Королевство Венгрия (1920—1946)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Королевство Венгрия (1920—1944)»)
Перейти к: навигация, поиск
Королевство Венгрия
венг. Magyar Királyság
Регентство

1920 — 1946



Флаг Герб
Девиз
Regnum Mariae Patrona Hungariae
Гимн
Himnusz

Королевство Венгрия в 1920 (жёлтым) и 1941 (+ зелёным) годах
Столица Будапешт
Язык(и) Венгерский
Денежная единица Венгерская крона, Венгерский пенгё
Форма правления Конституционная монархия
Регент Венгерского Королевства
 - 1 марта 1920 — 15 октября 1944 Миклош Хорти
К:Появились в 1920 годуК:Исчезли в 1946 году

Королевство Венгрия (венг. Magyar Királyság) — официальное название Венгрии в период 1920—1946 годов, находившейся под властью регента Миклоша Хорти («Хортистская Венгрия»). Официально являвшийся королём Венгрии Карл IV, умерший в 1922 г., как и его сын — наследник Отто Габсбург, так и не смогли вернуть себе реальную власть в Венгрии в связи с угрозой войны с соседними государствами, а также из-за противодействия со стороны регента Хорти. Королевство Венгрия было одним из государств «оси» в годы Второй мировой войны, однако в 1944 году страна была оккупирована нацистской Германией.



Создание

4 июня 1920 года между Венгрией и странами Антанты был подписан Трианонский мирный договор, закрепивший послевоенное положение. По нему Венгрия как проигравшая сторона лишилась ⅔ территории.

6 августа 1919 года правительство Венгерской Советской Республики пало под ударами румынских войск, а его руководители бежали в Австрию. В обстановке хаоса и безвластия на неоккупированной румынскими войсками территории Венгрии была создана венгерская национальная армия под командованием Миклоша Хорти. Его войска жестоко расправились с дезорганизованными коммунистическими силами, а 16 ноября 1919 года вошли в Будапешт.

После вывода оккупационных войск Румынии в 1920 году коалиция правых политических сил объединилась и вернула Венгрии конституционную монархию. Выбор нового короля был задержан из-за гражданской войны и поэтому было принято решение избрать регента. Бывший адмирал австро-венгерского флота Миклош Хорти был избран регентом и оставался им до падения государства, став таким образом уникальным в своем роде руководителем — «адмиралом без флота, регентом в королевстве без короля».

Вторая мировая война

Венгрия присоединилась к Германии и Италии во время их вторжения в Югославию в 1941 году. По итогам кампании Венгрии было разрешено присоединить Бачку, регион в Воеводине, в котором проживало значительное количество сербов, а также регионы Прекмурье и Меджимурье, имевшие словенское и хорватское национальные большинства соответственно. Другие претензии к Хорватии были прекращены после создания Независимого Государства Хорватия, союзного нацистской Германии и Румынии против Советского Союза. Опасаясь укрепления Румынии, венгерское правительство направило войска для поддержки вермахта против Советского Союза. Венгерские войска понесли большие потери во время Сталинградской битвы. В 1944 году, когда советские войска уже быстро продвигались на запад, 19 марта 1944 года пацифистски настроенная часть оппозиции объединилась в Венгерский фронт (Magyar Front), в который вошли КПВ, СДПВ и НПМСХ, каждая из которых делегировала по одному представителю в исполнительный комитет (Intéző Bizottság) Венгерского фронта. 11 октября 1944 года Венгрия заключила перемирие с государствами Антигитлеровской коалиции, 15 октября соглашение о перемирии было опубликовано, однако уже 16 октября М. Хорти отказался от полномочий в пользу в этот же день назначенного премьер-министра, лидера фашистской партии «Скрещённые стрелы» — Ференца Салаши. На территорию Венгрии был введён вермахт.

1 февраля 1946 года Национальное Собрание упразднило монархию и провозгласило Венгерскую Республику.

Напишите отзыв о статье "Королевство Венгрия (1920—1946)"

Литература

  • Асташин Н. А. Миклош Хорти: адмирал в своём лабиринте // До и после Версаля. — М.: Индрик, 2009. — [www.inslav.ru/images/stories/pdf/2009_Do_i_posle_Versal'a.pdf с. 374-393.] — ISBN 978-5-91674-059-2

Отрывок, характеризующий Королевство Венгрия (1920—1946)

Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.
Чуткая княжна Марья с первого взгляда на лицо Наташи поняла все это и с горестным наслаждением плакала на ее плече.
– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.