une demi heure. Еще был удар. Courage, mon аmi… [Полчаса назад у него был еще удар. Не унывать, мой друг…]
Пьер был в таком состоянии неясности мысли, что при слове «удар» ему представился удар какого нибудь тела. Он, недоумевая, посмотрел на князя Василия и уже потом сообразил, что ударом называется болезнь. Князь Василий на ходу сказал несколько слов Лоррену и прошел в дверь на цыпочках. Он не умел ходить на цыпочках и неловко подпрыгивал всем телом. Вслед за ним прошла старшая княжна, потом прошли духовные лица и причетники, люди (прислуга) тоже прошли в дверь. За этою дверью послышалось передвиженье, и наконец, всё с тем же бледным, но твердым в исполнении долга лицом, выбежала Анна Михайловна и, дотронувшись до руки Пьера, сказала:
– La bonte divine est inepuisable. C'est la ceremonie de l'extreme onction qui va commencer. Venez. [Милосердие Божие неисчерпаемо. Соборование сейчас начнется. Пойдемте.]
Пьер прошел в дверь, ступая по мягкому ковру, и заметил, что и адъютант, и незнакомая дама, и еще кто то из прислуги – все прошли за ним, как будто теперь уж не надо было спрашивать разрешения входить в эту комнату.


Пьер хорошо знал эту большую, разделенную колоннами и аркой комнату, всю обитую персидскими коврами. Часть комнаты за колоннами, где с одной стороны стояла высокая красного дерева кровать, под шелковыми занавесами, а с другой – огромный киот с образами, была красно и ярко освещена, как бывают освещены церкви во время вечерней службы. Под освещенными ризами киота стояло длинное вольтеровское кресло, и на кресле, обложенном вверху снежно белыми, не смятыми, видимо, только – что перемененными подушками, укрытая до пояса ярко зеленым одеялом, лежала знакомая Пьеру величественная фигура его отца, графа Безухого, с тою же седою гривой волос, напоминавших льва, над широким лбом и с теми же характерно благородными крупными морщинами на красивом красно желтом лице. Он лежал прямо под образами; обе толстые, большие руки его были выпростаны из под одеяла и лежали на нем. В правую руку, лежавшую ладонью книзу, между большим и указательным пальцами вставлена была восковая свеча, которую, нагибаясь из за кресла, придерживал в ней старый слуга. Над креслом стояли духовные лица в своих величественных блестящих одеждах, с выпростанными на них длинными волосами, с зажженными свечами в руках, и медленно торжественно служили. Немного позади их стояли две младшие княжны, с платком в руках и у глаз, и впереди их старшая, Катишь, с злобным и решительным видом, ни на мгновение не спуская глаз с икон, как будто говорила всем, что не отвечает за себя, если оглянется. Анна Михайловна, с кроткою печалью и всепрощением на лице, и неизвестная дама стояли у двери. Князь Василий стоял с другой стороны двери, близко к креслу, за резным бархатным стулом, который он поворотил к себе спинкой, и, облокотив на нее левую руку со свечой, крестился правою, каждый раз поднимая глаза кверху, когда приставлял персты ко лбу. Лицо его выражало спокойную набожность и преданность воле Божией. «Ежели вы не понимаете этих чувств, то тем хуже для вас», казалось, говорило его лицо.