Саги о королях

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Королевские саги»)
Перейти к: навигация, поиск

Саги о королях (норв. Kongesagaer, "королевские саги") — один из жанров средневековой исландской литературы. Действие таких саг происходит в скандинавских королевствах, главным образом в Норвегии.





История жанра

Есть сведения, что какие-то тексты о норвежских королях были написаны Сэмундом Мудрым (вероятно на латыни) и Ари Мудрым (на исландском языке)[1]. Оба эти произведения до нас не дошли. Первой из известных нам "саг о королях" может считаться сага о Сигурде Мунне и Инги Горбуне - Hryggjarstykki - составленная приблизительно в 1150 - 1170 гг. и тоже не сохранившаяся.

Около 1190 года в Исландии появился целый ряд саг, посвящённых королям, крестившим Норвегию, - Олаву сыну Трюггви и Олаву Святому. В период с 1180-х годов в Норвегии создавалась "Сага о Сверрире", о которой известно, что по крайней мере часть текста была записана исландским аббатом Карлом Йонссоном под непосредственным руководством короля Сверрира[2]..

С конца XII века начинают появляться большие своды саг, представляющие собой уже рассказ не об отдельном короле, а о всей истории Норвегии с легендарных времён до 1177 года - того момента, с которого начинается действие "Саги о Сверрире". Первым таким произведением стал "Обзор саг о норвежских конунгах" - возможно, единственная сага этого жанра, написанная норвежцем, а не исландцем. Затем были составлены "Гнилая кожа", описывающая период с 1035 по 1177 гг., и "Красивая кожа", в которой повествование начинается со времён Хальвдана Чёрного. Около 1230 года был составлен "Круг Земной" - эталонное произведение этого жанра.

Последние "саги о королях" были созданы в конце XIII века. Среди них - написанные Стурлой Тордарсоном "Сага о Хаконе Старом" и "Сага о конунге Магнусе Исправителе Законов".

Характерные особенности

В отличие от "саг об исландцах", "саги о королях" часто имели заказчика - в лице или правителя, или церковного иерарха. При этом, сохраняя внешнюю тенденциозность, авторы саг не умели замалчивать факты, противоречившие их концепции, - скажем, жестокость королей-крестителей[3].

Существует достаточно много "саг о королях", разрабатывающих один и тот же сюжет, то есть разных саг об одном короле, при этом воспринимавшихся авторами как одна и та же сага. Их сравнение позволяет получить информацию о том, как составители саг привносили в повествование скрытый вымысел.

Но наиболее существенное отличие "королевских саг" от "родовых" заключается в том, что в "королевских сагах" рассказывается о событиях в стране, где, в противоположность Исландии, было государство, была государственная власть, сосредоточенная в руках одного человека. О главе государства, короле, и его правлении и повествует сага. В "родовых сагах" та или иная распря между членами исландского общества описывается полностью, упоминаются все её участники и все события, имеющие к ней отношение. Между тем в "королевских сагах" охват описываемого менее полон: все, имеющее отношение к правлению данного короля, все, что происходит в государстве во время его правления, не может, естественно, быть охвачено, и поэтому неизбежен отбор фактов. Но тем самым "королевские саги" ближе к исторической правде нашего времени, к истории как науке, чем "родовые саги": ведь история как наука тоже подразумевает выборочное описание действительности прошлого в силу невозможности её охвата во всей живой полноте.

— М.И.Стеблин-Каменский. Древнескандинавская литература[4].

Основные "саги о королях"

Саги, которые иногда причисляют к "сагам о королях"

Публикации на русском языке

  • Круг земной. М., 1980.
  • Сага о Сверрире. М., 1988.

Напишите отзыв о статье "Саги о королях"

Литература

  • Стеблин-Каменский, М.И. Мир саги. М., 1971.
  • Стеблин-Каменский, М.И. Древнескандинавская литература. М., 1978.
  • Hermannsson, Halldó Bibliography of the sagas of the kings of Norway and related sagas and tales (BiblioBazaar. 2009).
  • Jakobsson, Ármann; McTurk, Rory (ed.) A Companion to Old Norse-Icelandic Literature and Culture (Blackwell Publishing, 2004).
  • Whaley, Diana Heimskringla: An Introduction (Viking Society for Northern Research Text, 1991).
  • Wolf, Kirsten The Legends of the Saints in Old Norse-Icelandic Prose (University of Toronto Press. 2013).

Примечания

  1. М.И.Стеблин-Каменский. "Круг земной" как литературный памятник// Круг земной. М., 1980. С.588 - 589.
  2. "...Сам Сверрир конунг говорил ему, что писать" (Сага о Сверрире, Пролог).
  3. См., например: Сага об Олаве сыне Трюггви, LXII.
  4. [ulfdalir.ru/literature/1465/1470 М.И.Стеблин-Каменский. Древнескандинавская литература]

Отрывок, характеризующий Саги о королях

На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.

Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Очевидно, русское гнездо было разорено и уничтожено; но за уничтожением этого русского порядка жизни Пьер бессознательно чувствовал, что над этим разоренным гнездом установился свой, совсем другой, но твердый французский порядок. Он чувствовал это по виду тех, бодро и весело, правильными рядами шедших солдат, которые конвоировали его с другими преступниками; он чувствовал это по виду какого то важного французского чиновника в парной коляске, управляемой солдатом, проехавшего ему навстречу. Он это чувствовал по веселым звукам полковой музыки, доносившимся с левой стороны поля, и в особенности он чувствовал и понимал это по тому списку, который, перекликая пленных, прочел нынче утром приезжавший французский офицер. Пьер был взят одними солдатами, отведен в одно, в другое место с десятками других людей; казалось, они могли бы забыть про него, смешать его с другими. Но нет: ответы его, данные на допросе, вернулись к нему в форме наименования его: celui qui n'avoue pas son nom. И под этим названием, которое страшно было Пьеру, его теперь вели куда то, с несомненной уверенностью, написанною на их лицах, что все остальные пленные и он были те самые, которых нужно, и что их ведут туда, куда нужно. Пьер чувствовал себя ничтожной щепкой, попавшей в колеса неизвестной ему, но правильно действующей машины.
Пьера с другими преступниками привели на правую сторону Девичьего поля, недалеко от монастыря, к большому белому дому с огромным садом. Это был дом князя Щербатова, в котором Пьер часто прежде бывал у хозяина и в котором теперь, как он узнал из разговора солдат, стоял маршал, герцог Экмюльский.
Их подвели к крыльцу и по одному стали вводить в дом. Пьера ввели шестым. Через стеклянную галерею, сени, переднюю, знакомые Пьеру, его ввели в длинный низкий кабинет, у дверей которого стоял адъютант.
Даву сидел на конце комнаты над столом, с очками на носу. Пьер близко подошел к нему. Даву, не поднимая глаз, видимо справлялся с какой то бумагой, лежавшей перед ним. Не поднимая же глаз, он тихо спросил:
– Qui etes vous? [Кто вы такой?]
Пьер молчал оттого, что не в силах был выговорить слова. Даву для Пьера не был просто французский генерал; для Пьера Даву был известный своей жестокостью человек. Глядя на холодное лицо Даву, который, как строгий учитель, соглашался до времени иметь терпение и ждать ответа, Пьер чувствовал, что всякая секунда промедления могла стоить ему жизни; но он не знал, что сказать. Сказать то же, что он говорил на первом допросе, он не решался; открыть свое звание и положение было и опасно и стыдно. Пьер молчал. Но прежде чем Пьер успел на что нибудь решиться, Даву приподнял голову, приподнял очки на лоб, прищурил глаза и пристально посмотрел на Пьера.
– Я знаю этого человека, – мерным, холодным голосом, очевидно рассчитанным для того, чтобы испугать Пьера, сказал он. Холод, пробежавший прежде по спине Пьера, охватил его голову, как тисками.
– Mon general, vous ne pouvez pas me connaitre, je ne vous ai jamais vu… [Вы не могли меня знать, генерал, я никогда не видал вас.]